«Христос остановился в Эболи»
Н. Рыкова
Двадцать лет назад — в 1935 году — художник и писатель, активный антифашист Карло Леви был сослан правительством Муссолини в самые бесплодные, унылые и нездоровые места итальянского юга — Луканию. Там в затерявшейся среди глинистых горных хребтов деревушке Гальяно художнику предстояло прожить три года. Но в это время шла итало-абиссинская война, закончившаяся, как известно, «победой» современных бомбардировщиков над почти средневековым оружием эфиопов: амнистия по случаю взятия Аддис-Абебы (в 1936 году) вернула Карло Леви из ссылки. Однако увиденное и пережитое в Гальяно не забывалось. Вторично оказавшись в заключении, уже в годы Второй мировой войны, Карло Леви мысленно вернулся в Гальяно и написал книгу о тех, среди кого он прожил тогда целый год; о крестьянах Лукании, — поэтическую книгу, проникнутую любовью, сочувствием и уважением к этим людям, обездоленным людям Италии.
До объединения Италии в шестидесятых годах прошлого столетия Лукания входила в состав Королевства Обеих Сицилий, где господствовали реакционнейший абсолютистский режим и беспощадная феодальная эксплуатация сельского населения, которое едва существовало на тощей и нищей земле, голодало, вымирало или уходило в эмиграцию. В буржуазной объединенной Италии положение Юга не изменилось, Юг же дал Италии свою «проблему»: что делать с несчастной, вечно голодной областью, неподвижно застывшей в средневековье, в то время как Север далеко ушел по пути капиталистического развития, а Центральные провинции тоже, хотя и медленнее, движутся по пути прогресса? «Проблема Юга» стала больным местом буржуазной Италии: о ней ведутся дебаты в парламенте, пишутся статьи, книги, ее обсуждают экономисты, политики, о ней спорят либералы, социалисты, католики. Но на протяжении последних ста лет она так и остается нерешенной. Захватив в 1922 году власть, фашисты сперва заявили, что наряду со всеми другими проблемами будет решена и южная, а потом декларировали, что это уже сделано, что проблема Юга больше не существует. Тем не менее в городишках и селах Лукании все осталось, как было. Об этом-то и говорит Карло Леви в своей книге «Христос остановился в Эболи».
Книга эта — не политико-экономическое исследование, а художественный репортаж. Уже само заглавие — поговорка местных крестьян — раскрывает идею книги в образной форме. Места, о которых рассказывает Карло Леви, забыты богом: сюда не дошел Христос, не дошла христианская цивилизация. «Христос действительно остановился в Эболи, где шоссе и железная дорога отходят от холмов Салерно и моря и углубляются в заброшенные земли Лукании». Карло Леви много пишет в книге о себе как политическом ссыльном фашизма, но личная тема органически переплетается с темой крестьянской жизни и крестьянской судьбы. Содержание книги — несчастный и обездоленный Юг как нечто непосредственно увиденное, ощущенное, пережитое человеком, пришедшим со стороны, но стремящимся не только понять людей, среди которых он очутился, но и, главное, помочь им. Поэтому в очерках Карло Леви мы сразу же обнаружили два аспекта: один — разоблачительный, другой — патетический. Рассказывая о крестьянах Лукании, автор создает образ народа вечного, не умирающего, постоянной жертвы классового общества и государства.
