Бальзак и Поль-Луи Курье (Об источниках романа «Крестьяне»)

Б. Г. Реизов

1

Как известно, Бальзак задумал роман «Крестьяне» в 1834 г., тогда же набросал первые его страницы, в 1844 г. напечатал первые две части и оставил его незаконченным. Роман этот всегда возбуждал интерес бальзаковедов, хотя читатели относились к нему прохладнее, чем к другим произведениям великого романиста. Иногда пытались объяснить причины, почему Бальзак не дописал свой роман, по это были лишь более или менее правдоподобные догадки, в справедливости которых можно было сомневаться.

Источники Бальзака и прообразы его героев изучались с необыкновенной тщательностью. Начиная от какой-нибудь черты лица персонажа и кончая сюжетом философского романа — все подвергалось анализу, аргументировалось, «угадывалось» с точностью, не всегда убедительной. Даже в «Крестьянах» иногда пытаются найти автобиографические черты. Однако, на наш взгляд, важнее было бы говорить о самой проблеме романа, которая глубоко волновала писателя, мечтавшего стать наставником народов, государственным деятелем, равным Монтескье и Макиавелли.

В романе поднята проблема земельной собственности, одна из важнейших в социальной жизни Франции. Она не была разрешена во время революции 1789 г., и борьба между крестьянином и землевладельцем продолжалась — ожесточенная, временами тайная, иногда принимавшая острые формы.

Первое, весьма робкое осуществление этой темы у Бальзака относится к 1834 г., когда он встретился в Женеве со своей «незнакомкой», Эвелиной Ганской, с которой переписывался около двух лет. В беседах с ее мужем, Венцеславом Ганским, крупным украинским помещиком, он мог почерпнуть кое-какие сведения о положении богатого землевладельца, обладателя многих крепостных душ. Очевидно, Ганский отлично понимал значение приказчика, управляющего этим огромным хозяйством, извлекающего из помещичьей земли доходы для собственных нужд и выжимающего из крестьян последние соки. Бальзак в «Крестьянах» ссылается на крупного польского землевладельца («un grand seigneur polonais»), который жаловался на нечестных приказчиков, грабивших «бедных» колоссально богатых помещиков. Слова эти дают некоторое основание предполагать, что замысел «Крестьян» восходит к рассказам об экономических трудностях, связанных в России с крупным землевладением. «Через пятьдесят лет, — пишет Бальзак в «Крестьянах», — не будет и ста крупных землевладений с управляющими, если не произойдут какие-либо изменения в гражданском законодательстве».

Однако случайные беседы, какое бы впечатление они ни произвели на Бальзака, не могли иметь серьезного значения для романа, посвященного специфическим французским отношениям. Окончательный текст очень далек от первого наброска, а генетическая связь между тем и другим не может объяснить ни содержания, ни смысла романа. К тому же за десять лет, от 1834 до 1844 г., утекло много воды, творчество Бальзака эволюционировало, и проблематика общественной жизни получила более отчетливые формы.

Сам Бальзак объясняет сюжет и трагедию своего романа «свободой», глубоко проникшей в массы крестьянства. Этот «асоциальный элемент» (т. е. крестьянство) создан Французской революцией, пишет он в посвящении. Он отлично знал положение крестьян и сельскую жизнь вообще, потому что писал о крестьянах в «Шуанах» (1829), в «Деревенском враче» (1833), в «Пьеррете» (1840), в «Сельском священнике» (1841) и во многих других своих произведениях. Поэтому причину того, что «Крестьяне» остались незаконченными, нельзя объяснять неосведомленностью автора в предмете, о котором он писал. «Жан-Жак Руссо, — говорит Бальзак в посвящении романа, — поставил в начале „Новой Элоизы“ слова: „Я видел нравы своего времени и я напечатал эти письма». Но могу ли я, следуя этому великому писателю, сказать вам: я изучаю движение своей эпохи и печатаю это произведение?» Он подчеркивает, что в его романе изображены особенности того отрезка времени, который начался Революцией и когда-нибудь под давлением неимущих классов закончится гибелью крупной земельной собственности, буржуазии, а может быть, и всего общества.

