Гор Видал. Творение
Н. Знаменская
Действие романа Гора Видала «Творение» разворачивается в V веке до н. э.
Произведение состоит из девяти частей: «Геродот выступает в Афинском Одеоне», «Во времена великого царя Дария», «Начало войн с греками», «Индия», «Мимолетность устрашающей славы царей», «Китай», «Почему воды Ганга окрасились кровью», «Золотой век великого царя Ксеркса», «Мир Перикла».
На сей раз «разоблачению» подвергаются сочинения «отца истории» Геродота и Фукидида. Геродот воплотил в «Истории греко-персидских войн» точку зрения просвещенного, стоящего на демократических позициях грека, близкого к кружку Перикла. Отсюда — объяснимая в устах патриота эллинского мира ненависть к захватчикам персам, симпатии к Афинам, сочувствие рабовладельческой демократии и ее политическим принципам.
У Видала иной подход к историческому процессу. Его роман на первый взгляд воплощает точку зрения главного героя-повествователя — аристократа-перса, смотрящего на античный мир со стороны и как бы приглашающего разделить этот взгляд читателя. Роман построен в форме мемуаров вымышленного героя Кира Спитамы, внука Заратустры, или Зороастра, которые ослепший на склоне лет Кир диктует своему внучатому племяннику Демокриту, будущему создателю атомистической картины мира.
Вопреки собственному желанию и немощам почтенного возраста прибывший в Афины в качестве полномочного посла персидской державы Кир, уступая просьбам Демокрита, решает поведать историю своей жизни, справедливо полагая ее поучительной.
Сын перса и гречанки, волею судьбы он оказался свидетелем гибели своего деда — Зороастра — от руки варвара в момент, когда Ахурамазда, вседержитель, устами своего пророка изрекал божественные откровения. Кир их запомнил. Его мать и окружающие были убеждены в том, что мальчик унаследовал пророческий дар (это весьма пригодилось ему в дальнейшем при дворе персидского царя Дария I Гистаспа).
Киру, однако, больше по душе был удел воина. Его юность прошла в учебе, телесных упражнениях и играх под девизом персидских воинов: «Ездить верхом, стрелять из лука, говорить правду». Ему довелось стать другом наследника престола Ксеркса. Видал дает развернутые описания персидского двора, придворного церемониала, гарема — центра интриг и сплетен. «Царь царей» Дарий непоколебимо убежден, что в мире существует только его держава; именно при нем завершился процесс превращения персидского государства в централизованную рабовладельческую деспотию. Видал не обходит молчанием средства, которые при этом использовались: от реформ (Дарий разделил страну на области-сатрапии, наложил на них дань, установил единую золотую монету — дарик, проводил широкое дорожное строительство, реорганизовал войско) до лести, подкупа, шантажа, продуманных браков и убийств.
Молодого Кира автор наделяет способностью излагать выводы, к которым историки пришли столетия спустя: будущее Персии, с его точки зрения, лежит на востоке и «востоке востока», т. е. в Индии и Китае. От бесконечных, дорогостоящих и изнурительных войн греков и персов Персия в любом случае проигрывает: если победа, то с раздробленной Греции много не возьмешь, если поражение — тем хуже для Персии. «Не умеешь правильно считать — не ходи на рынок или на войну» — таков один из постулатов политической мудрости персонажа.
Поэтому, когда ко двору Дария приходит послание от индийского раджи, Кир не упускает возможности отправиться послом в неизведанный край.
После многочисленных приключений он достигает Индии, где и приступает к своим обязанностям посла и соглядатая. Двор раджи Магадхи — одного из шестнадцати княжеств Индии, переживающего в это время период расцвета, — по сравнению с персидским кажется ему провинциальным. Здесь его поражает многое: готовность раджи вступить в союз с персами против своих же соплеменников, разукрашенные драгоценными камнями и косметикой мужчины, свобода, которой пользуются женщины... Зато его совсем не удивляет постоянная слежка и контроль со стороны гостеприимных хозяев. Кир женится на дочери наследника престола Аджаташутру.