Мир отсталой итальянской провинции — мир Гальяно, Грассано, Матеры — разделяется на две части. Меньшая — это синьоры, большая — крестьяне. Однако синьоров не следует представлять себе в виде феодальных рыцарей в латах и с мечами; у Карло Леви это те люди из мелкой буржуазии и чиновничества, которые действуют в качестве чиновников фашистского режима и для которых, как для средневековых феодалов, крестьяне — овцы, подлежащие стрижке. Изображая этих людей и их деятельность, Карло Леви разоблачает легенду о ликвидации «проблемы Юга» благодаря «поспешествующей милости» фашистского государства. Он рассказывает печально смешные и печально жестокие «случаи», реальные анекдоты о том, как городские и сельские власти пренебрегают подлинными нуждами крестьян, как народное образование превращается в нелепый балаган, здравоохранение — в издевательство над крестьянами, гибнущими от злокачественной малярии, как установленный «в интересах сельского хозяйства» налог на коз вынуждает крестьян резать коз, почти единственную опору бедных хозяйств. Он рассказывает, как обирают жителей Гальяно налоговый инспектор, невежественный врач, бессовестный аптекарь. Центральным и, так сказать, «обобщающим» персонажем из мира синьоров в книге Карло Леви выведен сельский учитель Луиджино Магалоне. В сущности, в этих очерках он один представляет всю фашистскую систему и предельно типичен: на языке — демагогическая фразеология о «народном благе», «величии Рима», «задачах Италии», в действительности — мероприятия вроде постройки монументальной общественной уборной (которой нельзя пользоваться, ибо в Гальяно нет водопровода) да митинги по поводу абиссинских «побед», на которые сгоняется равнодушное к войне или же осуждающее войну население. Магалоне — фигура «омическая: он невежественен, самодоволен, глуп, тщеславен, по своеобразному определению Карло Леви, инфантилен (ибо его деятельность — игра в живые солдатики, которой он упивается), но он же фигура зловещая, ибо объективный результат его «игр» — трагедия простого народа. В предисловии Г. Рубцова правильно отмечает, что «Карло Леви не вскрывает классовых корней фашизма»; дело, однако, в том, что книга Леви — не трактат, и ему не обязательны здесь упоминания о финансовой олигархии и империалистических кругах. Луиджи Магалоне — исчерпывающий в своей типичности образ фашиста-«массовика», одного из тех мелких буржуа, которые составляли костяк фашистской партии; из них вербовались ее низшие чиновники, так сказать, младшие командиры, непосредственные обманщики и угнетатели народа.
Впрочем, в книге Леви действуют и главари фашистской Италии, правда, на втором плане; крестьяне Лукании выразительно называют их «те из Рима». «Те из Рима» стоят за каждым малым и большим бедствием, которые в изобилии сыплются на крестьян этой грустной земли.
В Лукании Карло Леви узнал самых обездоленных экономически и самых отсталых культурно крестьян Италии. Он увидал полудикий быт, в котором сохраняются пережитки патриархальных и даже матриархальных отношений, где царят древние суеверия, где в ходу магия и колдовство, и где все это сочетается с глубочайшим «мужицким» здравым смыслом, стремлением к разумной и справедливой жизни, отчетливым чувством естественной человеческой этики. Сочетание этих элементов и дает то, что Карло Леви называет крестьянской культурой, высоко ее оценивая и противопоставляя ее культуре городской, культуре современной буржуазной Италии. В предисловии об этой оценке говорится как об идеализации, но, может быть, более правильно было бы сказать — поэтизации. О колдовстве он говорит так, как будто действительно верит, что его работница Джулия, которая варит ему пищу и убирает комнату, одарена сверхъестественными силами, общается с нечистой силой и в курсе всех привычек и повадок ангелов, но понятие «ведьма» означает здесь просто личность более яркую, сильную, волевую, чем большинство крестьянских женщин, существо, осмелившееся жить более свободно и поставившее себя вне общественной критики, прикрывшись щитом ведовства. Передавая рассказы крестьян о полевых и горных духах — монаккикио, или героическую и в то же время ироническую легенду о борьбе князя Колонна с драконом, легенду, в которой так верно понята крестьянами суть феодальных отношений, Карло Леви раскрывает все очарование художественной фантастики и художественной правды крестьянского фольклора. Замечателен в книге эпизод с представлением импровизированной крестьянам пьесы. Поводом для спектакля послужила гибель одного хуторянина из-за того, что фашистские чиновники не разрешили Карло Леви (по профессии он не только художник, но и врач) своевременно оказать ему медицинскую помощь; свой гневный протест крестьяне выразили в драме, где ангел-врачеватель и мрачный демон борются над телом смертельно больного человека и где союзником сил тьмы выступает чиновник из Рима (вот они, «те из Рима»!). Здесь автор как бы подводит читателя к истокам театрального искусства: самый факт представления связан с культом (комедия разыгрывается ежегодно в первые дни поста), и по форме данная пьеса — традиционная мистерия, но содержание ее — социальная сатира, злободневная и хлесткая. Все, что касается ведовства, магии, преданий и поверий, Карло Леви излагает особым стилем, с нарочитой серьезностью и скрытым лукавством, якобы солидаризируясь с примитивной крестьянской верой, чтобы лучше разглядеть и постичь методом сочувствия душу самых отсталых, самых «простых» людей. Вот почему во всем этом нет ни грана эстетского любования экзотикой примитива, а есть бережное внимание к тому, что и как думает и чувствует народ, преступно, насильственно отлучаемый буржуазным государством от цивилизации. Крестьяне, которых изображает Карло Леви, очень хорошо понимают пользу современного образования, хотя бы в форме элементарной грамотности, но их не учат, они готовы довериться современной медицине (как трогательно верят они самому автору книги!), но их не лечат, они готовы обращаться к государству, к закону, к праву, но государство обманывает и обирает их. И они «уходят в себя», к своему примитивному сознанию, к истокам самой культуры.
