Эллинизм в эссеистике Джона Фаулза
А. А. Павлова
В статье рассматриваются истоки зарождения интереса Джона Фаулза к Греции и эллинистическому наследию на материале эссеистики писателя.
Ключевые слова: Греция, эллинизм Фаулза, эссе.
В истории мировой, и в частности английской, литературы XX век отмечен небывалой активизацией интереса писателей к эллинистическому наследию. В Англии на античную тематику пишут Д. Джойс, Р. Тревельян, Э. М. Форстер, Л. Даррелл, Р. Грейвз, У. Голдинг, Д. Линдсей, Д. Уинтерсон и др. В этом ряду нельзя не назвать имя Джона Фаулза. Страстный поклонник Греции, греческой литературы, философии, мифологии, Фаулз создает ряд произведений, в которых, так или иначе, просматривается «греческая тема»: философский трактат «Аристос» («Aris- tos», 1964), вызванный к жизни чтением Гераклита; роман «Волхв» («The Magus», 1965), пронизанный аллюзиями на греческую мифологию; эссе «Греция» («Greece», 1996) и «Что стоит за «Магом» («Behind The Magus», 1994), наполненные впечатлениями о первой встрече писателя с Грецией; эссе «Острова» («Islands», 1978), посвященное «Одиссее» Гомера. В рамках данной статьи обратимся к эссеистике писателя, которая дает богатый материал для изучения эллинистической концепции Джона Фаулза и раскрывает истоки зарождения любви писателя к эллинистической культуре и природе Греции.
Первое знакомство Фаулза с Грецией произошло в январе 1952 г., когда он приехал на греческий остров Спетсаи в качестве преподавателя английского языка. Фаулз признается, что с первого взгляда влюбился в природную Грецию (agria Ellada — так он ее называет), и этот «роман» длился до конца его жизни: «Я безнадежно, непреодолимо влюбился в природную Грецию в первый же день после моего приезда в Афины <...> Природная Греция была так прекрасна, что от этой красоты перехватывало дыхание и замирало сердце» (Фаулз, 2004b: 131). Фаулз воспринимает Грецию как поистине «рай на земле». Он восхищается греческим пейзажем, изобилующим всевозможными красками, любуется редкими видами птиц и цветов, величественными холмами, покрытыми темно-зеленым сосновым лесом, безоблачным синим небом, ослепительным солнечным светом и морем, раскрашенным в самые разные цвета. Писателя охватывает состояние «средиземноморской эйфории»: ему кажется, будто он «повис в сверкающем воздухе, вне времени, неподвижно паря над высочайшим единением стихий» (Фаулз, 2004b: 119). По мнению писателя, такие ландшафты, такие красоты природы, те эмоции, которые испытываешь в соприкосновении с ними, «неизмеримо развивают человека». Пережитое Фаулзом на греческом острове оказалось исключительно важным, оставило глубочайшее впечатление, как бы впечаталось в душу писателя. К нему приходит своеобразное озарение — осознание того, что он жаждет этого существования, испытывает радость бытия (этими эмоциями будет наполнен первый роман Фаулза «Волхв», задуманный на том греческом острове).
Созерцая восхитительный античный ландшафт, Джон Фаулз приходит к выводу, что развитие величайшей культуры греков было «всего лишь результатом воздействия пейзажа и света на людей восприимчивых» (Фаулз, 2004b: 119). В этом кроется объяснение мудрости, красоты и детскости Греции. «Мудрость лежит на высотах, а греческие ландшафты изобилуют такими высотами» (Фаулз, 2004b: 119). Красота природы ощущается во всем, что окружает человека. А детскость таится в том, что красота эта — как ребенок — неподдельная, естественная, чистая и в то же время очень простая.
Особое значение в неповторимом, гармоничном греческом пейзаже Фаулз придавал свету. По мысли Фаулза, греки — особый народ. «Греки с самого начала истории и до ее конца видят, чувствуют, воспринимают свет не так, как другие. Это переживание на бесконечность сильнее...» (Фаулз, 2004b: 124). Именно свет несет в себе всю красоту и истину, все загадки древнегреческой культуры. Греческий свет — это свет Аполлона, и в этом качестве он представляет бесценный дар Эллады западной и мировой культуре в целом. Божественный сын Зевса придает ему чистоту, гармонию, тайное или явное чувство меры, т. е. те составляющие, которые характеризуют дух эллинизма и придают ему особую индивидуальность.
Автор отмечает не только значение света для человека — жителя Греции, но и его влияние на формирование греческой культуры и искусства в целом: «Он присутствует в каждой мысли Гераклита, Сократа и Платона, он — в каждой расписанной вазе, в каждом пейзаже, в каждом анемоне и в каждой орхидее, в каждой строке Сефериса и Кавафи, почти в каждой таверне» (Фаулз, 2004b: 124).