У индийских мудрецов любознательный путешественник старается узнать, кто создал мир. Так, он знакомится с Махавирой — главой общины джайнов, одним из двадцати четырех праведников, «ведущих через океан бытия». Наложивший на единоверцев обет целомудрия, требовавший от живущих в миру самоограничений в наслаждениях, сам Махавира, прежде чем стать «ведущим через океан бытия», прошел через множество испытаний, покинул семью и прожил в лесу, нагим и почти без пищи, двенадцать лет. Все это излагается не без насмешки: москит сосет его кровь, но убить его нельзя — не позволяет вера. Мелочное «праведничество» плохо сочетается с метафизическими рассуждениями о живом и неживом, о материи и атомах.
Ничего полезного не выносит Кир и из беседы с Буддой: «Просветленный» избегает вопросов о мироздании, творении и человеческой душе. Жаждущим ответов на эти вопросы он повторяет одно и то же: Будда свободен от любых теорий.
Не без иронии подана в романе биография Будды, описывается его внешность и поведение. Стремление к нирване, по убеждению Кира (и стоящего за его спиной автора), заставляет людей пребывать в состоянии безразличия и равнодушия ко всему на свете. Буддисту незачем знать, как изменялся мир. Разливы Ганга, вторжения иноземцев, междоусобицы и народное недовольство лишь отвлекают от размышлений о сокровенном. С показным почтением внимая рассказу о четырех благородных истинах, о восьмеричном пути, ведущем к освобождению от страдания и к нирване, Кир лаконично выражает свое неприятие: «Я не соглашусь с Буддой. Но, в конце концов, он-то Просветленный, а я нет». Будучи монотеистом (что обусловлено его наследственной принадлежностью к зороастризму), Кир сперва отвергает, а потом начинает понимать индусский политеизм, постигать удивительное сочетание элементов материализма и идеализма в древнеиндийской философии.
Спустя два года Кир, назначенный послом во все королевства, царства и государства, отбывает в новое, полное опасностей и риска путешествие с целью установления торговых отношений Персии с Китаем. После скитаний и лишений в пустыне Гоби он, наконец, попадает в княжество Чин, где господствует откровенная военная диктатура. Кир долго не может разобраться в своем положении в княжестве Чин: раб он здесь или почетный гость? После удачного побега он оказывается в княжестве Лю, где его принимают более радушно.
Что касается древнекитайской философии, то знакомство с нею Кир начинает с мудреца Лао-цзы — старшего современника Конфуция. Сопоставляя даосизм и конфуцианство, Видал стремится раскрыть психологию китайца, обусловленную культом прошлого, и выявить ее связь с современной психологией.
Рисуя политическую ситуацию в Китае V века до н. э., Видал акцентирует читательское внимание на тех ее сторонах, которые практически оставались неизменными из столетия в столетие, — таких, как традиционная замкнутость внешней политики, мощный военный аппарат, непомерные налоги, постоянные займы, двурушничество и слежка друг за другом в верхах, нищета простого люда.
Как лучше управлять государством? Для Лао-цзы и его последователей главное — «у-вэй», принцип недеяния. Мудрый правитель позволяет всему идти своим чередом. Естественный ход событий («дао») и есть правильный путь. Путешествия в чужие страны ничего, кроме вреда, не приносят.
Основы конфуцианства разъясняет Киру сам Конфуций на рыбной ловле (характерная для Видала деталь — показывать историческое лицо «домашним образом»). «Не делай другим того, чего не желаешь себе» — эти слова, сказанные учителем ученику, отражают суть его учения. Желающий жить в согласии с миром и с самим собой должен неукоснительно соблюдать древние обряды, почитать старших («мы чтим мертвых ради живых»), сохранять верность традициям и ритуалам.
Стремясь переделать окружающее по законам философии в соответствии с прошлыми образцами, Конфуций мечтает о высшем государственном посте, чтобы соединить в одном лице мудреца и правителя.
И вот Кир в очередной раз получает повод для иронии: практическое воплощение конфуцианских положений приводит к тому, что диктатор Лю Кан ловко манипулирует авторитетом традиций с тем, чтобы удержаться у власти. Нападки Конфуция не причиняют ему вреда, поскольку касаются исключительно морали правителя, а не его политической практики. Подозревая, что старый мудрец может оказаться шпионом соседнего княжества, и опасаясь государственного переворота, диктатор вынуждает Кира шпионить за Конфуцием.
