Феномен «чудесного» в поздней прозе К. М. Виланда
Г. В. Кучумова
Поздняя проза немецкого просветителя K. M. Виланда (1733-1813) - его философские романы «Тайная история философа Перегрина Протея» (1788) и «Агатодемон» (1796) - как в фокусе собирают главные мысли писателя, очерчивают его основной «внутренний» концепт мира и человека. Соединяя формы сказки, аллегории, утопии Виланд превращает незамысловатый сюжет романов в художественное исследование внутреннего мира человека, развертывает перед читателем загадочные глубины и необъяснимые тайны человеческой души.
Литературная теория раннего Просвещения различала «чудесное, исходящее от богов», то есть изображение идеальных, сверхъестественных существ и их вмешательство в судьбы людей (то есть «эпические машины»), и «чудесное, исходящее от людей», то есть идеализированные образы исторических деятелей и их действия, отличающиеся высшей степенью необыкновенности и значительностью (Готшед). Для молодого Виланда, при всех его колебаниях между Бодмером и Готшедом, между христианской и героической эпопеей, «чудесное» остается эстетическим измерением абсолютного морального совершенства, основным признаком высокого жанра, с его установкой на образ идеального героя, не подчиненного законам эмпирической реальности.
Переоценка «чудесного» происходит на рубеже 60-х гг., когда Виланд переживает острый кризис веры в учение Лейбница. В его глазах эпопея утрачивает статус высокого жанра, опускается до уровня романа и сказки. В
Принципиально важно и суждение самого Виланда о сказке. В предисловии к своим «Избранным сказкам о феях и духах» он пишет: «Удивления достойно, что человеку в одинаковой степени присущи столь противоположные склонности, как влечение к чудесному и любовь к истине». Творец по природе, человек всегда устремляет свой дух туда, где есть таинственное, сокрытое, и при помощи воображения стремится изобразить неизобразимое, дать видимость невидимому, тайное сделать явным. Если в ранних эпических поэмах Виланда «чудесное» обладает несомненным значением истины, то в его литературных сказках оно отвечает обеим противоположным склонностям человека - влечению к чудесному и его любви к истине. Сплетая естественное с фантастическим, сказка маскирует неустранимую противоположность чудесного и правдоподобного, заставляя читателя поверить как в истинность чудесного, так и в реальность идеального.
В поздней прозе Виланда категория «чудесного» подвергается переосмыслению. Так, в романе «Тайная история философа Перегрина Протея» все сказочно-чудесное выступает уже не прекрасной сказкой-мечтой, а опасной зоной соблазнов и искушений, персонификацией демонических сил, препятствующих герою в его духовном продвижении. Обаятельные гетеры своими «чарами» и странствующие философы своими обещаниями постичь глубины бытия вовлекают неискушенного героя в «прекрасный» мир иллюзий. Именно они обеспечивают герою «глубокое погружение» в самого себя. Когда душа Перегрина достигает максимальной степени «очарованности», в романе появляется фигура Незнакомца (персонификация Совести героя). «Добрый гений» пытается спасти «падающего Икара»-Перегрина, ввести его в иную систему жизненных ценностей — в христианство, где «чудесное» обладает значением истины. Однако спасти впавшую в «прелесть» душу Перегрина так и не удается. Финал романа (Перегрин совершает аутодафе) предстает финалом трагедии самообмана и расплаты за него, трагедии необретенного пути. В этом смысле роман прочитывается как ироническая сказочная притча о трудностях духовного роста.
В романе «Агатодемон» «чудесное выступает уже в двойной функции»: как «губительный обман» и как «целительный обман». Если возгордившийся своими духовными познаниями Перегрин легко становится жертвой, попадая в ловушку гетер, то герой романа «Агатодемон» Аполлоний демонстрирует тип человека, обладающего иммунитетом ко всякого рода иллюзиям и самообольщениям. Он легко разбивает чары волшебницы Хризанты. Та готовит ему любовное зелье, но Аполлоний силой своего воображения превращает его в простую воду. Она хочет воспользоваться волшебной тростью, но под его взглядом трость зависает в воздухе. Духовное превосходство Аполлония над Хризантой несомненно. Чудеса магии здесь побеждаются сильной волей и разумом героя и уже не представляют собой опасности.
