Чарльз Робертс. Лесной бродяга
Густой удушливый дым и гулкий шум пламени разбудили Пита Ноэля. Он вскочил и почувствовал, что ему жжет лицо. Его хижина пылала. Поспешно схватил он одеяло, распахнул дверь и выбежал на снег.
Он был лесной бродяга, сметливый и осторожный, как дикие звери леса. И ум его работал быстрее тела, а привычки быстрее ума. Даже в эту ужасную минуту не забыл он о том, что его окружает пустынный лес и адский холод. В отчаянном бегстве он успел захватить не только одеяло, но ружье и сумку, лежавшие у него в головах, а также башмаки и теплое пальто, лежавшее в ногах. Он спал почти совсем одетый.
Стоя на снегу, он смотрел из-под обожженных век на разрушение своего убогого жилища. Затем взглянул на вещи, которые держал в руках, и удивился тому, что вовремя вспомнил о них. Но ведь ему мало одежды и ружья! Кинув вещи на снег, он опрометью бросился к двери, надеясь спасти окорок ветчины и хлеб. Но прежде чем он успел подбежать к дверям, оттуда вырвались языки пламени и, почти ослепив его, заставили отскочить назад. Он натер обожженное лицо снегом. Затем встряхнулся, спокойно поднял спасенные сокровища и понес их подальше от огня. Он уселся на одеяло и обулся.
Ноги его совсем почти замерзли, а тело горело от жгучего жара пламени. До рассвета оставалось еще около двух часов. Ветра не было, и пламя, местами темно-красное, местами светло-желтое, тянулось прямо кверху. Высокие деревья потрескивали изредка от страшного холода. У Пита замерзла спина, пока он стоял, наблюдая за разрушением своего маленького уединенного домишка, и прикрывал от жара лицо то одной, то другой рукой.
Человек, долго живший в лесу, легко становится философом. Пит Ноэль также был философом. Вместо того чтобы задумываться над постигшим его несчастьем, он был доволен тем, что ему удалось живым выбраться из горевшей хижины. Надевая пальто, он к великому своему удовольствию нашел в широких карманах его табак, трубку, спички, тяжелый складной нож и перчатки. Он находился в ста милях от ближайшего поселка и в пятидесяти или шестидесяти от ближайшего лагеря дровосеков. У него не было пищи. Снег был мягкий и в четыре фута глубины. А его лыжи, с помощью которых он мог бы скоро добраться до жилья, погибли в огне. Тем не менее он думал, что могло быть еще хуже. Что, если бы, например, он выбежал из хижины босиком? Подумав об этом, он заметил, что ногам его очень холодно. Старая шуба все же была хороша и отлично защищала его от холода. Но она сгорела. Он разложил свое одеяло под защитою широкого ствола и расположился на нем. Затем он наполнил трубку и, прислонившись поудобнее к стволу, протянул ноги в сторону огня. Он успеет еще достаточно набегаться, когда хижина его сгорит. Пока она пылает, он останется здесь.
Пожар прекратился только на рассвете. Хижина превратилась в кучу пепла и мерцающих углей, среди которых вспыхивали обгорелые бревна и высилась раскаленная докрасна крошечная печка. Когда развалины настолько остыли, что к ним можно было приблизиться, Пит схватил жердь и принялся разрывать их. Больше всего хотелось ему найти топор, жестяной котелок и что-нибудь съедобное. Но как он ни искал топора, найти не мог. Жестяные вещи развалились конечно на куски или расплавились. Зато в конце концов ему удалось вытащить черный обгорелый комок, величиною с кулак, издававший очень вкусный запах. Он тщательно очистил кусок от углей. Это оказались остатки ветчины. Пит набросился на свой завтрак с жадностью, которая была бы под стать голодному волку. Лишившись хижины, он стал еще больше похож на дикого зверя. Насытившись обгорелой ветчиной и утолив свою жажду снегом, растопленным в чашечке из березовой коры, он свернул одеяло, перебросил его через плечо и направился к юго-западу, где на расстоянии пятидесяти миль находился Конройский лагерь.
