Михаил Зощенко. Гибель человека
Кончено. Баста! Никакой жалости к людям не осталось в моем сердце.
Вчера еще до шести часов вечера сочувствовал и уважал людей, а нынче не могу, ребятишки. До последней точки докатилась людская неблагодарность.
Вчера, извольте видеть, за мою жалость к ближнему человеку отчаянно пострадал и, может, даже предстану перед народным судом в ближайшем будущем.
Баста. Зачерствело мое сердце. Пущай ближние больше на меня не рассчитывают.
А шел я вчера по улице. Иду я вчера по улице и вижу - народ будто стоит, скопившись подле ворот. И кто-то отчаянно охает. И кто-то руками трясет, И вообще вижу – происшествие. Подхожу. Спрашиваю об чем шум.
– Да вот, говорят, тут ногу сломал один гражданин. Идти теперь не может..,
– Да уж, говорю, тут не до ходьбы.
Растолкал я публику и подхожу ближе к месту действия. И вижу – какой-то человечишко действительно лежит на плитуаре. Морда у него отчаянно белая и нога в брюке сломана. И лежит он, сердечный друг, упершись башкой в самую тумбу и бормочет:
– Мол, довольно склизко, граждане, извиняюсь. Шел и упал, конечно. Нога–вещь непрочная.
Сердце у меня горячее, жалости к людям много и вообще не могу видеть гибель человека на улице.
– Братцы, говорю, да, может, он член союза. Надо же предпринять тем не менее.
И сам, конечно, бросаюсь в телефонную будку. Вызываю скорую помощь. Говорю: нога сломана у человека, поторопитесь по адресу.
Приезжает карета. В белых балахонах сходят оттеда четыре врача. Разгоняют публику и укладывают пострадавшего человека на носилки.
Между прочим, вижу – этот человек совершенно не желает, чтобы его положили на носилки. Пихает всех четырех врачей остатней, здоровой ногой и до себя не допущает.
– Пошли вы, говорит, все четыре врача туда-сюда. Я, говорит, может, домой тороплюся.
И сам чуть, знаете, не плачет.
– Что, - думаю, - за смятение ума у человека.
И вдруг произошло некоторое замешательство. И вдруг слышу – меня кличут.
– Это, говорят, дядя, ты вызывал карету скорой помощи?
– Я, говорю.
– Ну, так, говорят, придется тебе через это отвечать по всей строгости революционных законов. Потому как зря карету вызвал – у гражданина искусственная нога обломилась.
Записали мою фамилию и отбыли.
И чтобы я после этого факта еще расстраивал свое благородное сердце–ни в жисть! Пущай убивают на моих глазах человека – ни по чем не поверю. Потому – может, для киносъемки его убивают.
И вообще ничему теперь не верю, – время такое невероятное.