В 1830-е гг. во Франции часто обсуждалась «аграрная проблема» или, с другой точки зрения, «положение крестьянства». Говорили о безразличии крестьянства к религии, о хищениях, совершаемых крестьянами в лесах и полях крупных хозяйств, об убийствах лесничих, слишком ревностно охранявших помещичьи леса, о том, что в деревнях распространяется пьянство и кабак служит местом встреч и совещаний, на которых крестьяне договариваются о совместных действиях против помещиков. Разумеется, Бальзак мог познакомиться с положением дел и по личным впечатлениям, и из газетных статей, и из бесед с друзьями. Он часто и подолгу живал в деревне: в Фрапеле, поместье его почитательницы и друга Зюльмы Карро, в Саще, поместье де Маргона, близкого друга его матери. Он имел возможность знакомиться с другими помещиками округа, например с семьей Ландриэв, воспоминания о которой, может быть, сохранились в «Лилии в долине». Турень могла дать много драгоценных сведений о том, что происходило на полях всей Франции.

Одно из самых крупных событий уголовной хроники эпохи Реставрации, имевшее большое политическое значение, — убийство знаменитого публициста Поля-Луи Курье — произошло в Турени. Оно было вызвано теми процессами, которые так живо интересовали Бальзака.

Трудно было бы предположить, что Бальзак не обратил внимания на это огромное событие как раз в те годы, когда он писал брошюры политического характера и внимательно следил за государственной жизнью Франции. Его должны были взволновать и подробности убийства, совершенного в его любимой провинции, близко от «замка», в котором он бывал так часто, от Эндра, долину которого воспевал. Сюжет «Крестьян» чрезвычайно напоминает трагедию, разыгравшуюся 10 апреля 1825 г. в лесу на делянке, готовившейся для вырубки. Напомним эту известную историю в ее основных чертах.

В декабре 1815 г. Поль-Луи Курье приобрел лесной участок (la forêt de Larçay) в 250 гектаров на холмах Вереца, а через три года прикупил усадьбу и крупную ферму Шавоньер, в которой и поселился вместе со своей молодой женой. Здесь он оказался окруженным врагами.

В Турени свирепствовала реакция, жаждавшая физического истребления всего того, что могло напомнить о Французской революции. Ситуация была сложная. Мэр города, префект и судьи рассматривали Курье как своего политического противника, «якобинца», так как памфлеты его были известны во всей стране. После суда над Курье и заключения его в тюрьму в 1821 г. власти и все «благонамеренные» люди округа считали его человеком опасным, и полиция наблюдала за пим. Курье проигрывает три процесса в одном только 1819 г. — Изамберу, бывшему владельцу фермы Шавоньер, Бурже, торговцу лесом, который вырубил у него лишнюю делянку, а затем и процесс, который мэр Вереца, Аршамбо де Бон, затеял против его сторожа Клавье. И все это было очень похоже на систематическое преследование Курье со стороны местной буржуазии и властей.

Его не любили и крестьяне — за скупость, сутяжничество и нежелание пойти навстречу бедняку. Его лесничий, Пьер Клавье, он же Блондо, известный по знаменитому памфлету Курье, исполняя приказания хозяина, строго преследовал крестьян, собиравших в лесу валежник и вереск, связывал им руки веревками и требовал выкупа.

Тяжелые отношения между крестьянами и владельцем именья отчасти объясняются историей этою леса. Когда-то он принадлежал Турскому архиепископству и находился под секвестром. Во времена Революции и Империи эти национализированные леса не были проданы. Только после Ватерлоо правительство Реставрации решило их продать, чтобы оплатить содержание оккупировавших Францию войск коалиции. В течение 25 лет крестьяне окрестных коммун пользовались этим лесом, не только собирая хворост, но и срубая деревья. Мэры этих коммун неоднократно ходатайствовали о том, чтобы лес был поделен на участки и продан. По-видимому, этим лесом интересовалась и провинциальная буржуазия, и потому новый владелец должен был вызвать к себе враждебное отношение, как похититель чужой собственности, не только со стороны эксплуатировавших этот лес крестьян, но и со стороны предпринимателей, желавших его купить.

Курье стал часто и надолго отлучаться в Париж по своим литературным делам. Хозяйством занималась его жена, предоставлявшая рабочим фермы делать, что им хотелось, а крестьянам — собирать в лесу валежник и палые листья, взимая за это в год ничтожную сумму. За несколько лет крестьяне и слуги полюбили хозяйку, привыкли к ее выгодному для них ведению хозяйства. Вражда как будто улеглась, и установились отношения, которые после того, что было, могли показаться идиллией.