Только теперь начинал понимать Пит Ноэль, какие опасности предстояли ему. Он чувствовал себя беспомощным без своих лыж. Снег был мягкий и достигал трех-четырех футов глубины. За всю зиму не было ни оттепелей, ни сильного ветра, и снег не мог слежаться. Пройдя кое-как триста – четыреста шагов, Пит вынужден был остановиться и отдохнуть. Несмотря на жестокий холод, он скоро пропотел насквозь. После двух часов утомительной ходьбы мучительно захотелось пить. Ему не в чем было растопить снег. Но тут у него мелькнул в голове план, который наполнил его чувством благодарности к самому себе. Он развел костер, снял с шеи красный платок, наполнил его снегом и стал держать его над огнем. Когда снег несколько растаял, он выжал из платка воду. Увы! Вода оказалась очень мутной. С грустью вспомнил он, что платок этот не мылся с... нет, он не мог сказать, с которого времени. Но ему так хотелось пить, что он продолжал растапливать снег и выжимать воду до тех пор, пока она не сделалась чистой. Тогда он терпеливо утолил свою жажду. Затем выкурил три полных трубки крепкого, темного табаку, чтобы заглушить голод.
Весь этот тихий морозный день шел он вперед, останавливаясь иногда, чтобы потуже подтянуть свою охотничью сумку, и все время высматривая жадными глазами, нет ли где-нибудь дичи. Он надеялся встретить кролика, или куропатку, или жирного дикобраза. Набей он себе желудок даже жилистым мясом какой-нибудь выдры, он и тогда считал бы себя человеком вполне счастливым. На закате солнца он вышел наконец на окраину обширной пустыни, облитой бледным золотом и пурпуром заходящего солнца. К востоку тянулись остатки низкого укрепления, много лет тому назад уничтоженного огнем и покрытого теперь разрозненной цепью валов. Это было начало великой степи. С глубоким неудовольствием и тревогой думал Пит Ноэль о том, что в этот длинный, утомительный день он прошел всего пятнадцать миль. А чувствовал он себя отчаянно голодным. Но он слишком устал, чтобы идти дальше в эту ночь. А так как пищи не было, лучше всего лечь спать. Он расшнуровал свои башмаки и из ремешков устроил на скорую руку ловушку для кролика. Кроличьи следы виднелись между елями. Затем возле сосен у опушки леса вырыл он себе руками глубокую канаву в снегу. На одном конце этой канавы он развел небольшой костер из хвороста и коры молодых березок, которую разрезал складным ножом. Он перемешал вместе сухие и зеленые ветки, зажег их, а сам расположился на другом конце канавы. Дно ее, в двух футах от огня, он выложил слоем сосновых веток, устроив себе сухую упругую постель в шесть дюймов толщины.
Пока он приготовлял себе постель, на пустыню спустилась зимняя звездная ночь. Все было тихо, только трещали изредка деревья да ласково шумел костер. Положив под голову большую связку сосновых ветвей, Пит закурил трубку, завернулся в одеяло и лег ногами к огню. Лежа на дне канавы, Пит Ноэль наслаждался трубкой и огнем и, не видя пустоты огромного безмолвного мира, смотрел на звезды и на верхушки хмурых горных сосен, подернутых красным отражением его костра. Он прекрасно знал дикую и беспощадную суровость пустыни. Он знал, как ужасен этот молчаливый враг, с которым он должен был меряться силами. Никакая особая опасность ему не угрожала. Он всегда старался приспособиться к природе и привык дружески относиться к ее стихийным силам. И вдруг они вооружились против него, не предупредив его об этом. Гнев его все увеличивался. Он начинал понимать, что попал в затруднительное положение. А наряду с гневом просыпался и неукротимый дух человека. Он сел, и глубокие глаза его с угрозой и вызовом всматривались в покрытое тьмою пространство. Он говорил себе, что вот что бы то ни стало победит противника. Сделав этот вызов, Пит Ноэль снова улегся и заснул.
По обычаю всех людей, зимующих в лесу, он просыпался каждый час и поправлял костер. Но к утру он так устал, что заснул непробудным сном. Когда он проснулся, костер уже погас. Белесоватое небо над ним подернуто было розоватой дымкой, и красноватый свет нежно горел между сосен. Края одеяла у самого лица его отвердели и покрылись льдом. Он грубо откинул их и сел, проклиная себя за то, что позволил погаснуть костру. Он осмотрел освещенную теперь пустыню. И вдруг сразу съежился, как бы желая скрыться. Глаза его загорелись, и он благословил свое счастье, погасившее его костер. Вдали, выделяясь темными огромными пятнами, двигалось среди валов большое стадо карибу[1].
