«Желаю знать величину вселенной...». Художественный мир поэмы Заболоцкого «Безумный волк»

Екатерина Дьячкова

(Москва)

«ЖЕЛАЮ ЗНАТЬ ВЕЛИЧИНУ ВСЕЛЕННОЙ...»

Художественный мир поэмы Заболоцкого «Безумный волк»

Первое, что бросается в глаза при чтении поэмы — ее жанровое многоголосие. Помимо явных драматургических черт в «Безумном волке» слышны отголоски басенной крыловской интонации. Так Медведь, выслушав собеседника, пытается его образумить:

Не лучше ль слушаться природы,
Глядеть лишь под ноги да вбок,
В людские лазить огороды,
Кружиться около дорог?1

Этот ответ отчасти напоминает совет Медведя из басни «Зеркало и Обезьяна»:

Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?2

У Крылова «Мишенькин совет лишь попусту пропал». В поэме Заболоцкого он также оказался бесполезен. Волк, несмотря на решительное осуждение более сильного («А ты не дело, волк, задумал, / Что шею вывернуть придумал»), не внял его увещеваниям. Разговорная интонация, характерная для басни, звучит и в последних словах уже не на шутку рассерженного Медведя: «Медведь я! Конский я громила!., и т. д. » Кроме нравоучения и бытовой интонации, что присущи басенному жанру, произведение полно аллегорического смысла. Это тоже роднит его с басней, а кроме нее и со сказкой. Не случайно Македонов, нащупывая границы жанра «Безумного волка», заключает: «философская поэтическая сказка, басня в лицах»3, а И. Ростовцева называет поэмы 30-х годов наивно-дидактическими4.

Теперь о перекличке поэмы со сказкой. Волк, стремясь к знанию, решает измениться физически для того, чтобы можно было свободно глядеть туда, «откуда льется свет». Он говорит об этом с ворожеей, а затем заказывает мудреный станок «для вывертывания шеи». Македонов видит в этих странных действиях нечто «хлебниковское». Соглашаясь с ним, добавим, что подобное есть и в фольклоре. Так, похожий мотив есть в ряде записей русской народной сказки «Волк и коза». А.Н. Толстой, который, как известно, обогащал «коренной» фольклорный сюжет наиболее яркими находками других вариантов, пересказывает эксперимент сказочного волка над самим собой так: «Волку делать нечего. Пошел он в кузницу и велел себе горло перековать, чтоб петь тонюсеньким голосом. Кузнец ему горло перековал»5.

И фольклорный, и литературный герои рискуют изменить себя для достижения желаемого. Различна только цель опытов. Сказочный волк обывательски очень умен, а волк Заболоцкого бесхитростен, бескорыстен и, на взгляд мещанина, совершенно безумен.

Неудачный опыт Безумного по превращению себя в растение, так трогательно описанный поэтом, можно сравнить с удивительной метаморфозой Сени Малины в сказке Писахова «Яблоней цвёл». Вот как об этом рассказывает сам писаховский герой: «Дождик перестал по сторонам разливаться, а весь на меня, и не то что брызгал аль обдавал, а всего меня обнял, пригладил... Я от ласки такой весь согрелся внутрях, а сверху в прохладной свежести себя чувствую.

Стал я на огороде с краю да... босыми ногами в мягку землю. Чую, в рост пошел! Ноги корнями, руки ветвями...

Стою, силу набираю да придумываю, чем расти, чем цвести...»6.

Но то, что легко выполнимо в сказке, в других жанрах и в жизни совсем непросто, а иногда невозможно:

Однажды ямочку я выкопал в земле,
Засунул ногу в дырку по колено
И так двенадцать суток простоял.
Весь отощал, не пивши и не евши,
Но корнем все-таки не сделалась нога
И я, увы, не сделался растеньем.

И герой Писахова, и герой Заболоцкого предприняли попытку превращения во имя других. Малина для того, чтобы, встретившись на Севере с цветущей, а затем и плодоносящей яблоней, все деревенские люди «зарадовались», а Безумный, желая «истину увидеть» и принести благо своим сородичам в будущем.

Отдельные сходные с Безумным черты можно найти и у героя «Сказки об Иване-царевиче и Сером Волке» В.А. Жуковского. Волк у Жуковского в финале сказки живет во дворце, учит и воспитывает царских детей, а также пишет мемуары. Он не отшельник, как Безумный, а, скорее, придворный советник и наставник (представляется, что это аллегорический портрет самого поэта). В.А. Жуковский заканчивает сказку так:

Вот напоследок, царствовав премудро,
И царь Иван Данилович скончался;
За ним последовал и Серый Волк
В могилу. Но в его нашлись бумагах
Подробные заметки обо всем,
Что на своем веку в лесу и свете
Заметил он, и мы из тех записок
Составили правдивый наш рассказ»7.

