В стихии чувства
И. Кувшинов
Книгу избранного нелегко составить. Трудно отобрать самое лучшее, самое характерное... Глебу Горышину это удалось. Сборник дает возможность почувствовать важнейшие черты поэтики прозаика, особенности его художественной манеры, понять его нравственное кредо.
Коротенькие заметки, открывающие книгу, подобны камертону, они как бы настраивают на верную ноту, сама мелодия зазвучит чуть позднее. Итак, первая повесть — «Излука». Двое людей живут в заповеднике — муж и жена. Потом на их пути появляется третий. Жена уходит к нему.
Вот и вся повесть.
Нет ничего обыденней такой ситуации, и нет, наверное, ничего сложнее ее.
Тысячи раз писали об этом и по-прежнему будут писать.
Правда, для Горышина сюжетом становится не только история любви, но и сам процесс писания о ней.
Создание художественной реальности намеренно обнажается, работа писателя, творческий акт оказываются зримыми. Рассказывая о заповеднике, о зверье, о людях «в чинах», приезжающих на отстрел по лицензии, и о местных, что не могут понять, почему здесь нельзя охотиться им, выросшим на своих болотах, повествуя о блеске озерной воды, о шуме ветра — одним словом, о всех звуках симфонии жизни, автор настойчиво, впрямую возвращает нас к лейтмотиву. «...Мой рассказ о другом, — пишет он прямо, — о любви, занявшейся на головешках прежних любовей, о жестоком праве влюбленных творить свое счастье, не соболезнуя отверженным».
Этот прием, разрушая дистанцию между автором и читателем, перемещает читателя как бы внутрь произведения, превращая зрителя в соучастника действия.
Если б нужно было определить обобщающее, доминирующее ощущение от этой повести, то хотелось бы выразить его словом «изящество», не имей оно несколько эстетизирующего оттенка. А герои «Излуки» такие живые, своенравные, они, казалось бы, живут по законам своего естества, а не по велению творящей их авторской воли.
Какие они в этой банальной, а потому и особенно трудной для писателя ситуации, ни на кого не похожие! Страницы о жизни чувства, о его тонах и оттенках, о его природе, пожалуй, самые пластичные в повести, самые емкие — многое за ними встает.
Герой надраивает ржавый чугун, разделывает рыбу, чистит лук и картошку, то есть занимается делами подчеркнуто прозаическими, но ожидание любимой делает эти хозяйственные заботы исполненными красоты и более глубокого смысла. Они помогают избыть медленно текущее время. Фраза наполняется внутренним нетерпеливым ритмом, тревогой, а герой всему вопреки — ожиданием счастья и верой «в его непременность».
Помимо внешнего, излагаемого, описываемого действия, в прозе Горышина присутствует подспудный, неизрекаемый пласт. За чредой не очень значительных на первый взгляд разговоров напрягается силовое поле человеческих отношений — а ситуация все не разрешается никак, — копится ожидание, рождая то тревогу, то будто бы беспричинную радость, то снова смятение. Эта стихия чувства, завладевающая читателем, крайне важна для понимания внутренней структуры повести, кажущейся поначалу прозрачной, простой, насквозь просвеченной солнцем.
Героиня, живущая в заповеднике с мужем, говорит: «...чего-то достигнуть, что-то приобретать, жить на уровне достижений, тянуться. А мне это не надо... Я природу люблю... Все чисто здесь». Тут, в заповеднике, на этих пустынных берегах, она ощущает себя самой природой. Но Горышин не упрощает, не схематизирует, как это нередко случалось в литературе, бытие современного человека. Сама жизнь нашего усложнившегося времени такова, что путь к вожделенной «простоте» довольно тернист. Человек в себе несет многие свои мучения и беды, и переменой одного места жительства, переездом поближе к природе тут всех проблем не решишь.
Герои повести ссорятся, мирятся, но автор не спешит вмешаться, не спешит их рассудить.