Притаившись в канаве, Пит свернул поспешно одеяло, привязал его себе на спину, прорывая руками снег, пробрался осторожно к соснам. Как только он убедился, что его не видно, он вскочил на ноги, вытащил свои ремни из кроличьей ловушки и пустился в путь, стараясь идти как можно скорее.
Карибу – беспокойные и капризные животные. Они двигались к югу, должно быть, сами не зная зачем. Они шли по кряжу холмов. Пит догадался, что снег там был местами сметен, местами очень плотен от ветра. Они были далеко вне выстрела. Но он решил добраться к ним, несмотря на глубокий снег, и пустить в ход всю настойчивость свою и хитрость, хотя бы для этого ему пришлось ползти на руках и коленях.
Слабый, но резкий северо-западный ветер дул от человека к стаду. Но стадо находилось слишком далеко, чтобы заметить на снегу зловещее пятно и поднять тревогу. Пит заботился теперь о том, чтобы приблизиться к стаду на ружейный выстрел и не быть открытым. Охота так увлекла его, что он на время забыл свой голод. Но когда он вошел в лес, голод проснулся с новой силой. Он остановился, содрал кору с небольшой сломанной сосны и, отделив сладкую мякоть, которая лежит между корой и древесиной, съел ее. Он нарвал кроме того душистых почек, клал их целыми горстями в рот и, пожевав некоторое время, выплевывал оставшуюся твердую шелуху. Ему удалось наконец утолить свой голод. Желудок уже не требовал пищи, а спокойно ждал ее.
После двух часов утомительной ходьбы лес сделался реже, и начался подъем. Пит вышел на склон холма далеко позади стада и очутился теперь за ветром. Снег был здесь притоптан копытами карибу. Увидя кочку, Пит расчистил ее ногой и добрался до земли. Здесь он нашел то, чего желал – несколько пунцовых ягод грушицы, замерзших, правда, но свежих и сладких. Полгорсти этих ягод еще больше утолили его голод, и он быстро направился вдоль кряжа холмов, прячась за каждым бугорком. Увидя наконец нескольких карибу, отставших от стада, он присел к земле, как кошка, и перелез по другую сторону холма, чтобы лучше спрятаться.
Восточный склон холма был покрыт кустарником. Пит так быстро перебирался от одного куста к другому, что скоро должен был очутиться возле медленно движущегося стада. Через час он снова был на верхушке холма, закрытый низкими кустами можжевельника. Он взглянул сквозь кусты, держа ружье наготове. Лицо его омрачилось от горького разочарования: животные исчезли. Под влиянием какой-то непонятной причины – Пит был уверен, что не мог испугать их, – они были теперь вдали, на белой равнине, и шли к югу.
Пит крепко сжал челюсти. Голод и холод, соединившись вместе, сделались еще сильнее и теперь жестоко мучили его. Он хотел было перестать скрываться и бежать прямо по следам, протоптанным стадом. Но, подумав, он решил, что открыто бежать по следам слишком рискованно. Как ни тяжело карибу идти по глубокому, мягкому снегу, Пит знал, что под влиянием испуга они могут двигаться гораздо скорее, чем теперь. Только терпение могло дать ему возможность выиграть игру. Осторожно пробираясь от одного холмика к другому то на четвереньках, то пресмыкаясь, как змея, спустился он наконец к самой окраине равнины. Скрываться здесь не было возможности, а так как стадо все еще находилось вне выстрела, он смело вышел из-за рощи молодых деревьев и пустился по следам карибу. Животные заметили его, подняли вверх головы, вооруженные рогами, и с тревогой потянули в себя воздух. И все стадо, взрывая снежные облака, понеслось вперед так быстро, что Пит удивился. Недовольный, бежал он за ними.
Пит хотел догнать стадо во что бы то ни стало. Все мысли его, чувства, способности заняты были голодом и старанием не думать о нем. Час за часом нырял он в снегу. Он не замечал даже и того, что солнце уже не освещает равнины. Не замечал он и ветра, который дул ему прямо в лицо, усиливаясь с каждой минутой. И вот совершенно неожиданно на него налетел целый вихрь мелкого снега и точно ремнями захлестал его по лицу. Тут только поднял он глаза и увидел, что вся равнина скрыта клубящимися облаками снега, а ветер с угрозой и в то же время со скрытой насмешкой жалобно стонет кругом. Началась метель.