Внутреннего, глубинного сходства персонажей здесь почти нет за исключением любви к чтению и размышлению. Герой Жуковского тоже положителен: смелый, наблюдательный, думающий, но он консерватор, охранитель существующих порядков, тогда как Великий Летатель Заболоцкого — реформатор, первопроходец, который не боится и готов отдать жизнь за разгадку страшных тайн природы.

Наиболее явная и яркая перекличка образов возникает, на наш взгляд, при сравнении жизни и смерти Безумного с мечтами и поступками Адеила — героя сказки Вересаева «Звезда» (1903). Адеил (его имя — видоизмененное слово «идеал») мечтает принести своему народу, живущему во тьме, свет далекой звезды. Несмотря на опасности и гибель товарищей он приносит звезду людям: «По дороге тихим шагом шел Адеил и высоко держал за луч сорванную с неба звезду. Он был один»8. Соплеменники недолго радовались свету: яркая звезда осветила все их убожество. Все увидели, что жизнь их «грязная, жалкая и уродливая». Тогда народ воспылал ненавистью к юноше. Адеил выслушал обвинения и ответил: «Я думал: хоть один из нас достигнет цели и принесет на землю звезду. И в ярком свете наступит на земле яркая, светлая жизнь. Но когда я стоял на площади, когда я при свете небесной звезды увидел вашу жизнь, я понял, что безумны были мои мечты... (курсив наш. — Е.Д.)9. Непонятый звездоносец умирает, вместе с ним падает и гаснет его звезда. Люди снова живут в темноте, но все время теперь боятся возможности света: «И с ужасом чувствовали люди, что если опять засияет на земле свет, то придется волею-неволею взяться наконец за громадную работу и нельзя будет уйти от нее никуда.. .(курсив наш. — Е.Д.)10. Думается, совпадения здесь очевидны. Безумный волк, как и Адеил, мечтал о свете далекой звезды:

Меж тем вверху звезда сияет —
Чигирь, волшебная звезда!
Она мне душу вынимает,
Сжимает судорогой уста.

Он также был не понят современниками, поэтому в монологе с горечью восклицает:

Итак, как будто бы я многое постиг,
Имею право думать о почете.
Куда там! Звери вкруг меня
Ругаются, препятствуют занятьям
И не дают в уединенье жить.
Фигурки странные! Коров бы им душить,
Давить быков, рассудка не имея.
А на того, кто иначе живет,
Клевещут, злобствуют, приделывают рожки.

И образ жизни Безумного, и жизнь Адеила не прошли бесследно для их соплеменников. Люди, помнящие юношу-звездоносца, стали задумываться о том, что грядущую «громадную работу», видимо, никак не удастся обойти стороной; а Волки — потомки Летателя — пошли еще дальше. Они не только осознали подвиг первопроходца: «Ты — первый взрыв цепей! / Ты — река, породившая нас!», но и взялись за небывалое переустройство общества:

Лежи смирно в своей могиле,
Великий Летатель Книзу Головой.
Мы, волки, несем твое вечное дело
Туда, на звезды, вперед!

Помимо переклички с басней, народной и литературной сказкой поэма несет в себе явное песенное начало. Текст ее полон примеров любви главного героя к пению песен и их сочинению: «Потом я песни сочиняю...», «Надеюсь, этой песенкой / Я порастряс частицы мирозданья...», «Но мне приятно песни составлять: / Рукою в книжечке поставишь закорючку, / А закорючка ангелом поет!», «Читаю книги, песенки пою...». Другие персонажи также неравнодушны к песенному жанру. Даже волки-инженеры, рисуя образ недалекого будущего, не могут обойтись без цитирования строк песни:

Лошади внутреннего сгорания
Нас повезут через мостик страдания.
И ямщик в стеклянной шапке
Тихо песенку споет:
— «Гай-да, тройка,
Энергию утрой-ка!»

Способна петь и собачка, полученная Безумным опытным путем из растения:

Благодаря моей душевной силе
Я из растенья воспитал собачку —
Она теперь, как матушка, поет...

