«Побеждённые» Джованни Верги
И. П. Володина
В 1880-е годы Дж. Верга вместе с теоретиком веризма Л. Капуаной создает веристский роман. Опыт Золя и «уроки» «Ругон-Маккаров» приобрели для Верги первостепенное значение. Мысль Золя исследовать тенденции времени на примере одной семьи показалась Верге настолько интересной, что вслед за Золя он сделал членов небольшой семьи героями своих романов.
Золя писал социальную и естественную историю одной семьи в эпоху Второй империи, созвучную его времени. Вергу не волновали вопросы физиологии и наследственности. Общей закономерностью развития современной эпохи Верга считал движение общества и всего человечества к некоей высшей цели, поэтому идея прогресса показалась ему более отвечающей духу времени, чем идея наследственности Золя. «В победоносном свете прогресса, — говорит Верга, — рассеиваются сопровождающие его терзания, жадность, эгоизм, все страсти, все пороки, которые преобразуются в добродетели... все противоречия, от уничтожения которых рождается свет истины».
Верга откликнулся на проблему, волновавшую научную и философскую мысль его времени. Во второй половине XIX в. в Италии, так же как и в других европейских странах, в связи с крупнейшими научными открытиями создается целая философия прогресса, который рассматривается как необходимое условие существования общества. Верга полагает, что общечеловеческие достижения превосходят и оправдывают индивидуальные интересы, как «необходимое средство, стимулирующее деятельность личности, бессознательно работающей на пользу всех».
Поступательное движение человечества к более справедливому устройству Верга мыслил в свете естественной эволюции по аналогии с жизнью природы. Природа неизменна, а происходящие в ней процессы периодически повторяются и свидетельствуют о внешних переменах, не затрагивающих глубинной жизни универсума. Философское обоснование этому положению Верга нашел в концепции круговорота Дж. Вико, популярной в Италии на протяжении всего XIX в. В 1878 г. в письме к одному из своих друзей Верга сообщал, что задумал написать «нечто вроде фантасмагории борьбы за существование» от бедняка до министра под характерным названием «La Marea» («Морской прилив и отлив»). Изучая различные формы этой борьбы, Верга пришел к тому же выводу, что и Золя: все классы общества охвачены жаждой преуспеяния и обогащения.
В разных социальных слоях борьба интересов и вожделений проявляется неодинаково, но результат один и тот же: одни оказываются победителями, другие — побежденными. Верга оставляет за собой право встать на сторону слабых, «интересоваться побежденными, в отчаянии простирающими руки и склоняющими голову под тяжелой пятой перегнавших, сегодня победителей, так же спешащих, так же жаждущих добраться до цели, а завтра уже оставшихся позади».
В идее «победителей» и «побежденных» конкретизируется мысль Верги о повторяемости процессов и о развитии, идущем кругами: победители и побежденные сменяют друг друга подобно приливу и отливу. Эта концепция, с точки зрения Верги, заключала в себе не только общественный, но и нравственный смысл, поэтому задуманные романы он объединил общим названием «Побежденные» («I Vinti»), «„Семья Малаволья”, „Мастро дон Джезуальдо”, „Герцогиня де Лейра”, „Его превосходительство Шипьони”, „Светский человек” — все это побежденные, выброшенные на берег потоком, опрокинувшим и потопившим их... Каждый, от самого смиренного и до самого вознесенного, имел свою долю в борьбе за существование, за благосостояние, за славу...»
Свое исследование итальянского общества Верга решил начать с низших классов и посвятить роман «Семья Малаволья» крестьянству. Верга следовал традиции, широко распространенной в европейской и итальянской литературе XIX в. Однако в противоположность своим предшественникам (Дж. Каркано, К. Перкото, Ф. Мастриани, Маркиза Коломби и др.), изображавшим неимущих идеальными поселянами и невинно страдающими жертвами, Верга отстаивает объективный взгляд на народ.