Снежная буря с таким бешенством налетела на Пита, с такою силою стиснула его в своих объятиях, что у него захватило на минуту дыхание. Явился новый противник, к борьбе с которым он не был подготовлен. Но он снова воспрянул духом и злобно взглянул в глаза буре. Голод, бурю, холод – он все поборет и выиграет. Опустив голову и прикрыв полой своего пальто рот, чтобы легче было дышать, он собрался с новыми силами и занырял еще быстрее прежнего.
Будь поблизости лес или заметь он вовремя приближающуюся бурю, он сразу стал бы искать убежища в лесу. Но он понял, что стадо несется все дальше в степь. Он находился в добрых двух милях от леса. При такой бешеной буре ему не выбиться на дорогу. Он надеялся только на следы карибу. Животные должны были или свалиться на снег, или добежать до лесу. В такую бурю ни одно животное, кроме человека, не может охотиться и искать следы. Карибу, несмотря на свою сметливость и опытность, забыли даже, что их преследуют. Пит может теперь подойти к ним, и они проведут его в лес. С гордостью и упорством думая о своем превосходстве над другими жителями пустыни, посылал он грозный вызов буре.
Проходили часы, но он упорно двигался вперед, придерживаясь следов скорее с помощью осязания, чем зрения, – так густо залеплял ему глаза снег. Мелкий снег прилипал к его ногам. Он чувствовал, что скоро упадет. Он шел все медленнее и медленнее. У него осталось только одно желание – идти вперед. И в то же время он начинал чувствовать всю прелесть возможности отказаться от этого. Он подумал уже о тепле и отдыхе, об освобождении от безумного ветра. Ведь он может зарыться глубоко в снег. Он знал хорошо, что куропатки зарываются в снег, когда мороз и буря становятся для них невыносимыми. Но разум остерегал его. Будь у него полный желудок и имей он пищу в карманах, он, быть может, и прибегнул бы к этой хитрой выдумке куропаток. Но теперь, голодный, изнеможенный, он знал, что если зароется в снег, то освободится от него только весною. Нет, он не станет прятаться от ветра. Он громко расхохотался и упорно продолжал двигаться вперед.
Вдруг он сразу остановился, чувствуя, что сердце его перестает биться. Он тщательно испробовал в нескольких местах снег – сначала ногой, затем руками. И наконец, повернувшись спиной к ветру, заткнул уши, чтобы не слышать дьявольского свиста и стенаний бури, стараясь припомнить, как и когда он потерял следы стада.
Ужасное сознание это заставило его очнуться. Он понял, как он потерял следы. Но где? Снег заметал следы до тех пор, пока они совсем не исчезли, а он все время шел прямо, подчиняясь давлению ветра. Карибу тем временем уклонились в сторону. В какую? Этого он не знал.
«Ну что ж, – подумал он, – пусть себе идут! Я и без них пойду вперед».
Еле держась на ногах, повернулся он снова к ветру и с трудом стал припоминать, где находится лес.
В конце концов ему удалось сообразить, куда идти. Он ясно представил себе темные сосны, огромным мысом врезавшиеся в обширную степь. Он осторожно поворачивался, пока не почувствовал, что ветер дует ему в левую щеку. Уверенный теперь, что стоит лицом к лесу, он снова двинулся вперед. Авось в лесу он встретит стадо. Стараясь еще раз забыть свой голод и усталость, он призвал всю силу своей воли, говоря, что там, где животные могут проложить себе путь, проложит и он. Силой и уменьем заставит он лес дать ему хоть немного пищи для поддержания жизни.
Полчаса почти двигался вперед Пит Ноэль, полный упорства. Когда же короткий северный день стал подходить к концу и тени начали сгущаться, упали и его силы. Он заметил, что спотыкается на каждом шагу, и старался придумать извинение такому замедлению. Несмотря на все усилия своей воли, он не мог отделаться от видений... густых, благодетельных лесов то с одной, то с другой стороны или тихого бревенчатого лагеря, полузасыпанного снегом, но с полосами света, вырывающегося из окон. Негодуя на себя, он встряхивался – и соблазнительные видения исчезали. Очнувшись от одного такого видения, он заметил, что потерял ружье. Оно пропало бесследно. Удар этот ошеломил его на несколько минут. Что ж, у него оставался еще нож. Нож важнее ружья. Он занырял вперед, еще раз придя в себя и стараясь бороться с судьбой.