Летатель Книзу Головой гибнет, но любовь к музыке остается. Отмечая годовщину смерти Безумного, волки чтят его память песней. Интересен факт, что ее ритмический рисунок частично совпадает с ритмом известной детской песенки из кинофильма «Золушка» (режиссеры Н. Кошеверова, М. Шапиро, 1947). Известно, что сценарий к фильму написал Е. Шварц. Ему принадлежат и слова песенки «Добрый жук»:

Встаньте, дети, встаньте в круг,
Встаньте в круг, встаньте в круг!
Жил на свете добрый жук,
Старый добрый друг...11.

Перекличка здесь не только в стихотворном размере — чувствуется она и на уровне слова. Для доказательства обратимся к тексту поэмы:

Страшен, дети, этот год.
Дом зверей ломает свод...

.........
Встаньте, звери, встаньте враз,
Ударяйте, звери, в таз!..

Если песню из «Безумного волка» исполнить, сопроводив ее повторами, ритмическое наложение будет полным. Фрагмент подобного исполнения может выглядеть так:

Встаньте, звери, встаньте враз,
Встаньте враз, встаньте враз!
Ударяйте, звери, в таз,
В старый медный таз!

Текст поэмы, написанной в 1931 году, несомненно, повлиял на автора песенки. В этом нас убеждает и то, что Заболоцкий и Шварц были дружны, и последний был хорошо знаком с творчеством поэта.

Перекличку поэмы с другими литературными сочинениями не только на уровне жанров, но и на уровне стилей, по нашему мнению, замечали многие, в первую очередь сам Заболоцкий. Думается, что жанр получившейся вещи было определить совсем непросто. Впервые готовя «Безумного волка» к печати, поэт поместил его в цикл стихотворений «Деревья». Указание на жанр — поэма — появилось позднее. Об элементах публицистического стиля в поэме писал Македонов: «Медведь сначала увещевает Безумного Волка, а затем сердится и отвечает гневными, подчас «газетными» фразами:

Еще есть у нас такие представители,
Как этот сумасшедший волк!..»12

Поиск литературных параллелей можно продолжить. «Безграничность поэтического мира» Заболоцкого, о которой когда-то хорошо сказал Лев Озеров13, будет залогом успеха в этой работе. Но на этом остановимся и завершим рассуждения о многоголосии жанров (соприкосновений на уровне стилей мы за исключением одного примера здесь не касались).

Второе, на чем хотелось бы заострить внимание, — изображение в поэме человека-мыслителя, нужного обществу для создания кардинально нового, но чаще всего этим обществом и отвергаемого.

Эйнштейн называл мыслителей «высшим» типом людей. Он писал о них: «люди странные, замкнутые, уединенные»14. Несомненно, что именно этот тип человека аллегорически изображен Заболоцким в «Безумном волке».

Герой поэмы решает отказаться от привычной и примитивной жизни в пользу науки. Это дается ему нелегко. Вот Волк обращается за советом к Медведю:

Но чтобы истину увидеть,
Скажи, скажи, лихой медведь,
Ужель нельзя друзей обидеть
И ласку женщины презреть?

Обыватель Медведь не способен понять «безумной головы». Он отворачивается от мечтателя. Но это лишь помогает Безумному сделать выбор:

Итак, с медведем я поссорен.
Печально мне. Но, видит Бог,
Медведь решиться мне помог.

С этого момента герой уже не просто наблюдатель. Он — деятельный преобразователь земной природы, мечтающий в недалеком будущем постигнуть и природу космическую. Первый опыт Безумного — эксперимент над самим собой. Волк с помощью станка постепенно выправляет, вывертывает шею, чтобы «глядеть, откуда льется свет». Можно легко вообразить, как выглядит мыслитель в глазах своих соплеменников. С вертикальной шеей и руками-ногами вместо лап, ведя жизнь отшельника, Безумный становится белой вороной:

Он в коленкоровой рубахе,
В больших невиданных штанах
Сидит и пишет на бумаге,
Как будто в келейке монах.

Настоящий мыслитель, как и настоящий художник, желает блага всему миру, но мир, как правило, не понимает его.

