Тема леса как жанрообразующий компонент в поэме А. Попа «Виндзорский лес»
Е.А. Первушина
Литературная судьба известного английского писателя XVIII в. Александра Попа была очень сложной. Оцененный современниками как теоретик и крупнейший поэт классицизма в Англии, Поп уже в следующем столетии был резко отрицательно воспринят романтиками. В XX в. творчество поэта было рассмотрено в целом как выдающаяся страница в истории английской литературы, хотя по-прежнему отношение к нему было неоднозначным.
Между тем среди творений Попа были такие, несомненные литературные достоинства которых признавала даже сурово осудившая его романтическая критика. Это, в первую очередь, его ранняя пастораль «Виндзорский лес». Поэма появилась в
Однако в последнее время критика справедливо отмечает недостаточную изученность раннего творчества поэта и указывает на необходимость более основательного его прочтения. Несомненно, что поэма «Виндзорский лес» заслуживает особого внимания.
Пастораль Попа создается на уровне лучших образцов этого жанра в европейской литературе. У Феокрита, Вергилия, Спенсера буколические поэмы — средство образного осмысления соотношения человека и природы. «Вергилий обращается к буколическому жанру именно потому, что он позволяет ему говорить сразу как бы от себя и не от себя». Ему «этический солипсизм чужд с самого начала, поэтому он ставит в центр стихотворения не себя, а человека вообще — хотя бы в образе буколического пастуха. Аркадия сразу становится страной не реальной, а условной и сказочной, «пейзажем души». Пейзаж Виндзорского леса — условный пейзаж мысли классициста Попа, озабоченного судьбами мира, родной страны и ее литературы.
Образ леса в поэме многогранен. Он задан прежде всего как образ вечной, прекрасной, мудрой и величественной Природы; образ леса у Попа вырастает до уровня философского обобщения. Еще в «Опыте о критике» Поп утверждал как основной в своей эстетике принцип подражания природе, которая была для него источником жизни, красоты, действенности.
Тезис о необходимости подражания природе — один из ведущих в английской эстетике XVIII в. В сопоставлении природы и искусства всегда подчеркивалось первостепенное значение природы. «В грубых небрежных мазках природы есть нечто более смелое и мастерское, чем в изящных произведениях искусства», — писал Д. Аддисон. Однако это соотношение представляется одновременно достаточно сложным. Тот же Аддисон заявлял: «...мы считаем творения природы тем более прекрасными, чем больше они напоминают произведения искусства». Таким образом, природа и искусство сближаются тогда, когда мы видим в природе не только естественность и грандиозность, но и когда она кажется реализацией божественного замысла. «Мы восхищаемся красотой мира именно благодаря этому порядку вещей», — указывал Шефтсбери.
Итак, природа прекрасна в ее приближенности к искусству, но критерий красоты заключен именно в ней. У Попа осмысление живительной связи природы и искусства выливается в лаконичный тезис «упорядоченной природы». Упорядоченной природа становится под влиянием искусства. Однако упорядоченная природа у Попа не есть природа ограниченная определенными правилами. Природа безгранична и всегда неожиданна. Только по-настоящему чуткий к естественному изяществу природы поэт именно в свободной гармонии мира почувствует высшую правильность бытия, не требуя от него догматического копирования установленных правил. Вслед за Шефтсбери Поп будет утверждать, что красота есть одновременно добро, а красота и добро есть правда.
Этот принцип верности натуре, правде становится определяющим для всего английского искусства первой четверти XVIII в., в том числе и паркового искусства, в котором природа становится самим его материалом. В Англии, с ее установкой на «естественную природу», не прижилась французская мода оформления парка, при которой природа как бы продолжала архитектурные линии зданий: деревья превращались в пирамиды, кубы, конусы и шары. Шефтсбери утверждал, что красота это правда, что даже дикие скалы, поросшие мхом пещеры, лишенные определенной правильности гроты и водопады прекраснее, чем чопорное жеманство садов влиятельных принцев.
Д. Аддисон в выпуске «Зрителя» от 25 июня
Сотворению твинкенхамского сада предшествует создание литературного пейзажа Виндзорского леса, который был знаком поэту с детства и еще тогда завораживал его своим величественным и несколько мрачным видом. Поэма Попа наполнена пейзажными зарисовками красот леса Виндзора: описанные поэтом ландшафты пленительны, очаровательны, вызывают восхищение, они — образное воплощение Природы, являющейся источником живительной красоты.
