«Так как я пишу вещи необычные...»: Сравнения в романе А. Грина «Бегущая по волнам»
Т.Я. Бочковская
Если внимательно приглядеться к использованию тропов в «Бегущей по волнам» Александра Грина (1880-1932), то можно обнаружить, что сравнения - наиболее часто употребляемое писателем художественное средство. Предпочтение, отдаваемое Грином сравнениям, нельзя объяснить случайностью или тем, что сравнение, по замечанию Л. Тимофеева, «является простейшим, первичным видом тропа» (Тимофеев Л. Основы теории литературы. М., 1966. С. 213). Останавливая свой выбор на том или ином сравнении, писатель преследовал определенные творческие цели.
«Так как я пишу вещи необычные, то тем строже, глубже, внимательнее и логичнее я должен продумывать внутренний ход всего. Фантазия требует строгости и логики. Я менее свободен, чем какой-либо бытописатель...)» — говорил Грин (Воспоминания об Александре Грине. Л., 1972. С. 353). Иными словами, стремясь быть понятым и принятым своим читателем, Грин особенно тщательно подходил к отбору художественных средств изображения.
Сравнения, вводимые писателем в повествовательную ткань «Бегущей», как правило, образны и точны. Например: «День был горяч, душен, как воздух над раскаленной плитой»; Гарвей «навещал Стерса и находил в этих посещениях невинное удовольствие, сродни прохладе компресса, приложенного на больной глаз»; «...неизвестно где находящаяся Дези была реальна, как рукопожатие, сопровождаемое улыбкой и приветом» (Грин А. С. Собр. соч.: В 6 т. М., 1965. Т. 5; далее цитируется это издание). Обратим внимание, что подобные сравнения рассчитаны на знакомые читателю ощущения, его чувственный опыт: волны горячего воздуха от раскаленной плиты, прохлада компресса, теплое дружеское рукопожатие. Писатель здесь переключает читательское внимание из сферы вещественной конкретики в область чувственного восприятия окружающей действительности.
В других случаях Грину удается сделать зримым и осязаемым явление нереальное, фантастическое. Вспомним Фрези Грант – девушку-мечту, миф, легенду. Вспомним эпизод ее загадочного появления в лодке Гарвея, покинутого капитаном Гезом в открытом море. Таинственная незнакомка, уходя от Гарвея, могла бы просто растаять, испариться, исчезнуть, как бесплотное создание больного и потрясенного воображения, но она, покидая лодку, «приподняв руку, всматривалась, как если бы уходила от постели уснувшего человека, опасаясь разбудить его неосторожным движением». Сравнение из ряда обычных, обиходных, узнаваемых житейских ситуаций делает девушку-легенду зримой, невыдуманно существующей. И когда затем читатель вместе с Гарвеем видит, «как быстро и легко она бежит прочь, — совсем как девушка в темной, огромной зале», он почти забывает о невозможности бежать по гребням волн, но не забывает об этом писатель, выявляя в эпизоде единство мечты и реальности.
На протяжении нескольких страниц романа писателю дважды понадобилось передать ощущение, какое возникает от встречи с неожиданным. Обе ситуации связаны с «Бегущей по волнам». В первом случае Гарвей в наступившей тишине неожиданно слышит невесть откуда взявшийся женский голос: «...Бегущая по волнам». Чувства потрясенного героя автор передает сравнением: «Это было, как звонок ночью». В другой раз Гарвей, весь во власти голоса таинственной незнакомки, прогуливаясь бесцельно по ночной гавани, вдруг видит на борту парусника те же, лишившие его покоя удивительные слова - «Бегущая по волнам», и это произошло так внезапно, «как если человек схвачен сзади». Дополнительный оттенок «беспомощной растерянности», которым наделено это сравнение, точно передает состояние героя, его изумление и радость.
