Традиции и новаторство в прочтении поэтических памятников XVII века в сборнике Арнима и Брентано «Волшебный рог мальчика»
Т. В. Анищук
Особенности сборника Арнима и Брентано «Волшебный рог мальчика» — разнообразие использованного материала и проступающий за антологическим составом целостный романтический характер — закономерно подводят к постановке проблемы взаимодействия традиций и новаторства в обращении гейдельбергских романтиков к национальному поэтическому наследию. Эта проблема тем более актуальна, что вновь открытые литературно-исторические документы и исследования, опубликованные в связи с изданием архива «Волшебного рога мальчика», заставляют по-новому взглянуть на мотивы обращения составителей к старинным источникам, на принципы и способы их освоения и пересмотреть устоявшиеся традиционные представления о романтическом варианте прочтения старинных памятников.
Арним в послесловии к первому изданию первого тома «Волшебного рога...» в 1805 г. подчеркивал, что составители учли весь положительный опыт своих далеких и ближайших предшественников, собирателей и издателей. Анализ сборника и работа над ним подтверждают, что этот опыт усваивался критически, системно, обобщенно.
Проблема традиции и новаторства в восприятии старинной литературы в связи с «Волшебным рогом...» весьма многогранна. Можно указать на такие ее важнейшие аспекты, как критерий полезности в отборе материала и принцип соединения старого и нового в обработках.
В данной статье мы ограничимся наблюдениями, связанными с восприятием гейдельбержцами поэзии XVII в. Наличие в сборнике наряду с народными песнями католической поэзии вызвало в свое время нарекания критиков, а в дальнейшем затрудняло определение характера сборника — фольклорный / нефольклорный. Еще большие (можно сказать негативные) последствия имело это обстоятельство при попытках многих исследователей объективно оценить значение данного сборника в развитии романтической эстетики и практики, и в частности в определении редакторской позиции составителей.
Включение в сборник католической лирики объясняется, как правило, склонностью составителей к религиозному мистицизму и иррационализму. Однако наличие в сборнике произведений разных поэтов XVII в. (некоторые из них впервые были «открыты» составителями) свидетельствует скорее о последовательном осуществлении литературно-исторического принципа в его романтическом варианте. В подтверждение этого тезиса сопоставим интерпретации католической поэзии Гердером, активным популяризатором поэзии XVII в., и составителями «Волшебного рога...».
Анализ кратких заметок, предпосланных Гердером большинству песен его сборника «Народные песни» (1778-1779), и в частности характеристик некоторых поэтов XVII в. (Векерлин, Дах, Опиц, Рист, Флеминг), убеждает нас в том, что именно они сыграли определенную роль в расширении литературно-исторической программы Арнима и Брентано: Гердер дал своеобразный эталон для выделения лучших образцов XVII в. и предопределил направление и характер обработок. Он объясняет причины включения поэтов XVII в. в свой сборник необходимостью популяризации забытых имен и возрождения национальной традиции: «Я кое-чем охотно пожертвовал, чтобы поместить некоторые вещи старинных поэтов, хотя бы по одной от каждого, чтобы привлечь к ним внимание [...]. Было бы желательно, если бы рассеянные по книгам и почти потерянные поэтические произведения Опица, Флеминга и других были обнаружены и собраны». С этим связана и форма представления материала в сборнике Гердера: в кратком введении он знакомит с забытым поэтом, подтверждением поэтического таланта которого служат стихотворения или отдельные строфы.
К таким забытым поэтам Гердер относил Якоба Бальде, поэта латинской традиции. По контрасту с просветительскими идеалами признание эстетической ценности стихов католика-иезуита было особенно заметно. Предисловие и послесловие к третьей части «Терпсихоры», куда вошли стихотворения Бальде, следует рассматривать как гердеровский вариант восприятия литературы XVII в., отразивший потребность эпохи в переоценке национальной литературной традиции как единой и самобытной. Частично гердеровская мотивировка узнается в опыте обращения Фр. Шлегеля к поэту Шпее, а также в коротком замечании Брентано о Прокопе. В предисловии Гердера определяется один из важнейших принципов восприятия произведений поэтов XVII в. — принцип конфессиональной беспристрастности в пользу поэтических достоинств оригинала, чем подчеркивается историческая исчерпанность апологии веры.
