Идейно-эстетические аспекты трактовки характеров в романе Д. Мередита «Трагические комедианты»
А.А. Федоров
Роман «Трагические комедианты» (1880) все еще не нашел исчерпывающей характеристики в российском литературоведении. Сложилась устойчивая традиция рассматривать его как имеющий политическую подоплеку памфлет с элементами сенсационности. Между тем попытка Мередита обратиться к «горячему» материалу, к истории последнего периода жизни известного деятеля немецкой социал-демократии Ф. Лассаля заслуживает внимания, так как она свидетельствует о стремлении писателя поднять в романе некоторые актуальные, на его взгляд, философские проблемы судьбы человека в буржуазном обществе.
Подзаголовок романа — «Исследование хорошо известной истории» — вполне соответствует тому углу зрения, который избрал Мередит: сама по себе любовная интрига и даже сложная психологическая подоплека поведения героев понадобились писателю как исходный материал для интеллектуального анализа, логика которого действительно организует повествование и трактовку характеров. Последний период жизни Лассаля натолкнул Мередита на размышления о соотношении высокого интеллектуального и обыденного эмоционального начал, т. е. на современную версию фаустовской темы. Сам Мередит определял это как конфликт духа и плоти, разума и крови. Роман открывается авторским утверждением о всеобщем значении случившегося с Лассалем: Мередита поразил контраст различных сил, воздействовавших на судьбу этого человека. С одной стороны, он «лидер масс, надежда своей партии, почитаемый сторонниками, испытавший ненависть врагов, уважаемый ведущими интеллектуалами своего времени». С другой стороны, он «нашел свою смерть через любовь», которая «может быть небесным огнем до тех пор, пока не входит в отношения между смертными». Проблема социального и природного в человеке получила свое развитие в романе на почве настойчивых попыток писателя преодолеть объективна существующую враждебность буржуазного бытия всему прекрасному и возвышенно-духовному. Мередита чрезвычайно беспокоил разрыв между истинно человеческими, духовными ценностями и повседневной буржуазной практикой. Для него буржуазный индивид несомненно комичен в своих попытках быть на уровне норм совершенства и красоты, существующих в обществе, в то время как их отсутствие в реальности является источником трагического положения человека в современном мире. Назвав свой роман «Трагические комедианты», Мередит предпринял художественное исследование характера и поведения человека, выбрав в качестве «экспериментального» жизненного материала скандально нашумевшую историю смерти Лассаля.
Нужно иметь в виду, что вопрос о соотношении социального и природного в человеке приобрел в то время большую напряженность в связи со спорами вокруг учения Дарвина и социологии Г. Спенсера. Несомненной заслугой Дарвина было то, что он утвердил мысль об историческом факторе и реальной, а не сверхъестественной движущей силе эволюции, имеющей внутренне противоречивую объективную природу, реализованную в единстве и многообразии окружающей человека жизни. Отныне личность и явления действительности «суть одинаковой величины ступени в великом прогрессивном шествии природы». В свою очередь Спенсер предпринял попытку создать всеобъемлющую теорию развития человека и общества с учетом разнородных социальных и естественных факторов на основе законов приспособления и естественного отбора. В результате теория дарвинизма и социология дали сильный толчок к изучению человека в единстве его природных и социальных начал.
Год появления книги Дарвина «Происхождение видов» — 1859 — был оценен современниками как «поворотный пункт в истории человечества». Идея объективной и исторической изменчивости как основной фактор эволюции, мысли о единстве и многообразии в органической и социальной жизни вошли в той или иной степени в миропонимание английских писателей-реалистов последней трети XIX в. Приверженцем современной научной мысли был и Д. Мередит.
Теория эволюции показала, что появление человека и общества было результатом длительного развития различных форм жизни. Однако, когда в результате человек был возведен на вершину эволюционной лестницы, оказалось, что это английский буржуа, и у Спенсера английское буржуазное общество, по существу, являлось заключительным и высшим этапом развития всего объективного мира. Выводы дарвинизма и социологии, препарированные в буржуазном духе, стали объектом критики со стороны нового поколения писателей-реалистов. Недаром главный герой романа Мередита «Эгоист» выведен не только как типичная фигура английского аристократа, но подвергнут саркастическому осмеянию как один из тех, кого современная социологическая наука вознесла на пьедестал буржуазного прогресса.
