Петер Хакс. Рыбы
Э. Венгерова
«Рыбы» Петера Хакса — пьеса-притча, философский гротеск, написанный в традиционном ключе интеллектуальной драмы. Фабула пьесы представляет собой искусное нагнетение «ужасов», завершающееся шестью смертями.
Исторический фон пьесы, однако же, вполне реален. Это так называемая «мексиканская экспедиция» 1861-1867 гг., которую снарядил Наполеон III в союзе с Англией и Испанией для свержения законного президента Мексиканской республики метиса Хуареса и установления империи во главе со ставленником европейских держав эрцгерцогом австрийским Максимилианом. В стране началась длительная и кровопролитная гражданская война.
Сюжет «Рыб» имитирует один из эпизодов этой войны, разыгрывающийся в фантастической декорации. В горной пещере, куда не проникает свет, но где поддерживается ровная температура и есть водоем с большими съедобными рыбами, коротают время три мексиканских офицера, находящиеся на службе у маршала Базена, то есть в экспедиционных войсках Наполеона III. Они получили приказ занять и охранять заброшенную пещеру, пока сюда не прибудет отряд особого назначения, от командира которого они получат дальнейшие распоряжения.
Офицеры беседуют. Капитан Олога, самодовольный солдафон, предается соблазнительным мечтам о поездке в Париж и воспоминаниям о своей неудачной супружеской жизни: жена застала его in flagranti в обществе служанки и выгнала из дому. Эта холодная женщина, «желтоглазая крыса с плоским носом», не в состоянии оценить его незаурядные мужские достоинства; она послала его служить в армию императора и сказала, что он заслужит ее прощение, только если вернется героем.
Обер-лейтенант Эразо анализирует политическое положение в стране, обнаруживая при этом верткую «логику» расиста: либеральные убеждения склоняют его на сторону законного президента Хуареса, но, к сожалению, за Хуареса выступают рабочие на его рудниках, и потому кумиром Эразо оказывается французский полковник Дюпен по кличке «мясник». «Война идет, как и во времена Кортеса, против туземцев, — рассуждает Эразо. — Дюпен не берет пленных, он вешает. Дюпен не допрашивает, он пытает. И ему все равно, перебьют друг друга индейцы его банды или индейцы Хуареса... Я за Хуареса и, следовательно, за Дюпена».
Исполнительный служака обер-лейтенант Кастильос угощает собеседников вкусной рыбой из местного водоема, весьма гордясь своими кулинарными достижениями.
Эту солдатскую идиллию нарушает появление французского ученого, зоолога профессора Симона, его слуги, полковника Гойона — личного адъютанта маршала Базена — и лейтенанта графа Пеллетье. Это и есть ожидаемый офицерами отряд особого назначения.
Выясняется, что профессор Симон располагает чрезвычайными полномочиями, полученными от самого Наполеона III. Правда, документ, подтверждающий эти полномочия, наспех нацарапан на каком-то листке, вырванном из бульварного романа, но он подписан французским императором и содержит приказ всем офицерам французской армии на территории Мексики беспрекословно подчиняться и содействовать предъявителю. Несмотря на то что документ этот раздобыла для Симона любовница императора, некая Маргарита Беланже, он глубоко убежден в огромной важности своей миссии.
Спокойный и сдержанный полковник Гойон, подробно расспросив профессора, выясняет, в чем заключается его миссия: необходимо выловить из водоема несколько экземпляров рыб и со всеми возможными предосторожностями в целости и сохранности отправить в Париж. Ибо это вовсе не рыбы, а биологическая разновидность человека — homo pisciforme. Автор придумывает остроумный ход для обоснования столь чудовищного допущения: ацтеки будто бы сбрасывали в этот водоем девушек, нарушивших обет целомудрия, — девушки погибали, но эмбрионы приспосабливались к благоприятным для их развития условиям и выживали.