Гердер проводит свой принцип в первую очередь при характеристике 30-летней войны. В соответствии с этим он стремится представить и Бальде «вне всех следов подобных ошибок», «чтобы не выставлять гений в его неприглядном виде». Тем самым Гердер обосновал путь возможных редакторских улучшений: «сохранить дух, но не слова, вывести пятна времени». Его примеру последовали Арним в трактате о народных песнях и в письме к Брентано от 4 апреля 1805 г., Брентано в сочинении о Мошероше. Романтики осуществили этот принцип при размещении материала в своем сборнике и при его обработке, отразив тем самым современное им сознание, характеризующееся новым отношением к религии и переосмыслением христианских ценностей.
Беспристрастность Арнима по отношению к религиозным взглядам старинных поэтов особенно очевидна на фоне сочетания поэзии протестанта Лютера и католика Шпее, выступающего как одно из выражений исчерпанности исторически сложившихся религиозных расхождений. Целесообразность их соседства Арним видит в актуальности обрабатываемых ими тем, отразивших бедствия Германии, и в высоком поэтическом достоинстве. Религиозная нейтральность Арнима проявляется не только по отношению к прошлому, но и к настоящему.
Брентано же был здесь непоследователен. Его редакторская деятельность отмечена определенным воздействием религиозной идеологии и символики, что заметно в тематическом отборе материала, в попытке синтеза романтических и религиозных идеалов нравственной чистоты. Эта непоследовательность Брентано и ввела в заблуждение исследователей. Она толкнула их на легкий путь теологических истолкований, в которых терялась суть поэтических исканий Брентано. Между католической символикой оригинала и вероисповеданием Брентано устанавливалась прямая причинно-следственная связь.
Здесь следует заметить, что никто из романтиков не подходил односторонне к оценке духовной поэзии, апологетически выделяя только ее религиозную сторону. Характерной является, например, оценка Лютера Фр. Шлегелем: «Лютер был глубоко народным писателем. Не только религия была в центре внимания в произведениях Лютера и других протестантских поэтов Германии, преимущественно поэзия была предметом их забот и даже философия».
Взаимосвязь романтического толкования с гердеровским особенно очевидна на примере единственного стихотворения Бальде, включенного в «Волшебный рог мальчика», «Lobgesang auf Maria», которое было переведено Гердером и опубликовано им в журнале «Deutsches Museum» (1781, Erster Band) под заглавием «Andenken an einige deutsche Dichter». В письме к издателю Гердер подсказывает возможность интерпретации песни Бальде, «где изливается вся сила переполненной души поэта», не с точки зрения религиозной догмы, а с точки зрения поэзии: «Это — гимн, разве недостаточно в нем прекрасных мест, чтобы Вы приняли его к сердцу с поэтической, а не с догматической точки зрения». Для понимания этого стихотворения вовсе не нужны знания догм и средневековой символики, читателю предлагается возможность интерпретации по «собственному усмотрению» эмблематического языка поэтического произведения. Об образе Марии Гердер пишет: «Если кто-то не желает считать воспеваемую за святую, пусть будет она для него музой нашего поэта, христианской Аглаей или Беатриче, идеалом чистых материнских добродетелей или небесной мудростью».
Мысль об «открытости» религиозных символов, об их произвольной читательской интерпретации была усвоена романтиками и реализована ими в толковании конкретных образцов духовной поэзии. В этом отношении интересно упомянутое выше письмо Арнима к Брентано от 4 апреля 1805 г., где он говорит о многозначности символики Шпее и о возможном ее осмыслении в рамках античных сюжетов (Эндимион), политических событий 30-летней войны, в рамках соотнесенности с эпизодами национальной истории на примере отдельной исторической личности (Лютер). Неконфессиональное прочтение осуществляется во имя углубления национального звучания и этому способствует красота самой поэзии.