Кроме того, в крайностях дарвинизма Мередиту виделся «грубый материализм», провозглашающий животные основы поведения человека. Не случайно в «Прелюдии» к роману «Эгоист» он писал, что в результате научных изысканий «мы разве только обогатились сознанием, что принадлежим к животному царству. Вот и все, что могла нам предложить наука. Итак, наша панацея — Искусство. Обезьяны нас мало чему научат». Мередит остро сознавал, что в буржуазной повседневности, как и в науке, освящающей ее своим авторитетом, не остается места для собственно духовного, человеческого. В увлечении идеями приспособления и органического развития он усматривал недопустимое забвение человеческой неповторимости и самобытности. Поэтому для Мередита жизнь нуждается не только в отображении, но и в художественном осмыслении в связи с проблемами гуманизма.
В результате вопрос о самоопределении человека, о его достоинстве и свободе, о содержании самого понятия личности — все эти «вечные» проблемы гуманизма вновь приобретают актуальность и новые аспекты в свете эволюционной теории и ее викторианских вульгарных толкований. Будучи эволюционистом по своим мировоззренческим установкам, Меридит многие свои философские раздумья связывал с надеждой на сохранение высших проявлений человеческого разума и духа. С точки зрения Мередита, действительное единство человека и мира должно непосредственно выражать гуманистическую и духовную суть жизни в гармонии индивидуальных стремлений и общественных норм бытия. В результате дальнейшее художественное исследование реальности невозможно без углубленного анализа личности и ее внутреннего мира. Сознавая себя живущим во времена, когда спенсеровский редукционизм убивает живую человеческую индивидуальность, Мередит считал, что углубленный, всеобъемлющий детерминизм на уровне современной науки должен стать средством раскрытия в произведении всеобщих и самобытных сторон личности. Таким образом, одной из главных задач Мередита в романе «Трагические комедианты» становится исследование того, как складывается та сумма объективных и субъективных факторов, которая определяет судьбу человека в современном мире.
Роман представляет собой развернутый этюд о человеческой природе в свете проблем современной социологии и дарвинизма. История влюбленных, столкнувшихся с сословными предрассудками и несогласием родителей, рассмотрена в терминах теории эволюции и естественного отбора. Альван и Клотильда — это Ромео и Джульетта, Юлия и Сен-Пре эпохи Спенсера и учения Дарвина. В то же время судьба и поведение героев представлены в романе на довольно широком культурно-историческом фоне. Изображая социально-политические основы поведения Альвана, Мередит стремится к такой форме повествования, которая предоставила бы возможность для глубоких обобщений. Поэтому характеры героев раскрываются не только в любовной истории, но главным образом через соотношение персонажей с мотивами и образами искусства прошлого и мифологией.
Так в романе возникает образ Италии эпохи Возрождения. Это «страна солнца», где природа «адресуется к духу». Герои романа живут в Швейцарии, в альпийском воздухе которой, казалось, витают воспоминания о Ж.-Ж. Руссо, убеждавшем жить, отбросив социальные условности, в естественной гармонии с прекрасной природой. По существу, Мередит предлагает читателям рассмотреть историю Альвана и Клотильды в свете «донаучных» идей Ренессанса и руссоизма о том, что природа и искусство являются естественными сферами, в которых развиваются и раскрепощаются возвышенно-духовные качества личности. Поэтизация зависимости человека от природы кажется теперь анахронизмом в сравнении с дарвинизмом, открывшим объективные законы, подчиняющие себе человеческое существование. Но именно на грани между классическим гуманизмом и современной наукой Мередит предлагает искать решение проблемы соотношения социального, природно-биологического и духовного начал в жизни человека буржуазного мира.
Мередит не был склонен рассматривать современность как высший этап в эволюции человеческого общества. Наоборот, буржуазное бытие представлялось ему гибельным отклонением от магистральных путей развития цивилизации. Чем более нивелируется человек в буржуазном обществе, тем настойчивее попытки защитников викторианства создать идеологическое прикрытие реальной низменности и бездуховности окружающей жизни. Не меняя своей сути, буржуазная личность драпируется в одежды возвышенного и прекрасного. Стремясь видеть себя в ореоле духовных и эстетических ценностей прошлого, она мифологизирует свои будни. С точки зрения Мередита, все это далеко от истинного приобщения к духовным достижениям цивилизации. Поэтому с глубокой иронией Мередит изображает, как Альван и Клотильда идеализируют свой образ мысли и жизни, а друг друга и свои действительные отношения воспринимают в благородном свете мифологии и искусства. Клотильда видит в Альване «храброго рыцаря», сравнивает его с Зигфридом, сам Альван воображает себя Орфеем, Роландом, а Клотильду Дианой и Авророй.