Естественный свет греческой земли с ее непревзойденной прозрачностью и ясностью, которые, по одной из версий, подарили ей имя — Hellas (Эллада), безусловно, был определяющим условием достижения высоких духовных и художественных вершин. Именно он, по мысли Фаулза, движет борьбой противоположностей, преобразуя чудесным образом чувственное в сверхъестественное и метафизическое, именно он придает масштаб пространства и бесконечного в своем разнообразии пейзажа. Свое собственное переживание света Фаулз наиболее красочно изложил в своих дневниковых записях, описывающих путешествие на Парнас: «Облака разошлись, и все было — солнце; вид открывался величественный... это, несомненно, был прекраснейший миг в моей жизни. Внутри короны из фиалок, рядом с пирамидой из камней, сложенной на самом пике вершины, галькой было выложено слово — на греческом. Для всех греков, во все времена, и для всех нас, кто искренне любит их страну, это — единственное слово: phos» (Фаулз, 2004b: 125).
Джон Фаулз считал, что «свет и отсутствие света — это жизнь и смерть. Он все выявляет и ничего не щадит. Он может быть до боли прекрасным и утешающим, он может быть ужасающе безобразным. Ни один другой народ не чувствует этого с той же силой, как греки, так остро, так всепоглощающе» (Фаулз, 2004b: 124). Английский критик Виллиам Стивенсон, опираясь на мысли Фаулза, утверждал, что свет — это призма, сквозь которую человек смотрит на мир, однако эта призма преломляет и самого человека, создает его заново, перерождает его взгляд на мир (Stephenson, 2003: 11).
Идея света у Фаулза находится в прямой зависимости с идеей национальной самоидентификации. По мнению Фаулза, не всем нациям повезло так, как грекам: есть нации, которые обделены светом. Так, например, phos (свет) определенно является чуждым, несвойственным для англичан. В одном из своих ранних эссе «Быть англичанином, а не британцем» Фаулз представляет англичан как нацию, которая подобно своему национальному герою Робин Гуду, вставшему перед выбором — смириться с несправедливостью или уйти в леса, — всегда ищет убежища среди деревьев. Основная черта ментальности англичан — в «уходе в метафорические зеленые леса, в способности укрыться за маской, симулирующей согласие, когда мы не согласны, улыбаться, когда мы испытываем ненависть...» (Фаулз, 2004b: 151). Именно поэтому Фаулз считает, что призмой, преломляющей взгляды англичан, была тьма (укрытие среди деревьев) в противоположность свету. По выражению писателя в «Аристосе», «затравленный свободный человек, притаившийся в каждом из нас, прячется в лесные дебри индивидуального сознания» (Фаулз, 2003: 50).
Греки же, взращенные под ослепительными лучами солнца, наоборот, люди открытые, прямолинейные, доброжелательные — «самый непокорный и притягательный народ сельской Европы» (Фаулз, 2004а: 266). Как пишет Фаулз в «Волхве», «в Греции каждое лицо говорит о цельном, оригинальном характере... Ни один грек не похож на другого» (Фаулз, 2004а: 614). А в самой «природе этого (греческого. — А. П.) языка заложены чувственность и прямота» (Фаулз, 2004а: 117).
На фоне общего очарования Грецией Фаулза начинает увлекать все, что связано с этой страной: ее культура, философия, мифология, литература. Неподдельный интерес представляла для Фаулза греческая поэзия. «Я много раз пытался передать природную душу Греции в стихах, и столько же раз мне это не удавалось, особенно в сравнении с многими греческими поэтами, такими как Кавафис, Сеферис, Рицос, Элитис и другими. к которым я вскоре почувствовал огромнейшее уважение. Мне только жаль, что я не знаю демотика настолько, чтобы ощутить истинный вкус их стихов» (Фаулз, 2004b: 132). Фаулзу близко творчество этих поэтов, затрагиваемые ими темы. Писатель восхищен стихами Константиноса Кавафиса, которые наполнены атмосферой Александрии, где поэт прожил большую часть своей жизни. Кавафис вспоминает о юности, терзаемой скрытыми страстями, пишет об упадке мира, великие ценности которого может спасти человеческая красота и красота искусства, символы которых он видит в эллинистической и византийской культурах. Подобно Кавафису, Фаулз ностальгирует по ушедшей культуре древних эллинов, олицетворяющей собой «золотой век» человечества. Многие стихотворения нобелевского лауреата Одиссея Элитиса посвящены «чуду ощущений и чувств», воспевают особые краски и свет Греции, так восхищавшие Джона Фаулза и явившиеся предметом его многочисленных размышлений в эссе «Греция». Большим вниманием Фаулза пользуется трилогия Стратиса Циркаса «Неуправляемые общества», которая, по мнению писателя, должна считаться одной из важнейших работ XX в. о современной Греции.
