«Восточный вопрос в панораме» Н. П. Огарёва и традиции городского фольклора
С. И. Храмова
Тема «Поэзия Н. П. Огарева и фольклор» не была еще предметом самостоятельного исследования, хотя в ряде работ было отмечено, что в 1860-е годы Огарев в поисках новых поэтических форм обращался к фольклорной эстетике. Задача данной статьи — анализ фольклорных традиций в одном из сатирических произведений поэта.
Н. П. Огарев в 1875 г. писал: «Как нам дойти до слога, понятного вообще для простолюдина? ...иначе нам в мире человеческом ни до чего добиться нельзя... Все будет или слишком учено, или высокопарно, или вообще непонятно именно для того населения, без участия которого никакой переворот не может быть возможным, тем более, что для существования этого населения, наиболее стесненного, переворот наиболее нужен».
В 1869 г. Н. П. Огарев создает раешник на темы международной политики — «Восточный вопрос в панораме». Огаревское произведение отразило революционно-демократическую оценку отношений между европейскими государствами. «Восточный вопрос в панораме» был издан в Женеве отдельной брошюрой и предназначался для распространения в демократических кругах России.
Восточный вопрос — международная проблема середины XVIII — начала XX в., появление которой было связано с упадком Османской империи, размахом национально-освободительной борьбы подвластных ей народов — болгар, сербов, критян, греков — и усилением противоречий европейских держав на Ближнем Востоке в связи с развитием колониализма.
Н. П. Огарев в остроумной и живой форме народного раешника высмеивает европейских правителей — Наполеона III, Бисмарка, Франца Иосифа, Виктора-Иммануила, Александра II и др. Поэт неоднократно упоминает об этом «памфлете» в переписке с А. И. Герценом. 21 января 1869 г. Огарев сообщал: «...меня прострелило стихоизвержением, и я стал писать «панораму восточного вопроса» в стиле, как у нас рассказывают мужички на ярмарках».
В «Восточном вопросе в панораме» прослеживается влияние поэтики жанров зрелищного и городского фольклора: присловий балаганных дедов-зазывал и раешников, выкриков торговцев, площадного театра, лубка.
Известно, что раек возник в России позже многих других форм народного театра и получил широкое распространение в XVIII-XIX вв. Успех райка среди демократического зрителя объясняется, с одной стороны, тем, что комментарии раешника выполняли познавательную функцию, с другой — острые сатирические замечания в стихотворной форме, лапидарные, легко запоминающиеся, обладали художественными качествами, отвечавшими принципам народной эстетики. И. Е. Забелин подчеркивал, что раечные картинки (панорамы) получали совершенно неожиданные краски при бойком, метком, остроумном пояснении.
Темы картинок и пояснений к ним были самые разнообразные: города мира, крупнейшие военные сражения, исторические деятели, уличные сцены, торговля, мода и т. п. В каждой картинке раешники находили смешную сторону, объект сатиры; поэтому пояснения к ним были преимущественно комические. Хотя характер картин в райке менялся, виды Парижа, Рима, Лондона обязательно входили в состав панорамы. Зарубежные события комментировались в райке более свободно, чем современные внутренние. Это было свойственно райкам, высмеивающим и папу римского, и Бисмарка, и германские притязания в Балтике и т. д. Среди раешников было немало импровизаторов, живо откликавшихся на события общественно-политического характера. И. Г. Прыжов, этнограф и собиратель фольклора, участник революционного движения 1860-х годов, называл раек «убийственно злой и меткой сатирой».
Композиция «Восточного вопроса в панораме» аналогична традиционной композиции раешника. Повествование построено как ряд текстовых пояснений к уже существующим изображениям, как комментарий к картинкам. Но если в райке нет тематических переходов, логических мостков от одного рассказа к другому, и организующим центром выступает только образ рассказчика, то «Восточный вопрос в панораме» — это целенаправленное политическое обозрение со всеми присущими ему качествами памфлетно-обличительного письма, конкретное и вместе с тем сатирически-обобщающее разоблачение агрессивной внешней политики Франции, Пруссии, Германии, Англии, Австрии, Турции.
В первой строфе «Восточного вопроса» стилизован «заман», или «зазыв», богатой публики. Здесь же даны едкие, колкие объяснения, почему не идет смотреть панораму русский мужик:
...ему неинтересно, Земля-то широкая, только жить тесно;
И что, мол, мне до восточного вопроса,
Коли дома ни ржи, ни пшеницы, ни проса.