Вернувшись на ферму после долгого отсутствия, Курье снова начал свои скаредные притеснения крестьян, запретил им собирать валежник в лесу, чем вызвал их крайнее раздражение.

Началась настоящая война. По лесу ходили патрули и ловили браконьеров. Недовольный работой нанятых им в близлежащих деревнях людей, Курье, по словам одного свидетеля, говорил, что будет нанимать рабочих из дальних районов. Это было незадолго до его убийства.

Между тем в семье тоже было неблагополучно. Во время одной из отлучек Курье его жена вступила в связь с рабочим фермы Пьером Дюбуа, а затем и с его младшим братом.

Лесничий Лун Фремон, наблюдавший за фермой и исполнявший роль доносчика, сообщил об этом Курье. Это было началом разрыва. Курье уволил старшего брата — Пьера, а жена надолго уехала из дому. Жить на ферме становилось трудно. Курье собирался переехать в Париж (об этом он говорил в феврале 1825 г.) и продать имение или передать управление им другому лицу. Ходили слухи, что он хочет заключить неверную жену в монастырь. Наконец он решил уволить лесничего Фремона и нанять другого, более строгого, о чем он и дал объявление в местной газете. Все это пугало крестьян и слуг, так как могло лишить их возможности пользоваться лесом, как им того хотелось. Желая возвратить в поместье хозяйку, они составили нечто вроде заговора, во главе которого стали два брата Дюбуа. В заговор вступили несколько работников фермы и лесничий, которому грозило увольнение. В близлежащем кабаке, стоявшем поблизости на опушке леса, происходили встречи и совещания, где и было решено убить Поля-Луи Курье, чтобы вернуть к управлению именьем его жену. О замысле было известно отцу обоих Дюбуа, трактирщику и некоторым другим крестьянам. Всех их, слуг поместья и жителей окружающих деревень, объединяли общие интересы и ненависть к хозяину. И все они были связаны круговой порукой. 10 апреля 1825 г. лесничий, которому грозило увольнение, с помощью Сенфорьена Дюбуа убил Курье в лесу выстрелом из ружья в упор. После того как убийство было совершено, подошло еще несколько заговорщиков — всего шесть человек.

На процессе большую роль сыграл пыж, при помощи которою был произведен выстрел: из раны были извлечены пять обрывков газеты «Feuilleton littéraire», которую выписывал Курье. После убийства лесничий Фремон вытаскивал из своего ружья остатки пыжа, а Сенфорьен сжигал их в печи. У Пьера Дюбуа нашли заряженное ружье с новым кремнем, которое его жена скрывала от следствия. Но ни ружье, ни пыж не могли служить доказательством.

В 1825 г. не удалось установить ни убийц, ни причин убийства: ни один свидетель не сообщил суду того, о чем говорили во всей округе. Братья Дюбуа, принимавшие самое непосредственное участие в деле, запугивали тех, кто был не вполне надежен. В то время, когда было совершено преступление, по утверждению братьев, они были в местах, весьма отдаленных от места убийства. Это подтверждали и многие свидетели. На основании этих показаний алиби братьев было установлено, и преступников освободили из-под ареста. Неосторожный свидетель, показании которого могли повлечь за собою неприятности для убийц, был отравлен Сенфорьеном.

Показания свидетелей, заставляли предположить, что убийца не был из местных крестьян, — этого и добивались свидетели и подсудимые. Прокурор в своей речи высказал предположение, ни у кого не вызывавшее сомнения, что преступление было делом рук не одного человека, а «подлого заговора», в котором принимали участие все — кто действием, кто ложью, а кто молчанием. Суд не пришел ни к какому заключению, и процесс был прекращен.

Убийцы и те, кто их покрывал, добились своего — на ферме и в лесу все пошло по-старому. Хозяйка, вдова убитого, проводила почти все время в Париже, Сенфорьен Дюбуа стал чуть ли не хозяином фермы, и крестьяне свободно пользовались лесом и всем тем, что могло предоставить им поместье. Затем поместье пришлось продать, чтобы уплатить долги, и оно попало в руки тех, кто столь успешно воевал с его владельцем.