В «Семье Малаволья» (1881) он изучает «проявление человеческих устремлений, ведущее к прогрессу», на примерах самых скромных и даже примитивных. «Механизм страстей, определяющих деятельность в этих низших слоях, менее сложен и поддается наблюдению с большей точностью». «Смутная тяга к неизвестному, сознание того, что живется плохо, или что можно было бы жить лучше», выливается здесь в борьбу за материальный достаток.
Семья хозяина Нтони Малаволья, построенная по патриархальному принципу, с трудом сводит концы с концами, хотя все работают не покладая рук. Патриархальное состояние семьи приходит в противоречие с новым экономическим развитием Италии, меняющим облик и бедного рыбачьего поселка. Возле него курсируют пароходы, к нему проводят железную дорогу, молодые люди отбывают рекрутскую повинность, одни из жителей беднеют, разоряются и попадают в кабалу к ростовщику, другие богатеют и наживаются. На путь обогащения, презрев заветы предков, становится и хозяин Нтони, обладатель дома у мушмулы и рыбачьей лодки под названием «Благодать». Он берет в долг у ростовщика партию бобов-лупинов, чтобы перепродать их, получить барыш и таким путем выйти из всех жизненных затруднений, а также выдать замуж Мену, старшую из дочерей своего сына Бастьянаццо.
На этом, пути хозяина Нтони ждет катастрофа: во время шторма на море погибает его сын, а с ним и груз бобов. Вся последующая история семьи — это попытка выйти из кабалы ростовщика и борьба с новыми невзгодами: нежелание трудиться Нтони-младшего, вкусившего жизнь большого города и отправившегося странствовать, чтобы попытать счастья; гибель в морском сражении среднего брата Луки; тюремное заключение Нтони за контрабанду и драку с полицейским; продажа за долги дома, где испокон веков жили все Маловолья; болезнь и смерть матери, затем хозяина Нтони; бегство из дома младшей сестры Лии, которая становится на путь порока. Семья распадается. Таков результат отступления от вековых традиций патриархального крестьянства и следования новым веяниям времени.
В новелле «Фантазия» (сб. «Жизнь людей», 1880), написанной незадолго до романа «Семья Малаволья», Верга рассказал о гибели большой крестьянской семьи. Как будто налетевший со стороны порыв ветра разрушил некогда крепкую и здоровую семью. Однако такой конец показался Верге лишенным перспективы и веры в здоровые силы, которые он видел в народе. Поэтому, разработав в романе «Семья Малаволья» более детально историю семьи в новую для Италии эпоху, Верга изменил конец этой истории. Не вся семья погибает, выживают «настоящие Маловолья» — Мена и младший брат Алесси. Именно он, унаследовавший от хозяина Нтони и своего отца лучшие черты труженика и подвижника, сумел осуществить то, о чем мечтали все Малаволья после катастрофы: своим трудом Алесси скопил необходимую сумму денег и выкупил дом у мушмулы, символ семейного благополучия, а также приобрел новую лодку, женился на такой же, как и он, скромной и работящей девушке и возродил семью Малаволья. Этой трудовой идиллией заканчивается роман Верги.
Такой конец находился в полном соответствии с замыслом Верги и с идеей круговорота. Семья не могла погибнуть — пройдя через все жизненные испытания, умудренная опытом, она вернулась на «круги своя», чтобы продолжать мирное существование. «Прогресс» понимается Вергой не только как возвращение к старому, но включает и момент нравственного самоусовершенствования человека. В данном случае прогресс означал приобретение опыта, закалку в борьбе и осознание для одних, как, например, Алесси, своей правоты, для других, как младший Нтони, — своей вины. В конце романа, пройдя тяжелую школу жизни, познав невзгоды и горечь разочарований, Нтони снова уверовал в святость и разумность древних заповедей и счел себя недостойным оставаться под родным кровом. Теперь он покидает, дом, подтверждая своим поступком нерушимость старинных традиций, на которых строится семья и всякая жизнь вообще.