С таким же непониманием относилась власть к самому Заболоцкому, обыватели Боровска и Калуги к опытам Циолковского, работами которого поэт был увлечен и серьезно заинтересован. Н.Н. Заболоцкий, сын и исследователь творчества своего отца, справедливо подметил, что Н.А. Заболоцкий в «Безумном волке» гениально предвосхитил свою встречу с К.Э. Циолковским: «Изображенный в поэме безумный мечтатель-волк неожиданно воплотился для Заболоцкого в совершенно реального великого мечтателя-человека. В последние дни 1931 года ему попалась брошюра Циолковского, изданная в Калуге в 1929 году: «Растение будущего. Животное космоса. Самозарождение»15. Действительно, с некоторыми работами ученого поэт познакомился лишь в конце 1931 года, когда поэма уже была создана, а начало их переписки датируется 1932 годом.

Циолковский — гениальный самоучка — почти до всего доходил своим умом. Поначалу он часто открывал давно известное. Неудачи не останавливали первопроходца, а многолетний систематический мыслительный труд постепенно привел его к великим открытиям.

Константин Эдуардович был художественной натурой. Этому есть много примеров. В своей автобиографии он признается: «Когда же не был занят,.. всегда пел. И пел не песни, а как птица, без слов. Слова бы дали понятие о моих мыслях, а я этого не хотел. Пел и утром и ночью. Это было отдыхом для ума... Это была какая-то потребность. Неясные мысли и ощущения вызывали звуки...»16. Сравнение с поющим отшельником Заболоцкого напрашивается само собой.

А чего стоит такое воспоминание ученого: «Однажды я поздно возвращался от знакомого... На улице ... стоял колодец. Около него что- то блестело. Подхожу и вижу, в первый раз, ярко светящиеся большие гнилушки! Набрал их полный подол и пошел домой. Раздробил гнилушки на кусочки и разбросал их по комнате. В темноте было впечатление звездного неба...»17.

Циолковский — мечтатель. Одним из вопросов, который его занимал в молодости, был: «Нельзя ли устроить поезд вокруг экватора, в котором не было бы тяжести от центробежной силы?»18. Обыватели считали его в лучшем случае чудаком. Им было чему удивляться! А.А. Космодемьянский рассказывает: «В г. Боровске летом 1886 г. Константин Эдуардович, увлеченный идеями воздухоплавания, построил большую летающую птицу — ястреба с размахом крыльев около 70 см. Дети и взрослые толпой шли глядеть, как Циолковский запускал на улице своего ястреба. Ночью Циолковский заставлял летать ястреба с фонарем. Обыватели видели движущуюся звезду и спорили: «Что это: звезда, или чудак учитель пускает свою птицу с огнем?»19. Еще один пример: «...Зима. Изумленные боровские жители видят, как на коньках по замерзшей реке мчится учитель уездного училища Циолковский. Он воспользовался сильным ветром и, распустив зонт, катится со скоростью курьерского поезда, влекомый силой ветра» .

Изобретения и опыты Циолковского раздражали городских обывателей. Вот что, например, произошло с одной из его действующих моделей: «... Сделал огромный воздушный шар из бумаги. Спирта достать не смог. Поэтому внизу шара приспособил сетку из тонкой проволоки, на которую клал несколько горящих лучинок. Шар... поднимался вверх, насколько позволяла привязанная к нему нитка. Однажды нитка пере- горела, и шар мой умчался в город, роняя искры и горящую лучину. Попал на крышу сапожнику. Сапожник заарестовал шар»21.

Вопреки всему, в обстановке неприятия и безденежья ученый каждый день приближался к намеченной цели. И в этом смысле биография Циолковского созвучна с жизнью и подвигом героя поэмы.

Невозможно не оценить фантазию Заболоцкого, читая об удачных и неудачных опытах его чудака-исследователя, который, по собственному признанию, «открыл множество законов»:

Если растенье посадить в банку
И в трубочку железную подуть —
Животным воздухом наполнится растенье,
Появятся на нем головка, ручки, ножки,
А листики отсохнут навсегда...

7 января 1932 года Заболоцкий писал Циолковскому: «мне кажется, что искусство будущего так тесно сольется с наукой, что уже и теперь пришло для нас время узнать и полюбить лучших наших ученых — и Вас в первую очередь»22.

В поэме «Безумный волк» читатель повсюду встречает такое слияние. Вот мечтает уже не Безумный, а его потомок Председатель на собрании зверей:

Я закрываю глаза и вижу стеклянное здание леса.
Стройные волки, одетые в легкие платья,
Преданы долгой научной беседе.
Вот отделился один,
Поднимает прозрачные лапы,
Плавно взлетает на воздух,
Ложится на спину,
Ветер его на восток над долинами гонит.
Волки внизу говорят:
«Удалился философ,
Чтоб лопухам преподать
Геометрию неба».