В декабре 1829 г., когда была потеряна всякая надежда обнаружить виновников, нашелся свидетель преступления, который вдруг заговорил. Работница местной фермы, лежа в вереске с молодым парнем, совсем близко от места убийства видела, как все произошло. Она рассказала, кто убивал и кто присутствовал, лесничий признался в преступлении, а весь процесс еще раз подтвердил, что это был заговор, в котором участвовало много людей — работники фермы, лесничие, местные крестьяне, хозяин кабака и чуть ли не все население округи. Все вместе создавало яркую картину «войны за землю», широкой, коллективной, многоактной борьбы крестьян с землевладельцем. Ходил слух, имевший под собою некоторое основание, что 9 апреля, т. е. накануне убийства, в кабаке заседал крестьянский суд, на котором было постановлено убить помещика, вызвавшего к себе всеобщую ненависть.

2

Сходство между сюжетом «Крестьян» и знаменитым уголовным процессом очевидно для многих исследователей. Так, Луи Андре, говоря о ведении хозяйства, свойственном госпоже Курье, упомянул об «инстинкте браконьерства, которое с такой силой изобразил Бальзак в своих «Крестьянах»». Несколько раз ссылается на Бальзака и особенно на «Крестьян» Жан Гийон, комментируя события, разыгравшиеся в Вереце, и настроения крестьянства во времена Реставрации. Лебуа говорил о сходстве графа Монкорне с П.-Л. Курье, заключавшееся, по его словам, в том, что оба были обмануты женами и неудачно вели хозяйство.

Но эти ассоциации возникали только у тех, кто изучал П.-Л. Курье. Насколько известно, бальзаковеды не обращали внимания на это сходство. Только в 1965 г. Н. Селестен на двух небольших страницах указала, что некоторые элементы сюжета «Крестьян» напоминают историю убийства Курье. О значении, какое имела страшная судьба Курье для замысла романа, говорит сам Бальзак: «Выгода от этих хищений была, увы! причиной убийства Поля-Луи Курье, который совершил ошибку, объявив о продаже своей земли и о намерении увезти жену, а это было средством существования многих туренских Тонсаров».

Иногда бывает полезно установить сходство между двумя или несколькими произведениями. Но сходство само по себе еще не может быть доказательством генетической связи между ними. Если существуют прямые и неоспоримые доказательства этого в виде признаний самого автора, выписок из использованной книга, собственных записей циркулировавших в обществе слухов или анекдота, легшего в основу произведения, то необходимо еще объяснить это влияние или заимствование, так как доказательство не всегда бывает объяснением. Нужно вскрыть закономерность данного литературного факта, который, как всякий факт, несомненно закономерен. Причина влияния заключается не в том, что художник познакомился с тем или иным материалом, прочел книгу или услышал анекдот. Это только условия, без которых влияние было бы технически невозможно. Нужно объяснить, почему он включил книгу, событие или анекдот в сферу своих размышлений, какое значение для его внутренней жизни имела эта встреча с действительностью, что он из нее извлек и для какой цели.

Причины, заставившие Бальзака изучить процесс Курье и воспроизвести в своем романе основные сюжетные его линии, лежат в самом замысле романа.

В 1825 г. и позже ходили слухи, что Курье был убит «фанатиками» и «иезуитами». Желая навести следствие на ложный путь, то же говорила следователям и вдова убитого. Бальзак не обратил на это внимания. Его не заинтересовала и романическая сторона убийства — измена жены, ее очевидные связи с убийцами, все то, что могло бы дать сюжет для «сенсационного» романа. Дело Курье было для него важно потому, что оно свидетельствовало о более общих процессах, угрожавших, по его мнению, всему обществу.

Бальзак всегда называл себя историком, а не романистом. В «Крестьянах» он особенно настаивал на этом. Он ничего не придумывает, он создает правду. Историку не нужна необходимая для романа «драма», т. е. любовный, «романический» конфликт, не нужна «страсть» с обычным «треугольником» (муж, жена, любовник).

В романе этот треугольник существует, но он не играет решающей роли и не вызывает конфликта. Таким образом, Бальзак вступает в противоречие с традиционным французским романом, сохранившим па себе заметные следы «неистовой школы» 30-х гг.