Величайшим произведением в мировой литературе Джон Фаулз по праву называет греческое творение, а именно «Одиссею» Гомера. Подобно тому как древнегреческая философия стала колыбелью всей последующей философской мысли, так и поэма Гомера, по мнению Джона Фаулза, стоит у истоков зарождения литературы. «Одиссея» оказала первостепенное влияние на дальнейшее развитие всех повествовательных жанров, как тематически, так и технически, и именно здесь, по мысли писателя, впервые была продемонстрирована ценность «структуры архипелага»: чередование скучных и замедленных эпизодов с ключевыми событиями, последовательная «смена кадров», внутреннее видение, представление о событиях как об островах в море реальной истории или художественного вымысла. Тема Одиссеи особенно близка Фаулзу, поскольку она неразрывно переплетена с излюбленной писателем «островной образностью». Странствия и отношения Одиссея стали предметом авторских размышлений не только в эссе «Острова», но также в романе «Мантисса» и «Женщина французского лейтенанта». Под огромным влиянием «Одиссеи» написан роман Фаулза «Волхв». Это просматривается и на уровне композиции романа, прототипов персонажей, дилемме Калипсо — Пенелопа, которая присутствует в каждом романе Фаулза. Сам писатель, оказавшись на греческом острове, чувствует себя Одиссеем, попавшим к Эгейскому морю в один из самых тяжелых моментов плавания, беспомощный, без спутников, а Греция предстает перед ним в образе волшебницы Цирцеи. В эссе «Что стоит за «Магом» Фаулз писал, что сам «целиком и полностью попал под чары Цирцеи и в отличие от Одиссея с его дезинфицирующим моли так никогда от них и не избавился» (Фаулз, 2004b: 125).
В эллинистической концепции Джона Фаулза важное место отводится древнегреческой мысли. По признанию писателя, мудрость Гераклита и Сократа его «привлекали всегда гораздо сильнее, чем Иисус Христос» (Фаулз, 2004b: 133). Особое влияние оказал на Фаулза Гераклит, что неоднократно подтверждается высказываниями самого писателя. Так, в эссе «Греция» Фаулз пишет: «Мне однажды попался грек, очень пришедшийся мне по душе, но такой давнишний, что казалось, он явился чуть ли не из иной вселенной, хотя его идеи до сих пор меня волнуют; они легли в основу моей ранней книги «Аристос» (1964). Это был Гераклит» (Фаулз, 2004b: 128). Анализируя и преломляя «под своим углом» идеи Гераклита о всеобщности движения и изменения, о борьбе и тождестве противоположностей, о разуме и случайности, действующей во Вселенной, об изначальном разделении человечества на «большинство» и «меньшинство», Фаулз приходит к собственным убеждениям, которые легли в основу его философской концепции и нашли отражение в произведениях. Ядром этой концепции стало представление об «аристосе» — идеальном человеке, каким его видит Фаулз. Для Фаулза «аристос» — это «достойный» человек, который осознает, что различие между ним и Многими зиждется не на богатстве и власти, а на «разумной и деятельной доброте»; он никогда не будет выступать за создание слоя избранных, Немногих, потому как это порождает неравенство; он знает, что борьба с несправедливостью в мире — это дело каждого из нас, и что обрести истинную свободу можно лишь в условиях нашей «тюремной камеры», научившись жить с непримиримостью противоборствующих факторов; он знает, что истинное назначение человека — стать наилучшим; «и знает он все это потому, что он сам — один из Многих» (Фаулз, 2003: 278).
Страна Гомера, колыбель европейской цивилизации с ее неповторимой природой и божественным светом оставила неизгладимый отпечаток в душе Джона Фаулза и поистине стала для него второй родиной. Именно здесь после прогулки на Парнас он впервые осознал себя писателем: «Парнас дал мне тогда, как, вероятно, всякая попытка на него взобраться, неоценимый урок. Это и была реальная Греция, и единственно реальный свет. И до тех пор, пока я не решился познать — или хотя бы изредка иметь возможность воспроизводить в памяти — эти божественные высоты, я по-честному не должен был называть себя ни поэтом, ни писателем» (Фаулз, 2004b: 132). И много лет спустя со дня своего первого знакомства с Грецией Фаулз не перестает удивляться ее красоте. Он утверждает, что все пережитое им — не напрасно, и готов вновь и вновь возвращаться в этот удивительный загадочный мир: «Большинство возвращений приносят нам разочарование, но возвращение сюда — никогда» (Фаулз, 2004b: 134).
Список литературы
Фаулз, Дж. (2003) Аристос: Философская эссеистика / пер. с англ. Н. Роговской. СПб. : Симпозиум.
Фаулз, Дж. (2004а) Волхв / пер. с англ. Б. Н. Кузьминского. М. : ООО «Издательство АСТ».
Фаулз, Дж. (2004b) Кротовые норы / пер. с англ. И. Бессмертной, И. Тогоевой. М. : ООО «Издательство АСТ».
Stephenson, W. (2003) John Fowles. UK : Northcote House Publishers Ltd. P. 7-28.
Л-ра: Знание. Понимание. Умение. – 2009. – № 4. – С. 215-218.
Произведения
Критика
- Мифологическое сознание Джона Фаулза
- Философия случайности Джона Фаулза
- Эллинизм в эссеистике Джона Фаулза
Поділитися