Мечта человека неуничтожима. И ученый, и поэт во все времена пытаются заглянуть в будущее. Они делают это по-разному, но в их деятельности всегда есть нечто общее. Подлинного поэта не оставляют равнодушным современные ему знания о мире, он по мере сил заботится об их приращении, а настоящий ученый мыслит образами как поэт.

Заболоцкий в письме от 18 января 1932 года признавался Циолковскому: «Ваши мысли о будущем земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня и они очень близки мне. В моих ненапечатанных стихах я, как мог, разрешал их. Сейчас, после ознакомления с Вашими трудами, мне многое придется передумать заново»23. А Циолковский, вспоминая о прошлом, писал: «Всю жизнь я пылал в огне моих идей»24. Действительно, ученые (в частности, Альберт Эйнштейн) не раз признавались, что состояние души во время научной работы сродни религиозности или влюбленности.

Хочется закончить замечательными строками Баратынского. Их можно с полным правом отнести не только к образу героя разбираемой здесь поэмы, но и к судьбе автора «Безумного волка», который славу свою заслужил и выстрадал:

... Недаром ты металась и кипела,
Развитием спеша,
Свой подвиг ты свершила прежде тела,
Безумная душа!25

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Здесь и далее текст поэмы цитируется по изданию: Заболоцкий Н.А. Полное собрание стихотворений и поэм. Избранные переводы / Вступ. статья Е.В. Степанян. Сост., подг. текста и прим. Н.Н. Заболоцкого. СПб.: Академический проект, 2002. с. 159-170

2 Крылов И.А. Басни. — М.-Л., 1948 (Золотая библиотека). С. 98).

3 Македонов А.В. Николай Заболоцкий. Жизнь. Творчество. Метаморфозы. — Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1968. С.152

4 Заболоцкий Н.А. Стихотворения / Сост. Н.Н. Заболоцкий; Вступ. статья И.И. Ростовцевой. — М.: Сов. Россия, 1985. С.7.

5 Толстой А.Н. Собр. соч. В 10-ти тт. Т.8. Стихотворения и сказки; произведения для детей; Русские народные сказки / Подгот. текста и коммент. В.П. Аникина. — М.: Художественная литература, 1985. С.287.

6 Писахов С.Г. Сказки. — Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1969. С. 116.

7 Жуковский В.А. Сочинения. В 3-х тт. Т.З. Сказки. Эпос. Художественная проза. Критика. Письма. / Сост. И.М. Семенко; Коммент. И.Д. Гликмана и И.В. Измайлова. — М.: Художественная литература, 1980. С. 81.

8 Вересаев В.В. Сочинения. В 2-х тт. Т.1. Повести и рассказы. 1887-1903 / Вступ. статья, сост. и коммент. Ю.У. Бабушкина. — М.: Художественная литература, 1982. С. 345.

9 Там же. С. 348.

10 Там же. С. 349.

11 Шварц Е. Добрый жук. — В кн.: Песни для детей. — М.: «Омега», «Денис Альфа». 1995. С. 33.

12 Македонов А.В. Николай Заболоцкий. Жизнь. Творчество. Метаморфозы. — Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1968. С. 153.

13 Труды и дни Николая Заболоцкого: Материалы литературных чтений. — М.: Литературный институт имени A.M. Горького, 1994. С. 62.

14 Космодемьянский А.А. Константин Эдуардович Циолковский. — М.: Наука, 1976. С. 288.

15Заболоцкий Н.А. «Огонь, мерцающий в сосуде...»: Стихотворения и поэмы. Переводы. Письма и статьи. Жизнеописание. Воспоминания современников. Анализ творчества / Сост., Жизнеописание, прим. Н.Н. Заболоцкого. — М.: Педагогика-Пресс, 1995. С. 199.

16 Космодемьянский А.А. Константин Эдуардович Циолковский. — М.: Наука, 1976. С. 177.

17 Там же. С. 44.

18 Там же. С. 22.

19 Там же. С. 44.

20 Там же. С. 45.

21 Там же. С. 45.

22 Павловский А. Из переписки Н.А. Заболоцкого с К.Э. Циолковским // Русская литература, 1964, №3. С. 221-222.

23 Там же. С. 224.

24 Космодемьянский А.А. Константин Эдуардович Циолковский. — М.: Наука, 1976. С. 283.

25 Баратынский Е.А. Стихотворения и поэмы. Предисловие К.В. Пигарева. — М.: Художественная литература, 1971. С. 263.