В романе раскрывается глубокий разрыв между иллюзорными представлениями героев и истинными масштабами их личности. Хождение героев на котурнах, театральность их поведения является источником комической трактовки персонажей. Мередит последовательно развенчивает своих героев, живущих по нереальным принципам героики и красоты. Альван напрасно видит себя «гигантом среди пигмеев», ибо очевидно, что «он не тот возлюбленный, которым он себя воображал, и не властитель над толпой, как она его себе представляла». Как политический деятель, на словах бросивший вызов окружающему миру собственников и снобов, Альван, по существу, унизил себя во имя «респектабельной страсти», на деле «превратившись в союзника филистеров». Ведь Клотильда — «результат» естественного отбора, торжествующего в буржуазном мире: «... только филистеры вскармливают таких отборных красавиц, выращивают таких изящных и свежих особей».
Претендуя на роль политического бунтаря, Альван на самом деле находится под влиянием мещанских бездуховных идеалов добропорядочности. Комическая двойственность натуры Альвана выражается в столкновении его «гигантской энергии» как политического лидера с «гигантским тщеславием» обычного буржуа. Любовная история вполне разоблачает его внутреннюю несостоятельность в качестве защитника интересов народа, его призывы к независимости, его «революционное» отрицание буржуазного общества. Мередит разоблачает шутовство мелкобуржуазного радикализма и одновременно направляет стрелы своей иронии в сторону социального дарвинизма, облекающего в покровы научности иллюзорные представления викторианцев о своем могуществе и совершенстве.
На первый взгляд, Альван, как и Клотильда, представляет собой яркое доказательство торжества идей эволюции, а их возможный союз должен подтвердить мысль о победе наиболее приспособленных в результате естественного отбора: это союз мужской силы и энергии Альвана с красотой и родовитостью Клотильды. Циклопическая мощь натуры Альвана представлена как главное качество, обеспечившее избранным первенство в борьбе за существование. Альван — идеолог прогресса проповедует действие как основу всякого движения вперед. «Активность означает жизнь для тела и души, — говорит он. — Будем находить радость в борьбе, в бескомпромиссном действии. Действие вдохновляет человеческие умы, порождает великие возможности, раскрывает величие души перед врагами и является гарантией абсолютной пользы для всего нашего вида». Кажется, что Альван во всеоружии для встречи со спенсеровской «неизбежностью», категорией, выражающей объективное действие на людей законов детерминизма. Однако для Спенсера «общий ход и его подробности понимаются ... как результат закона, достоверность которого лежит за пределами знаний, могущих быть доказываемыми».
Признавая разум ведущей движущей силой в развитии личности, Мередит иронизирует над наукообразными, но туманными выводами позитивизма, которые венчаются верой в благое провидение, якобы стоящее на страже интересов буржуа, победивших в борьбе за существование. В романе современная жизнь уподобляется кузнице Вулкана, ее мощные импульсы созидания и разрушения не подчиняются дедукции в духе социологии Спенсера. В финале романа Марко, не умевший стрелять и не отмеченный печатью победителя, смертельно ранит на дуэли Альвана, воплощавшего для Клотильды идеал рыцарственности и героизма. В сознании героини рушится стройная позитивистская модель бытия. «Разве можно верить в Провидение, способное оставить в живых молодое и слабое существо, разрушив самую величественную статую на Земле?» — вопрошает в растерянности Клотильда. «Мир оказался перевернут вверх дном: мир без света, без указующего перста и пристрастия к отдельным любимцам судьбы и сверх всего этого лишенный таинственной и привлекательной мудрости...». Таким образом, Мередит проявил немалую проницательность, показав, что социология позитивизма стала философией жизни мелкобуржуазного мещанства.
Одновременно Мередит выразил в романе свое несогласие с тем, что социальный дарвинизм выдвигает на первый план биологическую трактовку поведения человека. Там, где в современной социологии буржуа видели доказательства своего превосходства и совершенства, Мередит усматривал фактическое признание низменной сути отношений в буржуазном мире. Внешняя привлекательность и лоск свидетельствуют о высокой степени готовности буржуазного индивида победить в естественном отборе. «Перед лицом неизбежного» «знаменитая оригинальность Клотильды была лишь звуком трубы, возвещавшей, что она достойна стать трофеем мужчины».