Понятие «побежденный» употребляется Вергой в двух смыслах: социальном и нравственном. Если хозяин Нтони «побежденный» в социальном плане — он толкнул, всех Малаволья на путь спекуляции и тем самым отдал семью во власть ростовщика, разорившего и изгнавшего Малаволья из родного дома, то младший Нтони и Лия — «побежденные» в нравственном отношении. В младшем Нтони жажда новизны, стремление разбогатеть, переселиться в город и зажить безбедной жизнью появляется от соприкосновения с городской «цивилизацией», которую он воспринимает с внешней стороны. Вернувшись с солдатской службы, он начинает тяготиться ремеслом рыбака и в конце концов отправляется странствовать в поисках успеха и денег. Он возвращается домой нравственно надломленным, перестает трудиться, бездельничает, занимается контрабандой и попадает в тюрьму. Столь же печальна и участь Лии, покидающей отчий дом и в далеком чужом городе становящейся куртизанкой.
Такова социальная и нравственная история семьи простых рыбаков в объединенной Италии. Однако Верга не только констатировал факт, а писал для поучения — для того внутреннего скрытого поучения, которое только и могло обнаружить истину. Верга стремился проследить на судьбе простых рыбаков общие тенденции времени. Поэтому он связал свое поучение с евангельской притчей, а своих персонажей показал в ореоле святых и праведниц, придав истории крестьянской семьи оттенок возвышенной духовности. Хозяин Нтони напоминает древнего патриарха, его сын Бастьянаццо сравнивается со святым Христофором, жену Бастыяно Маруццу за глубокую скорбь о погибших муже и сыне Луки в народе называют Скорбящей матерью, уподобляя ее Мадонне; погибшего Луку в семье называют благословенным, а его сестру Мену — святой Агатой. Нтони и Лия повторяют в своей судьбе один — историю блудного сына, другая — историю блудницы. И наконец, лодка, с помощью которой семья добывает себе хлеб, называется «Благодать».
Тенденция сопоставлять персонажей со святыми и праведниками не была новой в литературе XIX в. Уже в «Ругон-Маккарах» Золя широко использовал этот прием («Проступок аббата Муре», «Завоевание Плассана», «Мечта»). С помощью этого приема Верга стремился приподнять свое повествование над обычным фактом действительности и в бедствиях простых рыбаков увидеть «руку» провидения, представив их судьбу как некое высшее поучение.
Замысел романа определил его построение, развитие действия и всю образную систему. В этом произведении у Верги появляется коллективный герой — весь рыбачий поселок, а действие сконцентрировано вокруг несчастий семьи Малаволья. Эта особенность романа Верги заставила критиков говорить о «Семье Малаволья» как о «хорошем романе», написанном с точки зрения жителей поселка. Однако в этом хоре Верга выделяет отдельные голоса: «победители» и «побежденные» у Верги четка разграничены. «Побежденные» — это «герои души», которые живут чувством, т. е. подсознательно, и действуют по велениюсердца, поэтому они часто оказываются в числе слабых. Такова семья Малаволья, Альфио Моска и некоторые другие. «Победители» — это «механические» герои, которые руководствуются рассудком, «логикой»: ростовщик дядюшка Крочифиссо, которого в народе называют Деревянным колоколом; аптекарь, «республиканец», читающий газету, спорящий со священником и боящийся собственной жены, — образ, созданный Вергой в традиции флоберовского аптекаря Омэ. Это и «новые люди», представители власти: полицейский, расхаживающий по поселку с револьвером на животе, в сапогах и в шляпе с галуном, и коммунальный секретарь, наживающийся за счет рыбаков. «Механические» герои воплощают в себе жажду власти и денег; их стяжательство и эгоизм враждебнымиру Малаволья и разрушают патриархальную старину. Мягкий юмор, с которым Верга изображает «героев души», переходит в иронию и сатиру при описании «механических» персонажей.
