Некоторые аспекты героического характера у Ф. Г. Клопштока
А. Н. Макаров
Рассматривается проблема героического характера в драмах Клопштока в ее социальной и национальной обусловленности, прослеживается связь с традициями героического характера в немецкой литературе и влияние Клопштока на развитие этого аспекта в литературе Германии.
Середина XVIII века отличалась не только вхождением в литературу поколения ярких творческих личностей, но и формированием более конкретного понимания национальных проблем, которые следовало отражать в литературе. Семилетняя война (1756-1763), в которой участвовали многие народы Европы, жители разных немецких земель, а также косвенно и население североамериканских колоний Великобритании, укрепившей свои позиции в связи с вовлечением Франции в войну в Европе, оказала достаточно сильное воздействие на развитие национального самосознания немецкого народа. В тот период наметилась тенденция к консолидации нации, хотя в ходе войны нередко немцы воевали друг против друга. При столкновении интересов воюющих держав значительную тяжесть войны все- таки несли на себе немцы, и это вело к тому, что национальные силы консолидировались, оттесняя на задний план сепаратизм отдельных княжеств. Складывалось противостояние верхов, которым была выгодна раздробленность Германии, и наиболее проницательных представителей нации, понимающих, что только национальное единство может вывести Германию из тяжелейшего положения, в котором она оказалась.
Поэтому понятно, что одной из важных, хотя и специально не сформулированной, становилась проблема национального героического характера, которая наиболее убедительна в творчестве Ф. Г. Клопштока (1724-1803). В истории литературы творчество Клопштока рассматривается практически во всех работах, посвященных этому периоду (Б. Я. Гейман, Г. Геттнер, В. М. Жирмунский, В. П. Неустроен, П. Рейман, С. В. Тураев, В. Шерер, А. Штерн и др.). Следует отметить, что, анализируя в целом творчество Клопштока, говоря о его влиянии на развитие немецкой литературы эпохи Просвещения, и «Бури и натиска» в том числе, исследователи, как правило, упоминают «бардиты» писателя, его «Мессию», не обращая особого внимания на формирование героических начал в его творчестве, которые были связаны и с библейской тематикой (в том числе и «Мессия»), и с произведениями на исторические темы (цикл о Германе-херуске). В сочинениях писателя мы наблюдаем развитие и продолжение тенденций, уже закладывавшихся, формировавшихся и развивавшихся в немецкой литературе.
Внимание к национальной теме наметилось в немецкой литературе в 40-50-е годы XVIII века. Так, например, К. О. фон Шенайх написал эпическую драму «Герман, или Освобожденная Германия» (1753), до него подобной темы коснулся и более талантливый Й. Э. Шлегель (1719-1749), который первым в своих трагедиях обратился к национальному немецкому прошлому (например, «Герман», 1743). Весьма известной была теоретическая работа Шлегеля «Сравнение Шекспира и Андреаса Грифиуса» (1741; имеется в виду немецкий поэт XVII века А. Грифиус), в которой он одним из первых в Германии весьма высоко оценивал Шекспира, тем самым, как и своими трагедиями, бросая вызов своему учителю Готтшеду, хотя и стараясь писать с использованием законов театра французского классицизма: соблюдение единств, относительно малое число действующих лиц.
Не остались в стороне от национальной темы и швейцарцы. И. Я. Бодмер (1698-1783) создавал произведения на древнегерманские темы и публиковал старонемецкие тексты, начиная с 40-х годов обратил внимание на древнюю швабскую поэзию (1748), «Парцифаль» (1753), на образ Кримхильды (1757), древнеанглийские баллады (1780). Как можно заметить, далеко не полные примеры интереса Бодмера к древнеевропейскому и национальному литературному наследию являются и яркими примерами формирования в литературе Германии доштюрмерского периода интереса к немецкой национальной исторической теме, которая наиболее полно и последовательно, пожалуй, воплотилась в единственном штюрмерском произведении, о котором можно с полным правом говорить как о первой национальной исторической драме. Это «Гец фон Берлихинген» (1773) Гете, по мнению С. В. Тураева, произведение историческое и современное одновременно. «Гец» был одним из ярчайших закономерных результатов интереса к национальной истории, но, как ни странно, в рамках «Бури и натиска» остался исключением.
Историческая национальная тема после Гете и Клингера, у которого она проявилась лишь раз в пьесе «Конрадин» (1784) , встречается в те годы в творчестве второстепенных писателей, например у Терринга. Следует отметить, что в тривиальной литературе происходит замена общенациональных проблем узкоместными, локальными. По мысли Ф. Зенгле, в ней национальная история немцев сводится к местной, почти частной истории отдельных немецких территорий.