Мужик разорен, реформа 1861 г, не улучшила его материального положения. Представители же имущих классов в большинстве своем выиграли за счет обнищания крестьян:
А у вас, господа мои, боярыни и баре,
Все же кое-что да сбереглося в амбаре.
Автор иронизирует над привилегированным сословием; есть и колкость в адрес царского двора:
Вам, чай, приятна и ектенья на амвоне,
Вы попривыкли ко всякой царской вони.
Народный театр, раек, лубок — виды массовых искусств, которые вызывали активную игровую реакцию со стороны аудитории, и эту особенность учитывает Огарев, когда использует традиции городского фольклора в своем произведении. Для лубка, например, было характерно построение словесного текста как развернутого монолога или диалога, по мере произнесения которого персонажи должны двигаться и совершать поступки. «Словесный текст и изображение в лубке соотнесены не как книжная иллюстрация и подпись, а как тема и ее развертывание: подпись как бы разыгрывает рисунок, заставляя воспринимать его не статически, а как действо».
В форме диалога между королем и Венделем построен текст лубочного листа «Разговор прусского короля с фельдмаршалом Венделем 30 июля 1759 года». В лубке встречается построение диалога, соединяющего два монолога, например, в листе «Пожалуй поди прочь отъ меня» («Кавалер и блинщица») или чередующего реплики в листах «История о пьющем и о непьющем» и «Повесть о Ерше Ершовиче сыне щетинникове», где «речи» распределены между несколькими персонажами.
В произведении Огарева каждая строфа раскрывает позицию того или иного государственного деятеля в «восточном вопросе». Поэт широко использует прием саморазоблачения персонажей; он предоставляет слово Наполеону III, Александру II, Бисмарку, Францу-Иосифу, Виктору-Иммануилу, но их речи передает в народных выражениях, и это помогает понять их подлинный смысл. В этих монологах европейских политиков как бы заложены основы для развития самостоятельных сюжетных линий. Такая композиция создает особый ритм поэтического повествования, дает возможность избежать длинных описаний.
И в народной драме, и в райке, и в лубке большое значение имели речевые средства художественной выразительности. Основной языковой слой — это бытовая речь, пословицы и поговорки. Шутливые реплики, игра омонимов, переосмысления обильно представлены в комментариях раешников. Бытовая речь становится средством художественного выражения и в произведении Огарева, где широко использованы приемы комической, пародийной речи.
А вот Виктор-Иммануил, веселый любитель, А по-русски значит: избранный победитель, «У меня, говорит, богатырские и усы и талия, И королевство теплое — имя ему Италия».
Из стилистических приемов в райке особенно разнообразно была представлена ирония. Игра иронически-смысловых ходов существенна и в «Восточном вопросе».
...Наполеон Третий, Человек первый из девятнадцати столетий; Речь говорит — уж нельзя превосходней, «Француза, говорит, прижать — тем он и свободней».
В «Восточном вопросе» Огарев использует и характерные для народных представлений обращения к зрителям; поэт как бы рассчитывает на вопрос с места, на реплику. В соответствии с тематикой и агитационными задачами «Восточного вопроса» вводится образ героя-рассказчика, выражающего отношение к событиям, присущее героям фольклора.
Особенностью раещного стиха является свободный ритмический строй, приближающийся к акцентному равноударнику. Стиховой рифморяд, мерность раешной речи отчетливо ощущается благодаря паузам между речевыми колонами-строками, снабженными парной рифмой.
Емкость раешного стиха привлекала Н. П. Огарева, и он неоднократно обращался к нему, особенно часто в 60-70-е годы.
Как и в народном райке, строфа в произведении Огарева строится свободно: фраза распространена на несколько двустрочий (от двух до девяти), но смысловой период не разрушает самостоятельности и цельности строф.
Рифма у Огарева, помимо композиционной и эвфонической функций, имеет существенную смысловую нагрузку. Особенно показательна рифма в шестой, седьмой и восьмой строфах. Виктор-Иммануил, король сардинский, говорит:
...Всякие строгости хотел бы ослабить,
Да с министрами пришлось только народ грабить.
А тут ничего не поделаешь и с папою,
Он все загребает священною лапою.
Последнюю рифму Огарев позаимствовал непосредственно из фольклора (римский папа — загребистая лапа), поэт иронически уточняет: «...загребает священною лапою».
А вот Англия — в восточный вопрос-то
Вступаться не желает, говорит просто.