Во втором романе из цикла «Побежденные», «Мастро дон Джезуальдо», Верга продолжает изучать закономерности эпохина примере другого общественного класса — буржуазии. Желание преуспеть превращается в жажду богатства и воплощается в типе разбогатевшего буржуа мастро дона Джезуальдо, который действует в пределах маленького провинциального города. «По мере того как сфера человеческой деятельности расширяется, — отмечал Верга, — усложняется механизм страстей, типы вырисовываются менее оригинальные, но более любопытные...»
Как бы поднимаясь вверх по социальной лестнице и стремясь изучить вожделения во всех классах, Верга должен был расширить не только общественные, но и исторические рамки своего повествования. Всеобщая, погоня за богатством оказалась характерной не только для периода объединенной Италии, но и для времени гораздо более раннего, — для всей эпохи Рисорджименто. В соответствии с этим замыслом действие романа «Мастро дон Джезуальдо» охватывает исторический период с 1820 по 1848 г.: время карбонаризма, деятельности мадзинистов и начала революционного подъема 1848 г.
Однако политические события и патриотическая идея освобождения Италии от иноземного и феодального гнета не занимают Вергу. В отличие от Дж. Руффини, И. Ньево, Дж. Гарибальди, изображавших героику национально-освободительной борьбы и создавших роман о «современной истории», Верга подошел к эпохе Рисорджименто с других идейных позиций.
Описывая национальное движение глазами крестьян, Верга показывает, что для них понятие «свобода» ассоциировалось с освобождением от власти крупных феодалов — сицилийских баронов и с идеей раздела земли.
В романе «Мастро дон Джезуальдо» политические события не определяют развития действия. Отрицательное отношение к парламентской борьбе в объединенной Италии и к политическим деятелям — представителям правящей и оппозиционной партий Верга высказал уже в романе «Семья Малаволья». В своем новом романе он распространяет этот взгляд на всю эпоху Рисорджименто и под этим углом зрения оценивает уроки национально-освободительной борьбы. Разочарование в деятелях новой Италии приводит Вергу к сомнению в целесообразности всякой патриотической деятельности, а его позитивистские взгляды и ориентация на природу еще больше укрепляют в нем это убеждение.
В романе «Мастро дон Джезуальдо» Верга изображает политическую жизнь как однообразное повторение того, что было. Революции, по мнению Верги, периодически повторяясь, несут только внешние перемены, не затрагивая основ жизни и не влияя на человеческие судьбы. Этим объясняется известная доля иронии и комизма, которые Верга вкладывает в описание революционных событий.
Сицилия не осталась в стороне от Рисорджименто. Крупные сицилийские города — Палермо, Катания, Мессина принимали деятельное участие в национальной борьбе. Отзвуки этих событий докатывались и до провинции, будоража умы и вызывая желание избавиться от власти местных баронов. В провинциальной среде не всегда отчетливо представляли, в чем смысл революции. «Революция — это все равно что перевернуть корзину, — объясняет каноник Лупи Джезуальдо, — и те, кто был внизу, — все голодные и ничего не имеющие, — поднимутся на поверхность». Джезуальдо хочет извлечь выгоду из революции: хотя бы на время вырвать власть у аристократов и не дать бедному люду захватить общинные земли, которыми сам Джезуальдо хочет распоряжаться единолично.
Собравшиеся на площади крестьяне требуют раздела земель, но не решаются перейти к активным действиям и постепенно расходятся. В этой ситуации местные якобинцы — доктор, аптекарь, нотариус — организуют карбонарскую венту, но не с целью бороться за освобождение Сицилии, а чтобы противостоять бедноте. В венту вступают барон Дзакко, который таким путем думает удержать за собой право на аренду общинных земель, каноник Лупи и Джезуальдо, который хочет знать, что «бурлит в котле», и «быть поближе к разливательной ложке».
В противоположность Дж. Руффини Верга лишает карбонаризм всякого ореола героики и показывает карбонариев болтунами и трусами, которыми движет страх за собственную жизнь и добро. Узнав о приходе в город солдат, все участники венты прячутся, а доктор, глава якобинцев, отсиживается в дровяном сарае, дрожа, как осиновый лист.