С этого момента поступки персонажей обретают метафорический смысл, а действие пьесы становится напряженным и стремительным. Офицеров начинает тошнить, они в бешенстве набрасываются на Симона, но Гойон спасает ученого, разоружив негодующих мексиканцев. Наверху у входа в пещеру раздается стрельба, под водительством профессора все бросаются наверх спасать от неизвестных нападающих экипажи и сосуды для рыб; в пещере остается только слуга Симона, семнадцатилетний мексиканский юноша Диего, он продолжает осторожно вылавливать рыб; в пещеру врываются бандиты во главе с Дюпеном, они душат Диего и сбрасывают в водоем — конец первого действия. Во втором действии выясняется, что Диего родился homo pisciforme и профессор Симон — несмотря на упорное нежелание подопытного — превратил его в человека. Симон потратил 17 лет на проведение этого сенсационного эксперимента и намеревается продолжить его, привезя в Париж новые экземпляры человекорыб. Смерть Диего означает для него исчезновение фактического доказательства совершенного им открытия, и он горько сожалеет об отсутствии спирта для консервации трупа.
В ожидании эскорта драгунов, которые должны сопровождать Симона с его «уловом» на океанское побережье в Веракрус, офицеры затевают картежную игру; азартный циник Пеллетье проигрывает капитану Ологе поместье в Бургундии, состояние и даже свою любовницу, которую он сравнивает с «пламенем, таящимся под алебастром», и которая оказывается законной супругой везучего капитана. Олога вызывает парижанина на дуэль. Пеллетье убивает сначала капитана, затем мгновенно («как в кино») Эразо и Кастильоса и, наконец,— поскольку долг чести предписывает ему вернуть проигрыш вдове убитого противника — стреляется сам.
Гойон сообщает Симону, что полномочия, данные профессору Наполеоном III, отменены и что он, полковник Гойон, представляет имперскую службу и принимал профессора за американского шпиона; теперь его подозрения рассеялись, и он предлагает Симону оставить пойманную рыбу в водоеме и вернуться в Мехико. Эксперимент снова оказывается под угрозой срыва. Симон хладнокровно сталкивает полковника в водоем и, не отзываясь на его крики о помощи, вытаскивает из водоема мешок с человеком-рыбой и выходит навстречу драгунам.
Из восьми действующих лиц пьесы в живых остаются только «мясник» Дюпен и профессор Симон. «Научная мораль» строжайше запрещает ему «препарировать живого человека», но нисколько не мешает обречь на гибель раненых солдат или убить полковника, которому он обязан спасением жизни. Благодарность, равно как и другие движения души, такие, как привязанность или просто симпатия, его нравственным кодексом не предусмотрены. Он считает себя — в силу своего интеллектуального преимущества — существом высшего порядка, а на деле оказывается более бесчеловечным и циничным преступником, чем невежественные офицеры, культивирующие в себе бесполезные «солдатские добродетели». Те способны по крайней мере на душевные движения, пусть порой и нелепые, но вполне человечные: влюбляются, дерутся на поединке, проигрывают в карты любовницу и состояние, наконец, кончают с собой, отдавая «долг чести».
В кратких примечаниях к пьесе Хакс объясняет своего героя так: «Профессор Симон — трагедия человека, который знает все правильные ответы на неправильно поставленный вопрос».
Трагедия Симона — это не трагедия брехтовского Галилея, предающего свое знание и расплачивающегося за малодушие своим «я», масштабом своей личности ученого и мыслителя; и не трагедия Хаксова Колумба, чье путешествие к обетованной земле оказалось началом «индийской эры» колониальных завоеваний; и даже не трагедия дюрренматтовских физиков, осознавших чудовищные последствия своих интеллектуальных усилий; трагедия Симона в его принципиальной «отключенности» от социума, в органическом (а может быть, патологическом?) отторжении от живых людей с их страстями и заблуждениями, в его абсолютной неспособности к состраданию. Интеллект Симона не обременен чувством, ему «чуждо все человеческое», люди для него лишь биологические особи, объект рационального анализа. Он «знает все ответы» на вопрос, что такое человеческая жизнь, но ему даже не приходит в голову задуматься о ее смысле.