«Многие, конечно, ожидают, как, освещенная ярким светом, загоримся кираса бывшего полковника императорской гвардии, как вспыхнувший в нем гнев обрушится па эту хрупкую женщину, и повесть закончится тем же, чем заканчивается столько современных драм, — альковной драмой... Нет, здесь драма — не в романе семейной жизни, конфликт происходит в сферах, находящихся выше или ниже ее. Не ожидайте страсти — правда и без нее слишком драматична».

В этих словах можно было бы уловить намек на романы, подобные «Индиане» (1832) Жорж Саид или «Жерфо» (1838) Шарля де Бернара с неизбежным наполеоновским полковником в отставке, живущим с чувствительной женой в роскошном и скучном поместье. «Тридцатилетняя женщина» Бальзака была выдержана приблизительно в том же плане. Когда-то Бальзак писал об «Индиане» восторженную рецензию, а Шарль де Бернар был его поклонником и учеником. Теперь Бальзак ищет другие темы, более вместительные, открывающие более широкие горизонты: в романе, изображающем целый социальный класс, акцент не должен был падать на адюльтер или семейные отношения.

Исторический роман, начиная от Вальтера Скотта, родоначальника жанра, постепенно освобождал себя от исторических персонажей, которые, казалось, мешали художнику свободно воспроизводить подлинную правду истории: вымышленные персонажи оказывались более емкими и более правдивыми. К такому пониманию истории и творчества приводили художественная практика и эстетические размышления, что облегчало переход от исторического романа к роману из современной жизни.

На этот путь Бальзак вступил уже в «Шуанах» (1829). Избрав своим героем мелкопоместного бретонского дворянина Буагарди и преобразив его до неузнаваемости, он утверждал, что все рассказанное в его романе соответствует исторической действительности, но ни разу не выдал своего источника. В «Крестьянах», романе остро современном, он сделал то же самое: взяв историческое событие, он изменил его так, чтобы не вызвать ассоциаций со своим источником. Построенный на исторической основе, роман должен был стать не документальным, а историческим в высшем смысле этого слова, потому что вскрывал законы, определяющие движение целой эпохи.

Он перенес действие из Турени в Бургундию — очевидно, для того, чтобы источник не бросился в глаза с первого же взглядам. Несчастного помещика он превратил из ученого и памфлетиста в туповатого наполеоновского рубаку и — самое большое изменение убил не землевладельца, а его лесничего. Убийство лесничего рассматривается в романе как предупреждение хозяину поместья — об этом постоянно говорят действующие лица романа.

Но Бальзак сохранил много такого, что связывает его роман с историческим событием. Прежде всего, время действия.

Бальзак любил точные даты, хотя часто допускал анахронизмы. Точность имела для него особое значение. Он датировал вымышленное событие не для того, чтобы сделать действие правдоподобным, — прием, давно изжитый в романе из современной жизни, — а для того, чтобы при помощи вымышленного действия глубже характеризовать изображаемую эпоху. Датируя действие, Бальзак вместе с тем определял один из первых этапов в борьбе земледельца с землевладельцем, которая, как ему казалось, должна привести общество к конечной катастрофе. Этот первый этап датирован событиями в Вереце.

Действительно, письмо Эмиля Блонде, которое открывает роман, написано в августе 1823 г., лесничий Мишо убит осенью того же года, а в начале 1824 г. граф Монкорне дает объявление о продаже поместья.

В «Крестьянах» есть и другие даты. Так, Гобертен в своих коммерческих махинациях учел рост народонаселения, которое увеличилось на одну треть с 1814 до 1825 г. Поэма Гурдона, одного из второстепенных персонажей романа, вышла в свет после смерти Наполеона, в 1824 г., через десять лет после того, как была написана. Очевидно, Бальзак связывал проблему, которую он изучал, с этим периодом, всегда его привлекавшим: временем военных заговоров, воспоминаний о Наполеоне и беспощадной реакции, последовавшей за убийством герцога Беррийского. Это также время публицистической и сельскохозяйственной дея­тельности Курье, убитого в начале 1825 г.

Борьба графа Монкорне с крестьянами и буржуазией округа проходит приблизительно те же стадии, что и борьба Поля-Луи Курье. Ограбленный своим управляющим, лесничим, крестьянами, Монкорне пытается утвердить свои права и опереться на закон. Но местные крестьяне привыкли грабить поместье в те времена, когда оно принадлежало бывшей актрисе м-ль Лагер, напуганной революцией, террором и своим управляющим. Она предоставляла грабить себя сколько угодно и желала только спокойной жизни. Приезд графа в Эг соответствует возвращению Курье в Шавоньер после долгого отсутствия, во время которого его жена «развратила» слуг и крестьян своим благожелательным безразличием. Переход на новый режим вызвал у крестьян и слуг Эг ту же реакцию: ненависть к владельцу, превращающуюся в открытую войну.