Прошлое причудливо переплетается в романе Видала с настоящим. Писатель не проходит мимо того факта, что обвинения, которые вменялись в вину Конфуцию и его последователям в V веке до н. э., почти буквально были взяты на вооружение маоистами в их борьбе с инакомыслящими в середине 1970-х. Многозначительно и упоминание Кира о том, что еще правитель Кан высшей целью своей политики ставил победу своего государства над соседними, объединение Поднебесной империи милитаристскими методами. За день до повышения налогов этот правитель увеличивал солдатам жалованье. На службу брал не мудрецов, а чиновников.
Долгая дипломатическая карьера Кира завершается в Афинах.
В городе царит напряженная обстановка, конкретные реалии которой во многом напоминают современное положение в Соединенных Штатах. Идет борьба двух партий: консервативной и демократической. Периклу — вождю афинской рабовладельческой демократии, в течение многих лет пребывавшему на должности стратега, — грозит опасность остракизма. За ним установлена слежка. Поскольку соперники не рискуют вступать с ним в открытую схватку, нападкам подвергается его друг — философ Анаксагор: его обвиняют в непочитании богов (в Афинах к свободомыслию относятся без тени либерализма).
Вообще стоит заметить, что Видал не склонен щадить репутации греческих мыслителей — в том числе и знаменитых. Над пифагорейцами он подтрунивает, потому что они не едят бобов. Протагор — самый богатый человек в Афинах, ибо берет деньги за обучение философии, а желающих хоть отбавляй. Сократ — никудышный каменщик и такой же философ.
Негативное отношение к грекам (не будем забывать, что роман написан от лица убежденного противника их ценностей и идеологии — персидского аристократа Кира) проходит через всю книгу. Если поверить повествователю, греки изворотливы и лживы — персы не лгут никогда. Греки — самая изменчивая и неверная из всех наций, они не держат слова, склонны к опрометчивым решениям, завистливы, с легкостью изгоняют своих лучших граждан за малейшую провинность. Единственное искусство, которым греки владеют, — продолжает Кир, — «это воровство и военные наступательные операции». Хвастовство греческих историков сильно преувеличило значение битв при Марафоне и Платеях. Ведь перетолковывать факты выгодным для себя образом — вполне в человеческой власти. Не всегда можно и должно верить историкам, напоминает романист, досконально изучивший многочисленные свидетельства наука о прошлом и прекрасно ориентирующийся в. политической практике нынешних вершителей истории США, держащих в своих руках «mass media».
Книга заканчивается смертью героя, так и не нашедшего ответа на свой вопрос о творении и первопричинах. Спустя много лет этот ответ находит Демокрит и приводит его в заключительном комментарии к записям воспоминаний Кира.
Культурно-исторические реалии четырех стран в V веке до н. э. — Персии, Греции, Китая и Индии — постигаются читателем благодаря восприятию Кира, немало повидавшего на своем веку. Видал использует известный еще древним грекам литературный прием: слепота героя лишь обостряет проницательность его внутреннего видения.
Вероятные неточности в повествовании как бы заранее объяснены у Видала специфической позицией главного героя-наблюдателя: ограниченностью монологической формы изложения, преклонным возрастом персонажа, в принципе допускающим забывчивость и возможные преувеличения, к которым склонны путешественники. Умолчания, присущие Киру, обусловлены родом его деятельности — посла, дипломата, политика. Позиция путешественника, которому все незнакомо и интересно, позволяет автору расшифровать для читателей XX века то, что казалось само собой разумеющимся человеку V века до н. э., разобраться в интригах при персидском или китайском дворе, в хитросплетениях политики индийских раджей и, главное, сравнить прошлое с настоящим.
Порою, правда, писатель чрезмерно увлекается красочными историческими подробностями — и роман начинает походить на учебник по истории. Но не этим определяется художественная ценность во многом необычного произведения талантливого романиста.
Роман «Творение» в очередной раз подтвердил репутацию Гора Видала — новатора американского исторического жанра и зоркого диагноста социально-политических болезней США.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – Москва, 1984. – Вып. 1. – С. 81-84.
Произведения
Критика