История немецкой тривиальной литературы пока не написана, хотя существуют работы, авторы которых делают попытку поставить произведения подобного рода в определенный историко-литературный и культурный контекст. Следует сказать, что внимание литературоведов к этим проблемам недостаточно, хотя в свое время и Гете, и Л. Тик признавали за такими произведениями определенные достоинства. А. Хауссен справедливо писал о том, что большинство тривиальных пьес создано с прекрасным знанием театра. Уже изначально они были более сценичными, чем произведения крупных писателей, например Шиллера, основательно переделавшего их для театра и в значительной степени приблизившего их к тривиальной драме, смягчая наиболее острые места и стремясь показать несколько отвлеченные чувства и страсти, что было характерно для Шиллера штюрмерского периода.
Одним из вариантов немецкой исторической драмы была рыцарская драма. Вслед за Гете, который в «Геце» дал немцам образец произведения такого типа, к рыцарской тематике обратились Ф. М. Клингер («Отто», 1775), живописец Мюллер («Голо и Генофефа», 1776), Терринг («Агнес Бернауэрин», 1780), Бабо («Отто фон Виттельсбах», 1782)6. «Модный жанр просуществовал до эпохи романтизма, его влияние заметно еще на «Кетхен из Гейльбронна» Клейста (1810), частично даже на «Орлеанской деве» Шиллера, — напоминает В. М. Жирмунский. - Ни один из названных авторов не следует за Гете в реалистической трактовке социально-исторических конфликтов, ограничиваясь внешней обстановкой национального средневековья, историческими именами и происшествиями и обширным репертуаром «средневековых» мотивов, заимствованных из пьесы Гете».
В истории немецкого театра второй половины XVIII века следует учитывать наличие не только трагедий, связанных с эстетическими концепциями Готтшеда и Г. Э. Лессинга как ведущих теоретиков литературы того времени, но необходимо помнить и о том, что существовала весьма значительная и влиятельная традиция немецкоязычного варианта народного театра, в котором продолжало существовать и привлекать внимание то, что изгонялось театральными ортодоксами школы Готтшеда, но поддерживалось и поощрялось новым поколением теоретиков театра (Лессинг, Мезер и др.), которые выступали с поддержкой откровенно буффонных персонажей немецкого народного театра (Арлекин), а также и всех тех «несуразностей», которые не соответствовали здравому смыслу и вкусу правоверных просветителей (иррациональные, фантастические элементы). Исследователь «театра масок» в Германии XVIII века Р. Мюнц отмечал общий интерес в конце 1760-х годов к низкому комизму и арлекинадам, которые в эту пору начинают осмысливаться как необходимая составная часть литературно-эстетических систем. Поэтому формирование немецких театрально-эстетических концепций происходило не только в русле развития «ученой» теории театра, но и в практике нередко малохудожественных театральных постановок.
Вместе с тем появление множества «рыцарских» драм ставит весьма актуальную проблему, разработка которой началась еще в эпоху безраздельного господства Готтшеда, — проблему национального прошлого. Историческое сознание ранних немецких просветителей XVIII века мало отличало их от предшественников. Хотя идеи развития существовали в философии и эстетике, они, однако, ещё не принимались основной массой даже не рядовых писателей того времени в качестве инструмента постижения глубинных явлений в деятельности отдельных личностей и в движениях народных масс как осознание процесса сохранения, преемственности, применения достижений предшествующих эпох, процесса развития общественных и культурных тенденций, которые закладывались в прошлом, развивались в настоящем, устремляясь в будущее. В немецкой литературе наблюдаются любопытные особенности становления интереса к прошлому, который все более четко прослеживается на протяжении XVIII века. Сейчас же обратим внимание на те моменты, которые развивались в литературе Германии конца периода Просвещения.
Было время, когда углубленный интерес к национальному прошлому, развертывавшийся, например, в творчестве И. Э. Шлегеля, Бодмера и др., существенно сдерживался появлением «Мессии» Клопштока. Однако в середине 60-х годов национальная тематика снова начинает выступать на передний план. Это пробуждение притухшего было патриотизма в существенной мере связано с Семилетней войной, когда писатели почувствовали интерес к проблемам Германии. Как известно, на них откликнулся и Г. Э. Лессинг своей комедией «Минна фон Барнхельм» (1767, создавалась в 1760-1763 годы), которая была, вероятно, одной из первых исторических комедий на немецком языке, как «Гец фон Берлихинген» Гете через несколько лет станет первой исторической трагедией в подлинном смысле этого слова, произведением, в художественной форме отразившем особенности национального развития немецкого народа и проблемы, лежащие в основе его исторического развития.