В «Рыбах» нет ни одной женской роли, примечательно, что вместе с женскими ролями из этой пьесы ушла столь характерная для Хакса тема чувственного влечения, а тема творчества, творческого созидания, обернулась «макабром». В «Рыбах» нет поэзии, «поэтического» — так требует жанр интеллектуальной драмы; в «Рыбах» Хакс оказался ближе к Брехту, чем даже в своем раннем «Колумбе».
Правда, сам драматург рассматривает пьесу как эксперимент, имеющий целью дискредитировать жанр «драмы ужаса». «Ужасное в серьезной драме, — пишет он в примечаниях к пьесе, — вызывает чувство подавленности, в драме ужаса оно потешает. Малый жанр говорит о том, что речь не идет о большом деле. Нечто в высшей степени чудовищное как раз и имеет целью уравновесить нечто в высшей степени невероятное; воздействие пьесы на зрителя должно определяться веселым настроем исполнения, а катарсис — возникать из насмешки над нестрашными страхами. Ужасам место в бульварной литературе: у каждой напасти есть свой собственный уровень».
Диаметрально противоположен профессору Симону герой следующей пьесы Петера Хакса «Смерть Сенеки». Как известно, римский философ Сенека умер в 65 г. н. э., вскрыв себе вены по приказанию Нерона. (Нерон поверил навету, что впавший в немилость и удалившийся от дел семидесятилетний Сенека возглавляет заговор против него.)
Три акта пьесы разыгрываются утром, днем и вечером одного и того же дня — последнего дня жизни философа. В отличие от «Рыб», написанных жесткой отточенной прозой, Хакс применил здесь архаичный стихотворный размер — ямбический триметр, что, однако же, не делает текст тяжеловесным, но придает ему некую исключительность, уникальность звучания и значимости.
Действие происходит на вилле Сенеки на Аппиевой дороге недалеко от Рима. С утренней почтой Сенека получает издевательскую записку императора: примерный ученик просит учителя дать наглядный урок добровольной смерти, достойной мудреца. Обсуждая со своим секретарем, рабом Никодромом, распорядок дня, Сенека вносит этот урок в перечень планируемых дел. А до того момента все должно идти своим чередом: сначала работа над книгой; завтрак (во время диктовки) и обед (также не прерывая диктовки); пусть каменщик, как намечалось вчера, размурует нишу; пусть перед вечером зайдет раб-врач Адрест... Днем Сенека хочет уединиться с женой, на ужин он приглашает двоих самых близких друзей. Разве не учил он жить так, словно каждый день жизни человека есть его последний день? Он постигал и проповедовал искусство бестрепетного отречения от призрачных соблазнов мира. У него хватит сил не обнаружить ни бесполезных сожалений, ни унизительного страха перед неизбежностью. Для него высшая из ценностей — человеческое достоинство. И он хочет сохранить его перед лицом смерти.
Он хочет уйти из мира в мире со всеми, кто был ему близок и дорог, никому не принося мучений зрелищем своего страдания. Но чем старательнее скрывает он ото всех свое намерение, тем меньше понимания находит он в окружающих. Каменщик все время нарушает течение его мыслей скрежетом колеса своей тачки. Диктовку книги прерывает появление соседа — оратора Флавуса, выводящего Сенеку из терпения самодовольной пошлостью своих словоизлияний. Чтобы отделаться от непрошеного визитера, Сенека приглашает его на ужин.
Свидание с женой Паулиной весьма напоминает семейный скандал. Молодая женщина недовольна скромным положением провинциальной затворницы, она хочет блистать в свете, настаивает на своих правах хозяйки дома, требует для себя места за пиршественным столом.
Секретарь Никодром пытается выказать хозяину свое сочувствие, но он так беспомощно, так вульгарно интерпретирует взгляды философа, что вызывает лишь раздражение Сенеки, который под благовидным предлогом отсылает его из дому.