В этой войне у Бальзака принимают участие администрация округа, мэр, префект, лесоторговцы, которые грабительски вырубают его лес и пользуются полной безнаказанностью под покровительством администрации. Об этом ничего не говорилось во время процессов 1825 и 1830 г., но по памфлетам Курье можно было без труда воссоздать картину преследований, которым ой подвергался в самых законных своих действиях и притязаниях. Памфлеты эти великолепно иллюстрировали условия жизни «помещика-чужака», которого все «местные» хотят выжить из провинции по разным причинам, коренящимся в различных классовых интересах.

Аббат Броссет советует графине Монкорне оказывать крестьянам материальную помощь, чтобы улучшить отношение с деревней. Граф Монкорне добивается благополучного решения суда в процессе провинившихся крестьян, и некоторое улучшение действительно наступает. Затем он опять принимает жесткие меры, и все начинается сызнова. То же произошло и в поместье Шавоньер.

Монкорне увольняет старого лесничего, который позволял крестьянам эксплуатировать помещичий лес как угодно. Уволенный лесничий вступает в заговор с крестьянами. Ему угрожают смертью, если он не убьет помещика. Личное раздражение, угрозы и контакт с крестьянами заставляют его пойти на преступление. Все это повторяет ситуацию, выяснившуюся на процессе 1830 г., с той только разницей, что лесничий Фремон, подлинный убийца Курье, еще не был уволен, хотя и находился под угрозой увольнения.

Новый лесничий графа Монкорне, Мишо, отличался жестокостью по отношению к браконьерам, так же как лесничие Курье, в частности Блонде, вызвавший к себе ненависть крестьян и понесший за это наказание.

Монкорне решает нанять рабочих из других, более отдаленных районов — поступок, который кажется опытным людям опасным. Очевидно, эта мера была подсказана графу Монкорне Полем-Луи Курье. Крестьяне устроили настоящий заговор, проводили совещания в кабаке. И о кабаке и о заговоре открыто говорилось на процессе Курье, а слухи о крестьянском суде, приговорившем Курье к смерти, были широко распространены в Турени. Такие совещания в кабаке происходят и в романе. Соответствующую главу «Крестьян» Бальзак назвал: «Кабак — народный парламент».

В романе повторены ошибки следствия, происходившего в Туре: следователь принужден заключить, что человек, убивший Мишо, не был жителем окрестных деревень, а пришел из другого округа. На суде в Туре много раз говорилось об угрозах тому, кому было поручено убийство, со стороны тех, кто в этом был заинтересован. Эти угрозы повторены в романе — и в разговорах действующих лиц, и при последней встрече Монкорне с Боннебо. Так же как в романе, об алиби стараются сами убийцы, все продумано заранее, и показания свидетелей не дают возможности раскрыть истину. О запугивании свидетелей говорится в романс так же отчетливо, как и на суде в Туре.

Пыж, найденный в ране Курье, много раз обсуждался на процессе. За несколько часов до убийства жена убийцы рассказывала о странном поведении и речах мужа, и эти слова могли навести на след преступника. Бальзак, очевидно, вспомнил и эту подробность. В его романе будущий убийца Тонсар говорит отцу своей жены, тоже болтавшей неосторожные фразы: «Если меня повесят, то не из-за ружейного выстрела, а из-за языка вашей дочери».

Преступление осталось нераскрытым. Нужно подождать, — говорят персонажи романа, — может быть, появятся новые данные, улики, показания свидетелей. Именно это произошло в деле Поля-Луи Курье. Неожиданно, через пять лет после того, как дело было закончено, появился новый свидетель, и тайна раскрылась. Персонажи романа словно ожидают этих новых свидетелей и этого второго процесса.

Может быть, Бальзак сперва хотел закончить роман иначе — не «триумфом побежденных», а восстановлением справедливости или, во всяком случае, обнаружением истины? У нас нет оснований утверждать это. Однако безнаказанность преступников, которая так поражает в судебном деле, сохранена и в романе Бальзака — она словно подтверждает историческую необходимость совершающихся во Франции процессов, движения от «свободы», возникшей в 1789 г., к «борьбе за землю», гибели крупного землевладения, временного торжества буржуазии и в более или менее близком будущем — конечного торжества крестьянства.