От библейских сюжетов Клопшток перейдет к национальным сюжетам, поэтому место мессии займет Герман. Недаром в предисловии к «Битве Германа» он напоминает слова Тацита о том, что у римлян было больше триумфов над германцами, чем подлинных побед. Эту же мысль в бардите «Герман и князья» (1784) повторит друид, сказавший римскому центуриону: «Завоевать вы нас сможете, но никогда не удастся вам победить Германию».
Стремление Клопштока отобрать достаточно новый материал для своих трагедий побудило его обратиться к неантичным источникам. Правда, драмы Клопштока делятся практически на две большие группы: трагедии на библейские сюжеты («Смерть Адама», «Давид», «Соломон») и на бардиты, т. е. пьесы из древнегерманских времен («Битва Германа», 1769; «Герман и князья», 1784; «Смерть Германа», 1787). Обратившись к ветхозаветным образам Адама, Давида и Соломона, Клопшток хотел создать произведения, доказывающие уместность использования этого материала на практике. Для него библейский источник в значительной степени лишен только религиозного значения. Он считал эту поэзию мирской (предисловие к «Смерти Адама») и достойной того, чтобы ее обработать в трагедию. Спустя несколько лет в предисловии к трагедии «Соломон» Клопшток скажет о том, почему он все-таки взял такой сюжет: «Если у меня есть читатели или зрители, которые одновременна с восприятием еще могут и думать, то я утверждаю, что избрал материал, который в трагическом превосходит все, ставшее знаменитым до сих пор». Такое движение мысли, развитие взглядов у Клопштока вполне закономерно. Оно до некоторой степени напоминает развитие творческой личности Виланда, только не осуществившееся так радикально. Однако показательно уже то, насколько сильно изменилось у Клопштока идейное содержание его взглядов: несмотря на ту же во многом религиозную форму, снижается интерес к «Мессии», что отмечает Б. Я. Гейман. Теперь Клопштока волнует не столько развитие религиозного материала, сколько развитие мира с использованием привычных образов, взятых из Библии.
Обращение Клопштока к национальному материалу в его первом бардите «Битва Германа», появившемся на свет спустя два года после комедии Г. Э. Лессинга «Минна фон Барнхельм, или Солдатское счастье» (1767), несомненно значительно даже при сопоставлении с произведением Лессинга. Дело здесь не столько в приоритете обращения к собственно национальному материалу, который в данном случае за Лессингом, или в современности материала (речь идет, как известно, о событиях Семилетней войны), сколько в том, что Клопшток сделал попытку отобразить в художественном произведении героическое прошлое немецкого народа, а не только отдельной, достаточно идеализированной личности. Интерес к яркому и красочному характеру отмечается уже в начальных песнях «Мессии» Клопштока, первого произведения, которое вызвало самые восторженные отклики во всей Германии. Известно, что в качестве образца Клопшток взял «Потерянный рай» (1658-1667) Мильтона, следуя советам швейцарцев, которых в эпосе великого английского поэта более всего интересовала религиозная назидательность и благоговение перед великим промыслом бога. Яркая политическая окраска произведения швейцарцев интересовала меньше всего. Творческой манере Клопштока, решившегося на обработку весьма сложного материала, в данном случае близко было прежде всего восприятие природы Мильтоном.
Это вполне закономерно, ведь для Клопштока в ту пору всего важнее было говорить о чувстве так, чтобы земные представления не преобладали над духовными. По сути дела, здесь проявилось лирическое, если не сказать песенное начало творчества поэта, которое не смогла уничтожить исключительно религиозная тематика. Видимо, к этому вопросу следует подходить с той же меркой, что и к псалмам Лютера: говорить о мощи языка, пластичности образов, песенности творений. Он стремился к тому, чтобы создать особый язык, способный передать высоты чувства, страсти. Клопшток понимал, что в этом деле он первооткрыватель, понимал он и необходимость отбора возможностей, которые ему давал в ту пору язык, ведь содержание создававшегося им произведения должно было стать грандиозным и неординарным, поэтому и немецкий язык следовало испытать во всех его проявлениях и глубинах.