Но сравнения у Грина не так просты, как может показаться с первого взгляда. Если одни из них рассчитаны на знакомые ощущения, известный житейский опыт, помогающий читателю войти в «страну воображения», то другие уже требуют от него умения размышлять, домысливать прочитанное. Вот Грин пишет о Гарвее, попавшем в круговерть карнавала: он «был затерян, как камень, упавший в воду». Параллель «человек в толпе — камень в воде» держит в фокусе читательского внимания картину одиночества и затерянности гриновского героя в толпе, поглощенности множеством себе подобных. Но глубинный смысл сравнения в другом: Гарвей чужд веселящейся карнавальной толпе, он в ней сам по себе, не растворяется в ней, как камень в воде.
Неоднозначность избираемых Грином сравнений подтверждает эпизод расследования обстоятельств гибели капитана Геза. Писатель с протокольной сухостью изображает позу, вид убитого, словно речь идет о случайном, рядовом событии. «Он лежал на спине, у стола, посредине комнаты, наискось к входу.<...> Растекшаяся по лицу и полу кровь подвигалась, отражая, как лужа, соседний стул». В одном ряду лицо убитого и пол (растекшаяся по лицу и полу кровь), подчеркнуто снижающая описание деталь: кровь, как лужа, отражает соседний стул. Банальная для описания такого эпизода лужа крови подана в форме сравнения кровь, как лужа, содержащего в себе нравственную оценку убитого капитана Геза.
Интересный материал для анализа творческой манеры писателя, его поэтики дают наблюдения над функцией сравнений в этом романе. С их помощью обрисованы портреты героев, их характеры, дана оценка их поступков. Вот как передается сложный, противоречивый характер капитана Геза. «Его флегма исчезла, - пишет Грин, - как взвившаяся от ветра занавеска». При максимальной экономии словесного материала переданы быстрота и неожиданность духовной перемены в человеке и одновременно дана характеристика человека двойственной натуры: флегма, как занавес, скрывала его суть. Гез выходит из каюты, «наклонив голову, как если бы боялся стукнуться лбом», спрашивает, «медленно произнося... слова и как бы рассматривая их перед собой», настраиваясь играть на скрипке, задумчиво рассматривает Гарвея, как если бы тот «был нотным листом», в бешенстве от неудачи кинулся на Бутлера, «как отраженный от стены мяч».
Характеризующие Геза сравнения рисуют натуру переменчивую, неожиданную. Это особенно рельефно просматривается при сопоставлении средств, с помощью которых создается образ Биче Сениэль: ясный, цельный, спокойно уверенный, холодноватый. В толпе людей «суетного, рвущего день на клочки мира», Биче воспринимается как «благосклонная маленькая рука, опущенная на голову лохматого пса».
Гарвей для доктора Филатра, человека практичного и трезвого ума, был «словно разновидность тюльпана, наделенная ароматом». Искренняя, простая сердцем Дези ощущается Гарвеем, «как теплый ветер в лицо».
Показательны как средство индивидуальной характеристики сравнения, употребляемые в речи самих персонажей. Биче выражается пространно, образно, без затруднений: «Мне было не так весело, чтобы я захотела тронуть еще раз что-нибудь сыплющееся на голову». Непосредственность Дези, ее детское простодушие прорывается в усеченной, но полной эмоций фразе, которой она пытается передать свою переполненность впечатлениями: «…хочется ходить так, чтобы не просыпать». В сцене расследования Бутлер, грубая и привычная к подобным ситуациям натура, обыденно объясняет полицейскому, что пистолет убитого Геза ему, Бутлеру, знаком, «как кофейник - повару».
Как ни у кого другого, у А. Грина языковые художественные средства служат целям оформления вымышленного. Его сравнения в «Бегущей по волнам» образны, многооттеночны, разнообразны по своим функциям, и, видимо, поэтому они столь сильно воздействуют на читателя, вызывая ощущения и ассоциации, помогающие проникнуть в авторский замысел. Гриновские сравнения корректируют полет фантазии, удерживают вымысел на расстоянии, доступном читателю.
Л-ра: Русская речь. – 1990. – № 6. – С. 15-18.
Произведения
Критика