Стихотворение Бальде «Lobgesang auf Maria» в «Волшебном роге...» является ярким примером оригинальной интерпретации его Брентано, в которой выявляется эстетический смысл источника. Ориентация на вариант Гердера сказалась в сохранении числа строф — 12, составляющих, по мнению Гердера, «прекрасные места» (в оригинале Бальде — 36 стрйф).
Мотив стихотворения, подмеченный Гердером, — реальная недосягаемость абсолютной выразительной формы для поэтического переживания: «Кажется, певец как будто тянется к венцу, который слишком высоко, и он отказывается достичь его», — несет в себе зародыш романтической иронии. Незначительные изменения, внесенные Брентано, усиливают это настроение. Замена «wird» на «würd» в 1-й строфе меняет смысл и передает ощущение «недостаточности» искусства небесных хоров и «земных инструментов», чтобы воспеть Марию.
В варианте Гердера сохранены основные мотивы в характеристике образа Марии: она — пречистая дева, дарительница милости и небесная невеста. Брентано переосмысляет эти мотивы.
Мотив дарующей Марии почти снимается, вместо этого подчеркивается ее чистота, «пречистость ее единородства». Усиление этого мотива характерно для большинства обработок Брентано песен о Марии (например, стихотворений Прокопа) и отражает представления Брентано о нравственности. Мария, вопреки сложившейся традиции истолкования ее как матери милосердия по сравнению с богом — карающим судьей, предстает в контрастном сочетании «straf oder lohn» — как защитница, и как судья.
В интерпретации Брентано очевидна игра поэта с традиционными представлениями, цель которой — достижение сюжетного напряжения путем контраста:
Dein schöne Hand, dein milde Hand
О Jungfrau auserkoren,
Schneid oder schon, straf oder lohn,
Sonst ist alles verloren.
Редакторское вмешательство Брентано свидетельствует о прочтении текста не с конфессиональной точки зрения, что отчасти было отмечено его современником Доценом: «...от такой альтернативы «накажи или вознагради» отказался бы даже лучший католик... Никому не придет в голову молиться таким образом: «Боже, накажи меня в гневе твоем». У Бальде это сказано намного мягче: «...пусть твоя милостивая рука оборвет или продлит нить жизни, на то воля твоя...»
Брентано наделяет Марию чертами парки Атропы, обрывающей нить жизни, в большей мере, чем это намечено в оригинале. Художественный прием барочного синкретизма — привнесение в христианский гимн элементов античной мифологии — оригинально используется поэтом. У него Мария — Атропа легким движением прекрасной руки останавливает жизнь, в то время как у Бальде образ Марии с ее рукой, ведущей за собой, скорее ассоциируется с образом другой парки — Лахесы, тянувшей нить жизни.
Таким образом, сложная форма поэтического видения мира в XVII в — соединение христианских и греко-римских аллегорий — используется Брентано для выражения собственного восприятия образа Марии, характеризующегося «синкретизмом чувств» и не лишенного в данном случае некоторой ироничности.
И во многих других стихах о Марии (ср. у Шпее, у Прокопа) текст оригинала подвергается эстетической актуализации путем индивидуальной трактовки его центрального образа. В этом выражается осмысление источника как поэтического переживания, свободного от наслоений конфессионального прочтения.
Впрочем, не отрицая объективной причины симпатий Брентано к католической поэзии, — многие исследователи отмечают ее художественное превосходство над протестантской поэзией — следует подчеркнуть незамаскированность субъективного восприятия Брентано. Индивидуальный момент в его обработках духовной поэзии выступает ярче, чем, например, в обработках военных и исторических песен Арнимом.
Ни Арним, ни Брентано не задавались целью поставить свои обработки на службу религии. Ими руководило прежде всего мироощущение человека начала XIX в., для которого многие христианские ценности в большей или в меньшей степени утратили свое абсолютное значение.