Так же, как в «Опыте о критике», природа Виндзорского леса упорядоченна, гармонична. Но это не застывший установленный свыше порядок. Это гармония постоянного движения, происходящего в природе, вечного ее обновления, мудрой координации разрушительных хаотических сил и способности самого этого хаоса преобразиться в согласие:
Кажется, здесь земля и вода готовы опять сразиться
И нестись хаотическим, все разрушающим потоком,
Но, как в мире, где гармонически смешались порядок и разнообразие
И где все различно, — все и здесь согласуется.
Известная условность аллегорической борьбы стихий земли и воды сообщает описанию особую величественность, возвышает изображение конкретного Виндзора до ощущения пульса природы, мудрости всего бытия.
Убедительность и свежесть поэтических картин «Виндзорского леса» во многом определена тем, что они описаны всякий раз в движении, в динамике, в полете:
Взгляни! Из чащи с шумом вылетел фазан
И, ликующий, поднимается на своих крыльях.
Даже неподвижные явления описаны у Попа как живые, пульсирующие, трепетные:
Прихотливо разбежались здесь волнующие рощи,
Они и вбирают в себя свет, и отражают его,
Как застенчивая молодая нимфа
И не позволяет себе ничего,
И не может отказаться от возлюбленного.
Природа и искусство для Попа неотделимы: природа — живительный источник искусства, искусство облагораживает ее. И Виндзорский лес в поэме — образное воссоздание еще одной, особой реальности — реальности литературы. Она ощутима прежде всего в том, что реальный Виндзор стал для поэта местом обитания античных богов и муз. Это и обильные реминисценции из классических пасторальных идиллий. В духе «Метаморфоз» Овидия выдержана и прелестная история нимфы Лодоны, настигаемой Паном.
Эти изящные литературные украшения органически вплетаются в поэму, они свидетельствуют о значительном влиянии на Попа поэтического стиля рококо. В художественном контексте XVIII в. поэзия рококо заявляет о себе очень активно: Поп и Прайор в Англии; Колорадо, Дюси, Дора, Парни во Франции; Ролли, Фургони в Италии. Влиянию рококо были подвержены Вольтер и Дидро. В.Я. Брюсов видел ценность поэзии рококо в ее созвучности современности, в точности поэтического ощущения качественно новой реальности, наступившей после преобладавшего в XVIII столетии героического духа и высокой патетики образа. Реальностью просветительской литературы XVIII в. становится уже указанное стремление просветителей к естественности и простоте природы, а естественность и простота часто отождествлялись с Красотой, Истиной и Разумом. И потому возможными оказались у Попа взаимосвязь и гибкое взаимовлияние классицизма и рококо: серьезности классицистских поисков разумных основ бытия не противоречила эстетизации красивостей природы. «Любовники муз и граций убегают в леса, к полям, и на берега морей — к естественности природы. Естественность природы — это соответствие человеческой разумности».
Просветительская этика конца XVII — начала XVIII вв. характеризовалась чертами эвдемонизма. Сторонники эвдемонизма объявляли счастье человека целью всякого общества и всякой полезной человеческой деятельности. Отсюда и эстетизация в поэзии рококо характерных анакреонтических мотивов эротики, наслаждения, радости. В английской литературе изображение идиллических страстей выглядит менее игривым, эротика приглушена, на первый план выступает разумное наслаждение добродетелью в духе идей Шефтсбери. Очень распространенный в поэзии французского рококо мотив преследования убегающей вакханки, завершающегося победой преследователя и констатацией его чувственной радости, под пером Попа приобретает характерное целомудрие и серьезность пантеистического обожествления природы.
Поток сей и теперь Лодоной называем,
Чист, хладен, как она, тот лес им орошаем,
Где нимфа некогда гуляла и жила.
Боги, населяющие Виндзорский лес, всечеловечны: здесь и античные Диана, Амур, Пан, здесь же упоминаются Иов и Магомет, здесь и созданные поэтической фантазией Попа божества чисто британские: Лодона, Темз.
Образы эти в духе мыслей английских просветителей о всемирном братстве людей. Позже Поп изложит их в стихотворении «Всеобщая молитва».
Мы уже подчеркивали многогранность образа Виндзорского леса у Попа: это воплощение вечной и прекрасной Природы, нераздельно связанной с искусством, природы — источника поэтического вдохновения. Однако необходимо подчеркнуть, что поэт тем не менее описывает конкретный пейзаж, и это обстоятельство позволяет нам увидеть еще одну грань образа леса в поэме.