Продолжая разговор о «чудесном», Виланд иллюстрирует в романе «Агатодемон» (гл. 9, кн. 2) и другую его ипостась. Его герой Аполлоний показывает свои «чудеса», сознательно используя их как «целительный обман», необходимый для пробуждения духовной природы людей.
Путешествуя по миру, Аполлний волей случая попадает в Фессалию. Ужасающая нищета и бедность фессалийских поселян поражает его. Из разговора с крестьянами выясняется, что их сосед, живущий в роскоши и богатстве, обладает «дурным глазом» и умеет повелевать злыми духами. Постепенно злые духи превратили поля бедняков в засушливые пустыни, а пышные луга в болото. Руководствуясь принципом «audiatur et altera pars» (да будет выслушана и другая сторона), Аполлоний направляется к богатому соседу. Здесь он находит поистине райский уголок. Хозяйский двор напоминает пчелиный улей: все находится в движении, все усердно работают, каждый занят своим делом. Сосед тепло встречает странника и на вопрос о причинах процветания его хозяйства отвечает просто и со знанием дела. Для получения обильного урожая он использует защитную лесополосу, своих коров он обеспечивает отличным уходом. Кроме того, разумное разделение труда, основанный на учете прошлых ошибок опыт, усердие и трудолюбие его работников - таков рецепт успешного ведения хозяйства. А что касается соседних поселян, отвечает крестьянин, то они глупы, ленивы и небрежны в работе.
Мудрый Аполлоний в столь нелегкой ситуации решает прибегнуть к «целительному обману». В повязке раввина Аполлоний представляется фессалийским поселянам странствующим проповедником. Они встречают его как бога и восторженно внимают его советам. Аполлоний поучает наивных поселян: чтобы снять проклятие с засушливых и неплодородных земель, необходимо собрать все разбросанные злым волшебником камни с полей; чтобы оградить поля от дуновений злых духов, необходимо посадить деревья и т.д. Так, через несколько лет, благодаря «чудесам» Аполлония и трудолюбию его поселян, фессалийская долина превратилась в цветущий сад.
«Чудеса» Аполлония носят практически-прикладной, «полезный» характер. Они не имеют ничего общего с теми «чудесами» колдунов, чародеев и знахарей, которые заполонили крупные города древней Греции и которые за денежные вознаграждения вызывали на разговор души умерших, могли превращать людей в животных, вызывать дождь или засуху, находить под землей клады и т.п. Человек высоких устремлений, Аполоний видит свою задачу не в том, чтобы «плодить потребителей и тем самым умножать невежество на земле». Свою миссию он видит в сознательном использовании людских заблуждений во имя благородных целей. Удивить людей, остановить их суетный бег, «Аполлоний и фессалийские поселяне» заставить задуматься о главном - что есть человек? каково его назначение? - таков смысл «целительного обмана», действующего по древнему гомеопатическому принципу: подобное лечится подобным. Аполлоний убежден: познав заблуждения, человек затем уже сознательно может отказаться от них.
В свое время идеи романа «Агатодемон» восторженно и с большим пиететом воспринимает В. А. Жуковский. Об этом свидетельствует факт переводческого интереса Жуковского к роману Виланда. Для журнала «Вестник Европы» он переводит в сокращенном варианте 9-ую главу 2-й книги романа. Отметим, что Жуковский здесь верно понимает смысл виландовского текста. Он подчеркивает не только двойственный характер «чудесного», могущего быть для человека как «гибельным и вредным», так и «полезным и спасительным». Он акцентирует также мысль о дозволенности использования заблуждений с целью приближения невежественных людей к истине, познав которую они сами от своих заблуждений откажутся.
Итак, в своих поздних романах Виланд заставляет своего читателя поверить в истинность «чудесного» и в то же время предостерегает его от опасных иллюзий. Писатель нарочито иллюзорно и в радужных тонах изображает события и вещи, создавая тем самым в глазах понимающего читателя разоблачающий эффект. Он преследует цель предупредить об опасности безответственного утопического взгляда на мир, разрушить иллюзии и стимулировать в читателе самостоятельно-критическое отношение к действительности.
Л-ра: Филология в системе современного университетского образования. – Москва, 2001. – С. 42-45.
Произведения
Критика