Приблизительно в той же последовательности и с той же иронией Верга описывает революционное движение 1848 г. Сама повторяемость событий как бы служит для Верги подтверждением нецелесообразности вмешательства в их ход. Победа революции показана Вергой как пародия на всеобщее благоденствие. «Когда прошло первое смятение, нобили и плебеи составили как бы одну семью. Теперь господа принялись с воодушевлением защищать свободу, даже священники и монахи расхаживали с распятием на груди или с кокардой Пия IX и с ружьем на перевязи». Сын дона Маргароне сделался капитаном, донна Марки щипала корпию и готовилась к сражению, а «синьора Капитанша» собирала деньги на оружие в красном казакине, белой юбке и калабрийской шляпе с зеленым пером. «Другие дамы каждый день под музыку носили камни на баррикады за городские ворота в корзиночках, украшенных лентами. Казалось, что с утра до вечера был праздник: повсюду флаги, толпы народа на улицах, крики „да здравствует” и „долой” каждую минуту, звон колоколов, музыка и по вечерам иллюминация».
Верга нигде не говорит о поражении революции и о расправе бурбонских войск с восставшими. Очевидно, более важной для него была мысль о повторяемости событий и бесполезности вмешательства в их течение. Как семья Малаволья после выпавших на ее долю испытаний возвратилась на «круги своя», так и Джезуальдо, скрывавшийся от разгневанной толпы, вернулся в свой дом, чтобы продолжать привычное существование. Его жизнь изменяет не революция, а неизлечимая болезнь, подтачивающая его силы и сводящая в могилу.
Отвергнув политическую проблему, Верга сосредоточил внимание на идее накопления и жажде богатства, сделав их центральными в романе «Мастро дон Джезуальдо». Страсть к деньгам оказалась всеобщей, в равной степени свойственной всем классам общества, поэтому отношение к «добру» становится своего рода эталоном для персонажей.
Тема «добра» не новая у Верги. Впервые она возникла в романе «Семья Малаволья». «Добро» (дом, огород, лодка) входило в понятие окружавшей героев среды, как мушмула, море и камни на берегу. В сборнике «Сельские новеллы» «добро» появляется в другой функции — в нем олицетворяется страсть к наживе. Его преподобие, герой одноименной новеллы, обирая бедняков, создает свое состояние. В другой новелле под названием «Добро» Верга дает набросок образа Джезуальдо в лице Мадзаро, который всю жизнь отказывал себе во всем и скопил огромное богатство. Казалось, он был создан для «добра», и оно само шло к нему в руки. Когда наступает смертный час Мадзаро, он выбегает с палкой во двор, бьет уток и лндюков и кричит: «Добро мое, возьму с собой!»
В этом же смысле Верга разрабатывает тему «добра» и в романе «Мастро дон Джезуальдо», который и был задуман как роман о «добре». Изучая экономические процессы, характерные для эпохи Рисорджименто, Верга отмечает обнищание родовой аристократии. Другой стороной этого процесса является возвышение и рост буржуазии. Джезуальдо из чернорабочего, таскавшего на спине камни, превращается в крупного собственника. Он берет подряды на строительство мостов и дорог, скупает земли и ведет на широкую ногу хозяйство. Он мечтает взять в аренду все общинные земли, чтобы диктовать цены всей округе. Он начинает конкурировать с крупными феодалами и побеждает их в торге общинных земель. Этот эпизод является центральным в романе. В нем нашла отражение реальная расстановка социальных сил в Сицилии в середине XIX в.
Вся жизненная философия Джезуальдо строится на материальном интересе. «Мир — это шайка воров, — объясняет он дочери. — Все поступают так: подвинься и уступи мне свое место... Каждый ищет своей выгоды... Если бы у тебя ничего не было, никому бы до тебя не было дела... Это торговля, понимаешь? Способ обеспечить хлеб на всю жизнь...»