Поп обращается к описанию Виндзора, когда он, еще мало кому известный, занимается переводом Феокрита, Стация, Вергилия, Овидия. Ранняя подражательная поэма «Пасторали» открывается изображением красот «счастливого» Виндзора, образом мрачных скал Альбиона, в которых эхом прозвучит песня сицилийских муз. Если в «Пасторалях» образ Виндзорского леса как образ Альбиона Англии очень условен, в поэме «Виндзорский лес» он становится поистине поэтическим символом национального величия страны. Рядом с красотой Виндзора меркнет даже красота садов Эдема: они исчезли, их красота осталась только в песнях. Красота же Виндзорского леса — убедительная реальность.
Внимание к национальной жизни, уважение национальной культурной традиции рядом с признанием безусловного авторитета античности составляют важную особенность английской просветительской литературы и всего английского искусства начала XVIII в., времени активного роста чувства национальной гордости. «Новые хозяева Англии требовали для нее во всем первого места среди других европейских стран... они хотели доказать, что отечество обладает красотами, могущими соперничать с любой другой страной... Живопись и гравюра должны были знакомить с английскими достопримечательностями иностранцев и жителей Англии. И вот Лондон, провинциальные города... начинают привлекать внимание живописцев..., об интересе к видам Англии можно судить по работам иностранных художников в Лондоне, сборникам эстампов».
Однако в отличие от многих соотечественников Поп далек от национальной спеси, от ложного чувства национального достоинства, которое так беспощадно будет высмеяно Д. Свифтом в «Путешествиях Гулливера». Путь, по которому шла страна, представляется Попу очень трудным, неблагополучным, неверным, это путь кровавых войн и раздоров:
Проклятье! Сколько слез пролил Альбион,
Небо! Какие несчастья впереди!
Губительными для всей страны и жизни как таковой поэт считает явления человеческой цивилизации: жестокость тиранов, разногласие, Гордыню, Ужас, Суету, Амбицию. За этими аллегорическими образами в поэме проглядывают намеки на конкретные события, что позволяет критикам судить о политической позиции поэта, сторонника торизма: «Поп издавна был противником деспотической, захватнической монархии.., в финал описательной поэмы «Уиндзорский лес» он искусно включил политико-публицистические выпады против тирании... Царствование миротворицы Анны противопоставлено в поэме минувшему недоброй памяти властительству Вильгельма III Нассауского, по мнению Попа, узурпатора, сравниваемого им... с Вильгельмом-завоевателем».
Таким образом, гармонически организованной природе Поп противопоставляет несовершенство, человеческих отношений. Этот контраст определяет содержание сюжета поэмы, выдержанного в характерном для пасторали построении. Жанровая канва произведения находится в полном соответствии с этико-философскими идеями Шефтсбери, учившего, что природа являет собой порядок и совершенство. Осуждение человеческого общества глубоко лирично: красоты Виндзора при всем правдоподобии описаний предстают в известной степени как недосягаемый идеал, к которому стремится душа поэта, ощущающего отсутствие гармонии в собственной жизни:
О лес Виндзора! Дай мне приют, дай мне забыть мои печали, Напои меня, жаждущего, своими живительными струями.
Страстным ощущением необходимости улучшений жизни рожден оптимистический финал поэмы, где поэт пророчит будущую славу английской нации. В разумности природы для Попа залог счастливых перемен в жизни. Конечно, Поп далек здесь от выводов о каких бы то ни было социальных преобразованиях, но важна сама по себе его идея естественности природной гармонии и несовершенства человеческого общества, вытекающий отсюда просветительский вывод о необходимости какого-то улучшения в человеческом мире. Эта идея впоследствии окажется близкой сентименталистам.
Но позиция Попа, автора «Виндзорского леса» далека от сентименталистского ухода от развращающей цивилизации на лоно природы, и это позволяет нам говорить о жанровом своеобразии поэмы. Виндзорский лес — не просто традиционная изящная декорация, природа в поэме Попа, просветителя и классициста,— очистительная и преобразующая стихия несомненно разумной жизни. Поп верит поэтому в возможность искоренения зла и страстно желает этого. Однако важно подчеркнуть, что пафос оптимистических надежд рожден чувством глубокого неудовлетворения и осуждения действительности. Это определяет всю образную стилистику поэмы. Сюжет «Виндзорского леса» отнюдь не выдерживается в характерной «идиллической бесконфликтности». В зрелом творчестве поэта, в частности в «Дунсиаде», это чувство приобретет доминирующий характер. Поэма «Виндзорский лес» поэтому представляется закономерным этапом в писательской эволюции Попа.
Л-ра: Проблемы жанра и стиля художественного произведения. – Владивосток, 1988. – С. 220-227.
Произведения
Критика