Таким образом, основная проблема романа, время действия, характеристика местности, в которой оно развивается, ход событий и их причины, крестьянский заговор, союз деревни с буржуазией и администрацией против землевладельца — все соответствует процессу Поля-Луи Курье, вплоть до мелких деталей, которые осели в цепкой памяти Бальзака, несомненно, изучавшего свой материал с глубоким вниманием.

Можно было, бы предположить, что эти детали возникли благодаря логическому развитию обстоятельств, в которых происходило действие. Крестьяне собираются в кабаке — но где же им было собираться, чтобы поговорить об общем деле? Первое, что могло заинтересовать следователя, — это пуля, поразившая жертву, и пыж, застрявший в ране. Жена человека, шедшего на преступление, должна была поделиться с кем-нибудь своими расчетами и опасениями, а убийцы — побеспокоиться о своем алиби. Однако все эти детали могли бы отсутствовать в романе и вместо них возникнуть другие, если бы события, совершившиеся 10 апреля 1825 г. в лесу Вереца, не спаялись в воображении Бальзака со всеми мелкими подробностями, их сопровождавшими. Работая по канве, он, очевидно, не в силах был слишком сильно их изменить. Да и зачем было изменять? Через двенадцать лет после того, дело закончилось и стало достоянием легенд и домыслов, никто не заметил бы, что сюжетная канва романа воспроизводит какую-то историческую реальность, — уж слишком были несхожи главные герои: полковник императорской гвардии, профессиональный рубака и карьерист, и блестящий писатель, ученый-эллинист, когда-то влачивший военную службу в той же Великой армии. Но если бы появились сомнения в том, что Бальзак все придумал или хотя бы в какой-то мелочи отошел от истины, он без преувеличения мог бы ответить словами, которые цитировал на первых страницах «Отца Горио»: «Ail is true» — «Все правда».

3

Сделав историю убийства Курье сюжетным стержнем своего романа, Бальзак интересовался не сюжетом, а смыслом этого процесса, его «философией». Он извлек из него выводы, которые прямо противоречили всей деятельности и творчеству Курье.

Эти два писателя стояли на прямо противоположных общественных позициях. Бальзак оказался на стороне легитимизма, крупной земельной собственности и в известной мере феодальной аристократии. Курье в каждом своем памфлете подрывал все основы того строя и той системы идей, которые пытались утвердиться на развалинах Империи. Разумеется, Бальзак, державший руку на пульсе своей эпохи, знал наиболее острые памфлеты своего политического противника и, вспоминая его биографию, не мог забыть о его литературной деятельности.

Заимствуя из биографии и сочинений Курье сведения и материалы, он толковал их по-своему, и эта интерпретация удивила бы самого Курье, если бы он мог прочесть роман, столь многим ему обязанный.

Роман начинается долгим описанием поместья, история которого восходит к временам Генриха IV. Оно принадлежало когда-то артистке Лагер, куртизанке высокого полета. И Блонде, явно выражающий чувства автора, восхищается роскошью усадьбы и планировкой парка, отделкой замка, свидетельствующей о том, что он строился дамой или для дамы. Он сожалеет о том, что так много богатых усадеб с большим историческим прошлым было продано на слом, а парки вырублены и пошли под пашни. Словом, Блонде ратует против «черных банд», скупавших и разорявших старые усадьбы с их историческими воспоминаниями, национальную гордость Франции.

Замок, как сообщает Блонде, был перестроен любовницей Генриха IV, подарен любовнице дофина (старшего сына Людовика XIV), а Буре, самый богатый человек XVIII в., потративший два миллиона на то, чтобы один раз принять Людовика XV, украсил замок для своей любовницы, знаменитой актрисы. Бальзак в восторге от замка и от парка и даже от их прежних владельцев и владелиц.