Гердер предвосхищает романтиков не только в поэтической и эстетической оценке поэзии XVII в. И другие положения его трактата о Бальде были конкретизированы Арнимом и Брентано в соответствии с их поэтическими намерениями.
Характеристика Гердером Бальде как национального поэта-патриота содержит ряд прямых аналогий с сочинением Брентано о Мошероше. Некоторые мотивировки, используемые Брентано, не без основания могут быть соотнесены с мотивировками Гердера. Например, для оценки событий 30-летней войны оба для большей выразительности приводят одни и те же слова Фр. Логау: «Man müsse sie (die Zeit) beheulen, nicht besingen».
Аналогична в сравниваемых текстах и мысль о познании поэта «через его собственные произведения». Это понятно, если учесть, что конец XVIII в. был заполнен потоком свободных переводов в соответствии с нормами современного языка, разного рода обработок и переделок, в котором старинная поэзия едва узнавалась.
Исходя из принципа историзма, Гердер считает необходимым показать Бальде и как поэта-мистика, и как иезуита, чтобы раскрыть историческую обусловленность личности поэта. Однако доминирующим становится поэтический аспект. В несколько апологетической характеристике Гердером поэзии иезуитов проступает в первую очередь литературная оценка «иезуитского искусства», содержащая рациональное зерно для восприятия католической поэзии вне узких рамок клерикального искусства.
Арним и Брентано доказали плодотворность этой идеи, представив в «Волшебном роге...» в концентрированном виде все богатство форм и содержания национальной поэзии вплоть до современной. Однако в их опыте по сравнению с Гердером очевидны исторически обусловленные различия. Намерение Гердера — раскрыть полноценность национальной поэтической традиции. Намерение Арнима и Брентано — использовать поэтические богатства прошлого (например, исторические и военные песни эпохи 30-летней войны) для разрешения определенных общественных потребностей современности, с одной стороны, и как средство для собственного поэтического выражения — с другой.
Примером творческого освоения художественных приемов Бальде может служить стихотворение Брентано «Kennst du das Land?». Прием альтернативы, по мнению поэта, открывал безграничные возможности для передачи переменчивого поэтического настроения:
О war ich dieser Welt doch los
Los von den vielen Dingen
Und säss in kühlen Felsenschoos
Zu schweigen oder singen.
Ja schweigen oder singen.
Oder was es soll sein,
Du müstest vollbringen
Du wüstet’s allein.
В отличие от Бальде у Брентано прием альтернативы становится игрой. Он подхватывает и варьирует то, что по законам поэзии увеличивало диапазон выражения собственного настроения. Альтернативу у Брентано можно рассматривать как прием художественного выражения неуравновешенности его поэтической натуры, его непостоянства и смятения, как осознания им непрочности своего существования.
Интерпретация Брентано стихотворения Бальде, лишенная религиозного истолкования, также находит своеобразное подтверждение в его собственном стихотворении. Поэт и здесь далек от подчеркивания религиозных компонентов в поэтическом сознании:
Herr, zuvor brich noch mein Herz.
Таким образом, намеренно подчеркнутое Гердером положение о конфессиональной беспристрастности оказало решающее воздействие на осмысление духовной поэтической традиции и на типологию обработок литературных источников с религиозной тематикой и во многом предвосхитило усилия романтиков, обусловив осознанную романтическую актуализацию материала. В то же время можно говорить об определенном расширении сферы восприятия старинной поэзии, включающей ее творческое освоение в соответствии с романтическими намерениями и своеобразное перенесение ее на этой основе в современность. «Мы не считаем наше собрание исчерпывающим, и все же оно достаточно всеобъемлюще и богато, чтобы возвеличить, осмыслить и распространить эти почти утерянные сокровища», — писали Арним и Брентано. При этом они во многом руководствовались принципом литературной преемственности.
Л-ра: Филологические науки. – 1985. – № 5. – С. 64-67.
Произведения
Критика