Джезуальдо называет «добро» своей кровью, лишиться земли означает для него вскрыть себе вены. Когда он заболевает, он просит отвезти его в деревню, чтобы быть поближе к своему «добру». Но вид засеянных полей, цветущих оливковых деревьев и виноградников приводит Джезуальдо в уныние: природа живет своей жизнью, а его ждет смерть. И тогда в отчаянии, как и Мадзаро, он хватает палку и бьет уток, индюков и уничтожает растения, так как не хочет оставлять никому свое «добро». В Палермо, во дворце герцога де Лейра, за которого Джезуальдо выдал свою дочь, вдали от «добра», он любит вспоминать свои земли: «Бедные голые земли, которые нужно пахать и засевать... Кто защитит его добро после его смерти? Бедное добро!» Видя непомерные траты герцога, Джезуальдо в уме подсчитывает, сколько ферм и деревень можно было бы на них построить, сколько земли засеять, какие горы зерна получить и реки денег за него выручить. Умирая, он поручает дочери «свое добро и просит защищать его и беречь: «Его голос и руки дрожали, кровь прилила к лицу, и глаза увлажнились слезами». Он говорит о «добре», как о живом существе. Первая редакция романа (1888 г.) заканчивалась предсмертным криком Джезуальдо, звавшим с собой свое «добро».
Жаждой разбогатеть охвачены в большей или меньшей степени все персонажи романа. «Добро» становится главным вожделением времени. «Сейчас во всех пробудилась страсть к обогащению», — говорит один из героев романа. Эти слова становятся своеобразным лейтмотивом всего повествования. У баронессы Рубьеры любовь к «добру» выше любви к сыну. Герцог де Лейра, аристократ до мозга костей, берет в жены дочь Джезуальдо, чтобы поправить свои пошатнувшиеся дела. Барон Дзакко становится другом Джезуальдо, рассчитывая выгодно пристроить за него свою дочь после смерти жены Джезуальдо. Желанием разбогатеть заражены и низшие классы: родная сестра Джезуальдо предъявляет брату иск, стремясь урвать часть «добра» после смерти их отца.
Отношение к «добру» определяет нравственный облик, поведение и психологию персонажей. Из социальной области это понятие переносится и в сферу чувств, диктуя отношения между близкими людьми. Джезуальдо и на окружающих смотрит как на вещи. Говоря Бьянке Трао о своих чувствах, он называет ее в день свадьбы «изысканной вещью». Джезуальдо женится на Бьянке, рассчитывая на поддержку ее знатных родственников в своих делах, но скоро убеждается в своей ошибке. Аристократы продолжают считать Джезуальдо «чужим», и он называет свою женитьбу на Бьянке «неудачной сделкой».
В чувствах и порывах души Джезуальдо видит только материальную сторону, полагая, что счастье в богатстве. Он не может понять любви своей дочери Изабеллы к бедному поэту и выдает ее замуж за герцога. Чувства дочери Джезуальдо расценивает как упрямство и не хочет, чтобы ее «обокрали». «Кто беден, — поучает он Изабеллу, — будь то мужчина или женщина... тот идет на разные ухищрения... Один, например, выставляет напоказ свой род, другой, более опытный, прибегает к красивым словам и нежным взглядам. Но тот, у кого есть разум, должен оберегать свои интересы». Все, что Джезуальдо делает для дочери, только отдаляет его от Изабеллы, которая остается такой же «изысканной вещью», как и ее мать.
Во второй, переработанной, редакции романа Верга показал Джезуальдо не только как дельца, но и как человека, во взаимоотношениях с близкими. Верга изменил конец романа, расширив и углубив его смысл. Не криком о «добре» заканчивается история Джезуальдо, а сознанием жизненной катастрофы. Особое значение приобретает предсмертный разговор Джезуальдо с Изабеллой. Он просит дочь обеспечить лиц, по отношению к которым он испытывает угрызения совести (свою бывшую любовницу и ее детей). Джезуальдо готов открыть Изабелле свою душу, надеясь, что и она поделится с ним своими печалями. Но «она опустила голову, как бы догадавшись о его намерении, и еще заметнее стала упрямая морщинка всех Траомежду бровями. Она отстранялась, замыкаясь в себе, гордая своими несчастьями и своим секретом. И тогда он почувствовал себя снова Мотта, как она была Трао, и он опять стал подозрительным и враждебным, человеком другого мира». Так, не криком о «добре», а столкновением людей, принадлежащих к разным общественным классам, столкновением разных взглядов на жизнь и разных психологий заканчивается роман в новой редакции.