«Мне, говорит, чтоб у народа прошел глад и стон,
Только и нужно, и министр у меня Гладстон,
Человек, мол, крепкий...».
Александр II, «всех дел вершитель», как его с иронией называет поэт, заявляет следующее:
«Я, говорит, ввожу всякие реформы,
А сам, говорит, знаю, что это для проформы.
Мужичкам любезным поберегу розги,
Пусть дворяне секут — это в их мозге».
В приведенных примерах рифма становится смысловым акцентом строфы. Как и в райке, рифма в «Восточном вопросе» часто неожиданна.
«Восточный вопрос в панораме» получил одобрение А. И. Герцена. «Над стихами — и особенно над необычными рифмами... похохотали от души», — писал он Огареву 4 февраля 1869 г. А. И. Герцен не случайно обратил внимание на рифмы «Восточного вопроса»: они необычны для Огарева и носят специфический каламбурный, ритмико-семантический характер: во фраке я — Фракия; Пруссия — упрусь и я; Галиция — их лицы я; да не я — Дания; усы и талия — Италия; настурция — нас Турция.
Н. П. Огарев часто комментировал в поэтической форме политические события, причем активно использовал опыт райка, как, например, в стихотворении 1875 г. «Свидание», темой которого послужила встреча двух императоров — русского и германского. Разъяснив истинные цели самодержцев, маскируемые притворно-дружескими поцелуями, — угнетение народов и «сохранность власти», — Огарев восклицает:
Ах! окаянные!
Скоро ли ж это
Люди очнутся
От ветхого завета?
Да так уж очнутся,
Чтоб не пришлось вам
Больше ни драться,
Ни целоваться.
Кроме «Восточного вопроса в панораме» Н. П. Огарева, выдержанного в форме райка, в русской литературе есть еще несколько примеров обращения к традициям этой разновидности городского фольклора. Так, в 1843 г. Н. А. Некрасовым была написана стихотворная афиша «Кабинет восковых фигур»; но стилизация под раек преследовала здесь чисто рекламные цели.
Конкретные агитационно-пропагандистские задачи ставили передовые казанские студенты, создавшие в 1860 г. на местном материале сатирический раек «Гнездо коробочек», который предполагали показывать на осенней ярмарке в Казани. «Гнездо коробочек» состоит из стихотворного вступления, традиционного зазыва, двух картин, описывающих реальные факты самодурства местных помещиц, для сатирического обличения которых студенты используют образ гоголевской Коробочки. Заканчивается казанский студенческий раек пожеланием крестьянам свободы, чтобы в будущем перед ними
Картины предстали иные,
Чтоб по бурным ночам
Не предвиделось вам
И во сне, будто вы крепостные.
В 1863 г. В. И. Водовозов опубликовал в журнале «Солдатская беседа» произведение под названием «Правда в пословицах». Подбор народных прибауток, присказок, пословиц и поговорок позволил автору в подцензурных условиях вести разговор о злободневных общественных и социальных проблемах. Отдельные фрагменты «Правды в пословицах» сходны с комментариями раешников, как, например, картина жизни крестьянина из нищей деревни: «Живет-то он в хорошем селе: одна труба, четыре избы, восемь улиц — Голодалкиной волости, село Обнищухино. Двор его крыт светом, а обнесен ветром — дешевый лес: руби, нет запрету. Одежа на нем не купленая: шапка волосяная, рукавицы своекожаные. Прислуга барская: дождь вымочит, солнышко высушит, буйны ветры голову расчешут. На дому добра: два веника в коробке, да мышь в подполье; наготы, босоты изувешены шесты; холоду, голоду амбары полны. Живет, нечего сказать, заживно: и голодной собаки выманить нечем. На обед: хлеб с солью, да водица голью; на ужин: горе наше, ржаная каша, а поел бы и такой, да нет никакой! Эх, голь перекатная!..»
Н. П. Огарев был верен своему убеждению в том, что «поэтическое слово точно так же казнит и клеймит позором неразумие, как и книга философа, как и решение законодателя; иначе ни книга, ни изменение в общественных постановлениях не нашли бы отголоска в людях», что «если поэт и не создает новых условий жизни, тем не менее слово его сильно колеблет неправду».
Успех «Восточного вопроса в панораме» стимулировал обращение Огарева к народному стиху, новым, демократическим жанрам поэзии в 1860-1870-е годы.
Л-ра: Филологические науки. – 1988. – № 6. – С. 21-25.
Критика