Роскошный замок словно является ответом на «Простое рассуждение Поля-Луи, винодела из Шавоньера» по поводу Шамборского замка. Шамбор «был когда-то осквернен присутствием королевских любовниц... Здесь Людовик, образец королей, жил с дамой Монтеспан, с девицей Лавальер, со всеми женщинами и девушками, которых он соизволил взять у их мужей и родителей... Как жаль было бы отдать трудовым людям этот храм древних нравов, старой галантности (еще одно слово двора, которое нельзя пристойно перевести), позволить неблагородным рабочим семьям поселиться под сводами, свидетелями такого королевского разврата!». За этот памфлет Курье был осужден на два месяца тюремного заключения. В другом памфлете, «Gazette du village», прославляется «черная банда», которая «дробит землю так, чтобы каждый смог ее получить, согласно божьему закону». И Курье рассказывает об усадьбе Лабордери, распроданной «черной бандой» крестьянам, поселившимся в старых постройках и занявшимся хозяйством. Именно такая судьба в романе Бальзака угрожала замку Эг. Эти «неблагородные рабочие семьи» превознесены и прославлены в памфлетах Курье.

Памфлеты Курье оставались действенной силой и в 30-е гг. переиздавались неоднократно. Курье создал школу. Между тем, своей жизнью и смертью он как будто опровергал свои собственные взгляды. Он расхваливал крестьян за их добродетели, которые они обрели после освобождения от опеки религии, после декларации «свобод», после того как стали собственниками обрабатываемой ими земли. Курье считал процессы, начавшиеся с революцией 1789 г., во всех отношениях благотворными, и, по мнению Бальзака, он ошибался вместе со всеми либералами и демократами эпохи. Эта «черная банда» выгнала его из поместья. Новые законы не могли предупредить зло и покровительствовали грабителям. Провинция превратилась в логово разбойников — это говорил и сам Курье, но Бальзак объяснил это иначе. «Добродетельные» крестьяне преследовали и, наконец, убили Курье, не понеся никакого возмездия. Таково новое общество, вновь поднявшее класс на класс и вызвавшее войну всех против всех, — как то было до начала общественной жизни, до «общественного договора». Какое великолепное доказательство этой роковой ошибки, которая приведет к грядущим, еще более общим и страшным катастрофам! И Бальзак пишет роман, близко следуя событиям жизни Курье, пользуясь его собственными памфлетами, чтобы иллюстрировать положение в деревне и доказать шаг за шагом прямо противоположное тому, что доказывал Курье. Несомненно, роман обнаруживает глубокое понимание процессов, происходивших в современном Бальзаку обществе, и закономерностей, определивших эти процессы. Но вместе с тем он обнаруживает и непонимание того, к чему эти процессы приведут, неверие и в закономерности, и в будущее. В этой тайной полемике с Курье заключается критика всех устоев буржуазного общества и страх перед анархией, которая, по мнению Бальзака, будет конечным результатом постепенного освобождения людей.

Памфлеты, петиции, обращения к судьям, заявления и мемуары Поля-Луи Курье, так же как история его жизни и смерти, послужили для Бальзака не только источником информации, но и основой для больших социологических выводов, для построения целой философии современного общества. Вместе с тем в творчестве и биографии Курье он почерпнул материалы для построения сюжета и образов. Разграничить те и иные формы влияния познавательного и художественного было бы невозможно.

Основная творческая установка Бальзака, писавшего романы и считавшего себя историком, необходимо предполагала некое единство познания и вымысла. Он писал «правду» в прямом смысле этого слова — изучая действительность и перенося ее в искусство. Тайной этого искусства было познание современного общества, и эта «драма действительной жизни» становилась драмой художественной, сюжетом, композицией и «интересом» его романов. Вот почему поиски «источников» его романа превращаются в изучение материалов, позволявших Бальзаку изобразить данный фрагмент современной жизни, а самое понятие «источник» оказывается не пассивным актом восприятия, а творческим актом постижения действительности, не использованием чужого добра, а завоеванием и открытием чего-то нового и неслыханного. И с такой точки зрения глубоко обоснованным и реально убедительным представляется отождествление «правды» и «вымысла», исторического исследования и художественного творчества, на котором постоянно настаивал автор «Человеческой Комедии».

Л-ра: Б. Г. Реизов. История и теория литературы. – Ленинград, 1986. – С. 51-64.

Биография

Критика

• Бальзак и Поль-Луи Курье (Об источниках романа «Крестьяне»)
• О некоторых стилистических особенностях эпитетов в памфлетном жанре (на материале политических памфлетов Поля-Луи Курье)