Джезуальдо умирает в полном одиночестве, сломленный физически (он страдает от раковой опухоли желудка) и нравственно. Он так же оказывается «побежденным», как и Нтони Малаволья. Джезуальдо оторвался от своей среды, порвал связи с почвой, на которой вырос, и лишил себя понимания и поддержки людей своего класса. Отец, сестра и брат стали для него чужими, как и он, Джезуальдо, остался чужим среди аристократов и буржуа, в среду которых проник. И такой же чужой сделалась для него Изабелла. Впервые мысль о своей изоляции приходит Джезуальдо во дворце Трао, где он скрывается от восставшего народа. Перед его глазами проходит вся его жизнь: он видит себя молодым и здоровым, видит людей, с которыми столкнула его судьба. Все они смотрели на него с осуждением, как бы повторяя: «Дурак, что ты сделал? Так тебе и надо!»
Если Малаволья смогли вернуться к праведной старине, то для Джезуальдо это оказалось невозможным. «Добро», которому он посвятил свою жизнь, погубило его самого. В силу своего нового социального положения он ужё не мог вернуться назад к тем устоям и традициям трудовой жизни, которые он сам отверг ради наживы и преуспеяния.
В романе «Семья Малаволья» действовал коллективный герой, в новом романе Верга отошел от «хорового» принципа. Новый способ видения действительности подсказал писателю выбор одного главного героя и построение романа. В основном повествование ведется как бы от лица Джезуальдо, только время от времени в эту картину вписываются жизненные драмы других персонажей и действительность дается через их восприятие.
Атмосфера трудового подвига и самоотречения в «Семье Малаволья» сменяется духом откровенного практицизма в романе «Мастро дон Джезуальдо», и сравнение персонажей с библейскими героями и святыми, к которому Верга прибегает и в новом романе, приобретает оттенок иронии. Джезуальдо, защищающий свое добро во время революции, сравнивается с Самсоном, а голодающие — с филистимлянами; дон Дьего Трао своим видом напоминает страдающего Иисуса, когда узнает о намерении сестры выйти замуж за Джезуальдо; барон Дзакко называет себя блудным сыном, вернувшимся после короткой дружбы с Джезуальдо в свой клан; романтического поэта Коррадо Л а Гурна за гордость называют Люцифером.
Ирония звучит и в заглавии романа. «Мастро» в Сицилии называли тех, у кого было свое дело. Называя Джезуальдо «мастро-доном», простые люди подчеркивали его промежуточное положение в обществе. А то, что сам Джезуальдо сравнивает себя с ослом, уставшим от тяжелой ноши, углубляет смысл этого обращения. В конце романа, когда ноша — «добро» — уничтожает самого стяжателя, ирония уступает место трагедии.
Таков результат этих суетных вожделений, изученных Вергой в двух романах из серии «Побежденные». Иное проявление этих чувств и страстей в других общественных сферах Верга собирался исследовать в остальных романах этого цикла. Судьбе Изабеллы он намеревался посвятить роман «Герцогиня де Лейра»; в нем он думал подвергнуть анализу аристократическое тщеславие, которое должно было привести Изабеллу к краху. Честолюбию как движущей пружине политической деятельности Верга хотел посвятить роман «Его превосходительство Шипьони». И наконец, в «Светском человеке» он думал изучить все эти властолюбивые претензии, всю пустоту и тщеславие людей своего времени, чтобы показать, как «все эти чувства мучительны, когда осознаны, как изнурительны, когда они живут в самой крови».
Л-ра: История и современность в зарубежных литературах. – Ленинград, 1979. – С. 173-185.
Критика
