Жорж Перек. Виды пространств
Л. Зонина
Книга Жоржа Перека «Виды пространств» вышла в библиотечке «Критическое пространство» (Espace critique), задача которой разъясняется ее главным редактором Полем Вирильо наукообразно и весьма невнятно: «В момент, когда политическая система все больше маскируется и расплывается, выходя за пределы Государства-нации и простираясь вплоть до границ всего живого, нам представляется необходимым непрерывно собирать сведения о пространственных дефинициях современного государства. Библиотечка «Критическое пространство» видит, таким образом, свою цель в том, чтобы внести вклад в борьбу, завязавшуюся на последнем рубеже, осмысляя и переосмысляя с помощью самых различных дисциплин определение того, что могло бы быть названо СТАТУТОМ современного пространства».
Выполняя это «топологическое» задание, Жорж Перек подошел к нему как художник, столь же чуткий к фонетике и графике слова, сколь и к его содержательной сути. Это обнаруживается уже в самом названии, играющем фонемой как смысловым индикатором.
Уже в первом романе Перека «Вещи» критика отметила поиск художественной формы, «материализующей» в каждом из своих элементов (вплоть до фразы, тяготеющей к захлебывающемуся перечислению, почти вовсе лишенной глаголов и перегруженной существительными) тип сознания, вырабатываемого потребительским обществом, деперсонализацию этого сознания, его пассивность, покорное и некритичное усвоение им норм, навязываемых извне, слепое поклонение престижным ценностям. «Вещи» и следующий роман Жоржа Перека — «Человек, который спит» — составили своеобразную художественную структуру, моделирующую современного западного интеллигента в его взаимоотношениях с «цивилизацией изобилия». Если персонажи первого романа — типовая модель полного приятия, то герой второго может быть принят за единицу протеста, за модель того, что позже было названо поборниками так называемой контркультуры «великим отказом» от буржуазной цивилизации.
Следующая книга молодого писателя могла показаться бегством в царство чистой виртуозности: действительно, в «Исчезновении» автор осуществил некий формальный фокус — ему удалось написать роман, в котором на протяжении более чем двухсот страниц ни разу не использована буква «е» — самая распространенная буква французского алфавита.
Однако теперь, оснащенный техническим опытом, Перек вновь вернулся к содержательным поискам — поискам художественных средств познания современного человека. Последние произведения писателя, будь то «Темная лавка» или «Виды пространств», не поддаются жанровому определению. Скорее всего, это «наблюдения», точнее, даже «самонаблюдения», выводящие, однако, читателя за пределы особого, частного, индивидуального — в сферу всеобщего или, во всяком случае, типического. «Я» Жоржа Перека тяготеет к самоосознанию в рамках достаточно четкой и объемной общности, как «я» определенного поколения, как «я» горожанина, «я» интеллигента, «я» пишущее, «я», стоящее перед необходимостью понять свое место в сегодняшнем мире. Переход этот от единичного к общему осуществляется не с помощью цепи логических умозаключений, а средствами художественного остранения обыденного. Перек заставляет ожить «общие места», стертые словосочетания, избитые формулы — от бытовых до философских. Кстати, списком таких вошедших в обиход оборотов со словом «пространство» он и открывает книгу. Впрочем, иллюзии Жоржа Перека отнюдь не всегда столь откровенны, ему случается играть потаенными, незакавыченными цитатами в расчете на литературную искушенность читателя, который, увидев, например, в перечне «видов пространств» наряду с нейтральным «свободным пространством», геополитическим «жизненным пространством», физико-астрономическим «искривленным пространством», экологическим «зеленым пространством» — «Пешехода пространства» — должен вспомнить, что это цитата — название рассказа Эжена Ионеско (позднее переделанного в пьесу). Или в главе «Кровать», описывающей эту «элементарную единицу пространства», на которой «человек проводит более трети своей жизни», в список всевозможных разновидностей ложа, не получивших детального освещения — «А гамак? А тюфяк? А раскладушка?..» — вклинивается без всякого перехода, без кавычек строчка: «А диваны, глубокие, как могилы», отсылающая к «цветам зла» Бодлера и несущая определенную историческую и эстетическую нагрузку.
Насыщенность «Видов пространств» литературными реминисценциями не случайна; книга выстраивается на скрещении «текста» и «быта». Отсюда — две элементарные единицы пространства — «страница» и «кровать». От них и начинается отсчет. Казалось бы, писателю уместнее взять за исходную точку стол, но это значило бы принимать себя слишком «всерьез», а Жорж Перек относится к себе с иронией, что, с одной стороны, и составляет главную прелесть его книги, а с другой — сообщает ей глубину, так как именно ирония служит автору главным орудием разламывания и остранения «прописных истин».
От «страницы» и «кровати» Перек переходит к пространствам все более крупным, все более сложным: комната, квартира, дом, улица, квартал, город и т. д., вплоть до земного шара. Итак, «пространства множатся, дробятся и разнообразятся. Сегодня мы имеем дело с пространствами любого размера и любого сорта, для любого применения и на любой вкус. Жить — значит переходить из одного пространства в другое, пытаясь по возможности не ушибиться...»
Запечатлеть с возможно большей точностью и непредвзятостью видимое пространство («Заставить себя видеть возможно более плоско», — формулирует Перек, задавая себе «упражнения» для выполнения этой задачи) и значит оставить свидетельство о своем пространстве-времени: следует большая цитата из «Бедекера» издания 1907 года — практические советы французу, путешествующему по Лондону. И в самом деле, куда уж проще! И времени-то прошло не так уж много, но сегодняшнему читателю этот Лондон видится экзотической планетой. Другое задание себе: ежегодно, на протяжении двенадцати лет, детально описывать несколько определенных пунктов Парижа — один раз на месте, как видишь, другой раз по памяти. В итоге эта картотека представит картину изменения пространства во времени, а также эволюцию видения и памяти записывающего, в конечном итоге — образ человека.
При всей своей нетрадиционности новая книга Перека лежит в русле традиций и «некоего Парселя Мруста», занятого «поисками утраченного времени», и другого, не менее прославленного автора, Флобера, который, собирая свой «Лексикон прописных истин», мечтал написать роман, где ничего не происходит, — роман ни о чем, иными словами — о времени, владеющем пространством человеческой жизни.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1975. – № 6. – С. 59-61.
Произведения
Критика