В книге Леви много говорится о разбойничестве, в котором еще сравнительно недавно выражался активный протест крестьянских масс против несправедливостей и жестокостей враждебного им государства. Карло Леви признает правоту «разбойников» и вместе с тем с горечью говорит о неизбежной обреченности крестьянских восстаний и в конце книги высказывает ряд соображений о том, как может, быть решена «проблема Юга» таким государством, которое действительно захочет ее решить и спасти народ Лукании от вырождения и гибели. Изложены эти соображения очень бегло, да и недостаточно обоснованы. Не следует забывать и того, что Карло Леви, обращаясь к прогрессивным силам Италии, высказал их десять лет назад. С тех пор многое прояснилось, и в политической программе общественных группировок, борющихся за прогрессивное развитие Италии, важность и специфичность крестьянской проблемы понята и учтена. Однако самое главное в мыслях, высказанных Леви, остается живым и актуальным: это призыв отказаться при подходе к проблеме Юга от предвзятости и доктринерства, призыв конкретно изучить жизнь и чаянья людей, которых надо вывести из тупика, призыв решать проблему при их же непосредственном и живом участии, ничего не навязывая массам, но опираясь на них и прислушиваясь к их голосу.
Нарисованная Карло Леви картина выходит за пределы Лукании, за пределы «проблемы Юга». Со страниц его правдивой книги встает неприкрашенная, обездоленная Италия с ее чудесным народом.
Нельзя не отдать должного и еще одной стороне книги К. Леви. Желая сказать читателю, что его служанка — ведьма Джулия Венера — личность сильная и своеобразная, он рисует ее портрет, обстоятельный, развернутый, подробный, и даже свойства характера («мрачная ирония, прирожденная жестокость, непостижимое упорство и полная силы пассивность») фигурируют здесь как выражение лица, как результат предельно внимательного изучения живописной натуры. Все, что говорится о подесте Луиджи Магалоне на протяжении книги, является как бы развитием и углублением первого чисто внешнего впечатления от человека: «Это был высокий полный молодой человек с гривой черных напомаженных волос, в беспорядке падающих на лоб, с желтым безбородым лицом, круглым, как полная луна, с черными злыми глазами, лживыми и самодовольными». Придавая большое значение тому факту, что в суеверных крестьянах Лукании нет настоящей религиозности, Карло Леви очень много говорит о том, что их не затронула христианская, католическая цивилизация. Но самое убедительное свидетельство этого дает нарисованная им картина праздника черноликой Мадонны ди Виджано, картина, которая, давая «объективно живописный» отчет о нем, характеризует христианское торжество как некое отправление древнего земледельческого культа.
Живя в Лукании, Карло Леви много рисовал. В своей книге он словами передает созданные им пейзажи. Бесплодность, жесткость, недружелюбность луканской земли, на которой так трудно жить и работать, которая не хочет кормить людей, наглядно встают перед читателем: «Луна заполняла небо и, казалось, лилась на землю. Подо мной была земля, далекая, как луна, белая от ее молчаливого света, без единого растения или травинки, истерзанная, изрытая, изборожденная, продырявленная вечными водами. Глины устремлялись к Агри буграми, пещерами, извилинами, причудливо меняющимися в игре света и теней, и мы молча искали дорогу в этом лабиринте, созданном веками землетрясений».
Л-ра: Иностранная литература. – 1956. – № 2. – С. 201-203.
Критика
Поделиться