Тема борьбы, возникающая в творчестве Клопштока, не была для него чужеродной и не возникла лишь под влиянием крупных революционных событий. Если вспомнить раннее творчество Клопштока, его «Мессию», оды, даже те, в которых речь идет о природе, любви, дружбе и жизни, то уже здесь мы найдем черты борьбы, которые в целом характерны для жанровых образований, в которых работал Клопшток. Черты человечности для него связаны с борьбой за человека. Это далеко не абстрактное понятие, а активная жизненная позиция поэта-борца, которая приведет к принятию французской революции XVIII века. Становление темы борьбы проявляется у Клопштока и в его цикле бардитов о Германе. Эти произведения постепенно внедряли в сознание немцев элементы исторического подхода, к анализу событий. Конечно, вряд ли можно говорить исключительно лишь о Клопштоке в данном контексте, но не следует сбрасывать со счетов и его влияние на развитие духовной жизни немцев. Тем самым Клопшток становится одним из предшественников Гете, который через несколько лет после первого бардита Клопштока создаст своего «Геца», Правда, историческое в бардитах пока уступает общечеловеческому началу, но одно другому не противоречит.
Общечеловеческое начало у Клопштока свободно от шовинизма, от принижения других наций. Например, оды, в которых он воспевает французов, называя их франками, — это произведения, указывающие и на общие культурные корни французов и немцев. Братское чувство единого происхождения служит Клопштоку еще одним доказательством политической общности разных народов. Поэт пытается найти то, что объединяет народы, то, в чем они близки. Это глубокое понимание солидарности не характерно, к сожалению, для многих немецких литераторов. Поэтому жанровые особенности поэтического творчества Клопштока ведут к наполнению освещенной веками традиции новым содержанием, соответствующим задачам нового времени. Новаторский талант Клопштока был настолько ярким и своеобразным, что, казалось, выходил за рамки традиционных жанров. Героический характер образа человека, его величие вызывали к жизни глубоко отличное от традиции содержание, поставившее в центр повествования образы простого человека, уже не повелителя, не короля. Героическая тема для поэта связана с темой справедливой войны (ода «Войны», 1778), которую он разрабатывал одним из первых в немецкой литературе.
Завоеватель не может быть великим, тем более не может быть великим мелкопоместный немецкий князек, желающий поставить себя в один ряд с самыми известными завоевателями. Это «величие» смехотворно, но бесспорно величие нации, поднявшейся на борьбу с интервентами и угнетателями. В данном смысле снова следует вспомнить бардиты о Германе. В них национально-освободительная борьба ставится в прямую связь с наиболее прогрессивными, необходимыми для Германии начинаниями. Тема патриотизма и свободы, связанная с образом Германа, готовится в недрах творчества Клопштока уже на уровне оды. Правда, Клопшток, как и большинство немецких писателей за редчайшим исключением (Бюргер, Форстер), остановился в тот момент, когда революция во Франции выдвинула якобинцев и плебейство, что вовсе не означает перехода Клопштока в лагерь противников революции как освобождения человечества — того дела, о котором он мечтал всю свою жизнь. Клопшток был не только передовым сыном своего времени, но и мечтательным немцем. Поэтому он не перешел, как Форстер, к открытой борьбе с угнетателями. Немецкая действительность была отвратительна Клопштоку. Поэтому он, прилагавший все силы к обновлению немецкой культуры, задумал создать новое общественное образование — «немецкую республику ученых».
Следовательно, воздействие Клопштока на молодое поколение немецких литераторов было не только литературным, но и идейным. По мнению Клопштока, писатели должны искать материал не только в Библии, но и в национальной истории, что в его собственном творчестве отразилось в бардитах о Германе, в устранении прежде всего религиозной тематики, в замещении ее современными темами. Клопшток создает произведения, в которых одной из важных становится тема борьбы за человеческое достоинство. В целом воздействие этого писателя распространяется прежде всего на идейном уровне и в определенной мере ограничивается кругом литераторов, тяготевших к сентиментальному отражению мира.
Сила характера, умение подчинить всего себя решению важных задач следует понимать как проявление героического характера немецкой нации. Поэтому писатель приближается к реальности, отходит от абстрактности, рассматривая силу человеческой личности прежде всего в ее социальной национальной обусловленности, в ее позиции по отношению к жизни, в ее умении ставить и решать великие задачи национального развития как в сфере общественной, так и литературной жизни.
Л-ра: Проблема характера в зарубежных литературах. – Свердловск, 1991. – С. 9-17.
Произведения
Критика