Специфика отношения автора к своим героям, пожалуй, наиболее остро проявляется в повести «Волчьи деньги».
Я бы сказал, что она написана как киносценарий. Выбрана самая «безличная» форма письма. Никаких комментариев, почти никаких описаний внутренней жизни. Эпизод следует за эпизодом, а их толкование, интерпретация полностью доверены читателю.
Михаил Афанасьевич Костромин, кормилец огромной семьи, отец шестнадцати детей, разбивает в тайге на горных террасах яблоневый сад. Костромин — фанатик идеи: во что бы то ни стало он мечтает взрастить здесь, в суровом крае, плодоносящие деревья и отдать их людям. Свою жизнь он полностью посвящает этому делу, стоически, словно библейский Иов, перенося все беды. Это повесть о силе человеческого духа, который противостоит испытывающему его миру — разбушевавшимся природным стихиям, людскому непониманию, зависти, злобе.
Может сложиться впечатление, что Костромин — идеальный герой. Нет, характер его довольно сложен. В своей страсти, во имя заботы о будущем счастье людей Костромин, сам того не ведая, относится довольно жестоко к собственным детям. Режим строжайшего самоограничения распространяется и на них.
Сынишка зовет Костромина в город в кино. «Я не могу поехать, — отвечает он, — на мне семья, а тебе придет время в армию уходить, там тебе и кино покажут... А мы таких средств не имеем».
Вырастая, дети бегут от отца, и, собственно, его фанатизм и приводит к тому, что старший сын его, вырвавшись на волю, оказывается к ней совершенно не подготовленным.
Оценить Костромина (положительный он, отрицательный) автор доверяет читателю, важнее то, что он выразил в нем самые дорогие для себя качества человеческой личности: стойкость, бескорыстие, способность к самопожертвованию — и сделал это художественно, не упрощая ни людей, ни жизни. Подвижническое служение — тяжелое бремя, нравственный пример такого подвижника оказывается не всегда заразительным. Человек прожил жизнь, а его дело оказалось ненужным людям. Благополучный же эпилог, в котором за садом ухаживают те, кто отказывался от этого дара, — лишь дань извечному человеческому требованию, чтоб в жизни, как в сказке, кончалось все по-хорошему.
Судьба Костромина — это и укор, обращенный к читателям. Не стынем, не глохнем, не слепнем ли мы в эгоистической близорукости, когда живая душа взывает о понимании?
А вот рассказ «Первый редактор».
Молодым человеком герой случайно столкнулся с девушкой, и мгновенно между ними возникла какая-то неизъяснимая связь, не окончившаяся ничем, не приведшая даже к знакомству: он, поддавшись или не воспротивившись обстоятельствам, вышел из электрички на своей остановке, а она поехала дальше.
Но спустя много лет он с горечью возвращается к этой встрече и думает, как бы могла сложиться вся его жизнь, сядь он с той девушкой рядом. Ситуация, казалось бы, очень литературная, но щемящая тревога и душевная боль от рассказа самые настоящие. Автор тонко выразил в нем противоречивое, всем нам знакомое чувство неудовлетворенности собою, своею жизнью.
Жизнь сегодня предоставляет столько возможностей, нам же остается сделать лишь правильный выбор. Да, верный выбор, и не ошибись мы невзначай когда- то... «...из меня мог бы выйти Шопенгауэр», — Говорил еще чеховский дядя Ваня.
В глубине души мы знаем, что дело не только в выборе, а в нас самих, вернее, в том, что наши ошибки не бывают случайными. Чувство смутной вины перед собой испытывает герой и непреодолимое желание быть счастливым, когда жизнь почти прожита. Какие-то очень характерные черты в сегодняшнем жизневосприятии нащупаны, мне кажется, в этом небольшом рассказе.
Горышин чутко ощущает изменения в природе, в характере чувств. В той стихии, которая важна для каждого человека, потому что объединяет нас всех друг с другом.
Л-ра: Октябрь. – 1982. – № 9. – С. 203-205.
Критика