Тем не менее Сенека последовательно выполняет все намеченные на день дела. Он вызывает к себе врача-раба Адреста, и тот объясняет ему, что если туго перевязать взрезанные вены, то смерть наступит медленно, а чтобы ускорить ее, нужно долить в ванну ведро горячей воды. После чего «Сенека входит в ванну». В тексте отсутствует ремарка «вскрывает вены». Есть только реплика Адреста «Больно?» — и ответ философа: «Больно было бы тому, кто пребывал бы в неведении».
Появляются приглашенные на ужин друзья Сенеки: молодой врач Аннеус и книгоиздатель Максимус. Но беседа не клеится. Размурованная ниша создает в комнатах виллы некий акустический эффект, так что гости еще у входа нечаянно слышат четвертую от конца фразу, сказанную за пиршественным столом. Услышав таким образом упоминание Сенеки о роскошном празднике, под которым он имеет в виду свою смерть, друзья ожидают от этого вечера каких-то необычайных удовольствий и не спешат приступать ни к серьезной беседе, ни к скромному ужину. Они обижены, что хозяин принимает их лежа в ванне. Не желая их огорчать, Сенека заявляет, что болен чесоткой. Но Аннеус, оскорбленный тем, что Сенека обратился за советом к другому врачу, опровергает этот диагноз. Пытаясь исправить дело, философ говорит, что заразился венерической болезнью. Но здесь появляется Паулина, она слышала эту четвертую от конца фразу, она заявляет, что не нарушала супружеской верности, и требует, чтобы муж назвал имя соперницы. Запутавшись во лжи, Сенека сваливает «вину» на юношей, учеников соседа Флавуса. Но неожиданно вошедший Флавус с негодованием обрушивается на порочные нравы молодежи, которая платит черной неблагодарностью за нежную привязанность учителей.
Стремясь переменить тему разговора, Максимус упоминает об изданной им новейшей книге Сенеки. И Сенека решается: подозвав Адреста, он просит его потуже перевязать бинты на руках и вступает в последнюю схватку в своей жизни: он выторговывает у Максимуса огромный гонорар, в двадцать раз превышающий назначенную издателем сумму. После этого он просит Адреста долить в ванну горячей воды, а в пустое ведро бросает ненужные ему теперь бинты.
Философ, проповедовавший терпимость и человеколюбие, перед лицом неизбежной смерти дает волю своему гневу, он не может простить людям того, как низко ценят они величайшую из добродетелей — человеческое достоинство, он описывает омерзительную сцену, подсмотренную им во время пирушки у соседа, — оратор Флавус, проповедник гражданских' свобод, враг насилия и страж морали стоит на четвереньках с обглоданной костью в зубах и мочится, задрав ногу: он доказывает своим любознательным ученикам, что человек выше собаки, поскольку собака не проделывает таких вещей одновременно. Наконец-то Сенека добился чего хотел: Флавус и Паулина оставляют его наедине с друзьями, и философ возвращает собеседников к теме прерванной дискуссии — в чем высший вопрос жизни? «Кто же этого не знает, — замечает Аннеус. — Этот вопрос таков: что можно знать?» «Нет, — возражает Максимус. — Это вопрос о том, что можно сделать?» «Нет, — утверждает Сенека. — Это вопрос о том, как можно жить?»
С этим вопросом на устах он умирает.
В эссе о Сенеке, помещенном в том же номере журнала, Петер Хакс пишет о том, как глубоко укоренилось в сознании потомков представление о Сенеке как безропотном христианском мученике и как далеко это представление от образа властного римского патриция, политика и ростовщика, каким был реальный Сенека. Пьеса Хакса предлагает убедительную интерпретацию мотивов знаменитого самоубийства, и среди них нет таких, как христианская вера в потусторонний мир или стоическое равнодушие к жизни.
Обе пьесы Хакса обнаруживают существенные тематические сдвиги в его драматургии — писатель, очевидно, нащупывает новую проблематику, контуры которой еще не обозначились с полной отчетливостью.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1979. – № 1. – С. 117-121.
Произведения
Критика