Для Мередита буржуазный прогресс на деле оказывается «изысканным варварством», ведущим к окончательной утрате духовно-гуманистического содержания в людях и отношениях между ними. Равно как ток крови обеспечивает биологическое существование организма, социальная жизнь личности поддерживается развитием интеллекта: «Мы живем в том, что совершаем — в сфере идеи, она, как мне кажется, и есть живительная основа жизни, противостоящая гибельной крови». Для Мередита подлинный прогресс общества достигается не посредством внутривидовой селекции, а в сфере духовного.
В то же время Мередит сознавал, что с голосом крови, биологическим началом, открытым в человеке современной наукой, невозможно не считаться. Более того, с его точки зрения, именно в столкновении духа и плоти, разума и крови решается судьба гуманизма. Не случайно тема крови становится одним из лейтмотивов романа. Под оболочкой цивилизованности в героях пульсирует стихия неупорядоченных эмоций и ощущений, не имеющих прямой социальной мотивировки, как будто в стесняющих человека границах буржуазного бытия расширение масштабов личности возможно лишь за счет природных начал. Поэтому тема крови в романе непосредственно связана с одним из любимых афоризмов Альвана: «Барьеры для тех, кто не умеет летать». Как сторонник рационализма Мередит иронически относится к своему герою, которому в спонтанном проявлении естественной человеческой сути видится путь для достижения коренных перемен в жизни общества.
Особенность романа состоит в том, что поведение и характеры героев непосредственно выражают драматическую напряженность гуманистической проблематики произведения. Для Мередита в том, что через «кипение» крови реализуется человеческая активность, есть не только комический, но и трагический аспект существования личности. Недаром Альван характеризуется как «трагический комедиант», человек, чья «бушующая кровь сокрушила выдающийся ум». С точки зрения Мередита, в судьбе Альвана запечатлелась действительная драматическая коллизия современной эпохи, ибо люди, как никогда ранее, стремятся преодолеть ограниченность своего социального бытия, но «их одержимость склоняет их к гротеску, под действием порывов которого они погружаются в бездну».
Тяга людей к духовному и социальному совершенству неодолима, и Мередит выражает в романе свое представление о противоречивости и трагической напряженности этого процесса. Возвышение и возвеличение личности неизбежно связано с нарушением каких-то границ, с пьянящим ощущением свободы и безграничности человеческих порывов. И его герои, стремясь к свободе, разрушают эти границы. Мередит убежден, что человек не может жить без альпийских высот, без стремления к Олимпу, освобождающему его дух. Но с точки зрения писателя, современный человек в этом стремлении роковым образом утрачивает гармонию духа и крови. Лишь в мечтах Клотильда видит себя нимфой, чья принадлежность к силам природы, как известно, не мешала участвовать в жизни олимпийских богов. В такие минуты Альван представляется ей могучим кентавром, уносящим ее прочь за пределы будничности. Однако подобная раскрепощенность героев лишена меры, и они опускаются до низменного начала, одухотворить которое современный человек не способен в силу его зависимости от «изысканного варварства» буржуазного существования. В результате «кентавр» Альван оказывается гротескной фигурой, причудливо сочетающей в себе трагическое и комическое, возвышенно-духовное и низменно-грубое. Олимпийское «солнце» духовности лишь изредка пробивается к его душе сквозь туман его мелкобуржуазных амбиций. Поэтому идея раскрепощения личности осуществляется у него в вульгарном, филистерском ее понимании, и тогда в его облике появляются черты Пана, фавна и сатира, опьяненного своей чувственностью.
По Мередиту, стихия природного не должна преступать пределов естественности и гармонии и истинно человеческим становится то, что имеет опору в духовном. Людям буржуазной эпохи еще предстоит преодолеть свою «кентаврову» природу, сохраняя прочные связи с духовно-гуманистическими ценностями культуры и цивилизации. По мнению Мередита, единство прекрасного и духовного в жизни человека и общества есть закон, сила которого не менее объективна и неопровержима, чем законы эволюции, естественного отбора и борьбы за существование. Этот вывод и лег в основу созданных им в романе характеров.
Л-ра: Проблемы характера в литературе зарубежных стран. – Свердловск, 1988. – С. 60-67.
Произведения
Критика