Тени быстро сгущались и, войдя в союз с зловещей бурей, двинули со всех сторон странные, чудовищные образы. Пит Ноэль старательно распутывал эти видения. Но один из бредовых образов не повиновался ему. Пит уже собирался наброситься на привидение, когда оно вдруг фыркнуло и, подпрыгнув вверх, пустилось прочь. Все способности Пита пробудились в одну минуту, наполнив его восторгом и надеждой. То перескакивая с места на место, то погружаясь еще глубже в снег, следовал он за видением с ножом в руке. Огромный самец карибу, до половины погрузившийся в снег, несколько раз уклонялся от него. Когда же дикая борьба эта утомила его, он остановился вполоборота и одним рогом нанес сильный удар в левое плечо своего врага. Не обращая внимания на удар, Ноэль схватил карибу за левый рог и вонзил ему в горло нож.
Пит Ноэль терпеть не мог сырого мяса. Но теперь он боролся за свою жизнь. Он знал, что животное, которое находится у него в руках, может подкрепить его. Он отнял нож от горла и поднес его к сердцу карибу. Когда жизнь покинула животное, Пит подполз к нему и, как зверь, принялся пить теплую красную жидкость, которая текла из перерезанного горла. Напившись вдоволь, он почувствовал, как по всему телу его разливались постепенно тепло и сила. Он был сыт. Подкопав снег под трупом, он прилег возле него, чтобы отдохнуть и подумать.
Успокоенный, Пит завернулся в одеяло. Тут в нем заговорили чувства охотника. Со всех сторон слышалось при каждом порыве ветра то фырканье, то тяжелое дыханье. Он, оказалось, попал в самую середину утомленного стада. Ему представился случай вознаградить себя, хотя до некоторой степени, за потерю хижины и съестных припасов. Он мог убить несколько штук беспомощных животных, спрятать их в снегу и прийти за мясом, когда кончится метель. Мясо он продаст в ближайшее селенье.
Вытащив снова нож, он осторожно пополз туда, откуда слышалось тяжелое дыханье. Прежде чем он различил очертание животного среди непроницаемой тьмы, он был уже подле него. Протянутая рука его упала на тяжело вздымающийся бок.
Испуганное животное вскочило с громким фырканьем и пыталось убежать. Но, истощенное долгим переходом, почти сразу упало снова на снег, покоряясь неизвестному року, вынырнувшему среди бури из тьмы. Рука Пита опустилась снова на него, как только оно легло. Он чувствовал, как по телу животного пробегала дрожь от его прикосновения. Невольно принялся он гладить жесткую шерсть животного, тогда как изменница рука его все ближе и ближе подвигалась к его боку. Тяжелое дыханье сделалось более спокойным, фырканье прекратилось. Утомленное животное, видимо, успокоилось под влиянием этого тихого прикосновения.
Когда рука Пита добралась до самой шеи животного, он почувствовал вдруг мучительное сомнение. В другой руке у него был нож. Но что-то мешало ему воспользоваться им. Это было бы изменой. А между тем он потерпел страшный убыток, и сама судьба дает ему в руки вознаграждение за него. Он колебался, с нетерпением подбирая разные доказательства. И несмотря на это, он продолжал гладить крепкую, теплую, живую шею, и от этого прикосновения среди дикой тьмы между человеком и животным установилась дружба. Человек и животное находились в одном и том же положении и одинаково боролись за свое существование со слепым и грубым безумием бури. Ведь стадо спасло его. Ему следовало уплатить свой долг. Ласка, сначала ложная, превратилась в честную и искреннюю. Улыбаясь от смущения, Пит сложил нож и спрятал его обратно в карман.
Теперь он уже обеими руками гладил карибу, чесал ему за ушами и у основания рогов. Животному это очень нравилось. Только когда рука его коснулась длинной морды, карибу вздрогнул и фыркнул от испуга, почувствовав запах человека. Но Пит продолжал нежно держать его, и животное снова успокоилось. В конце концов Пит решил, что ему здесь лучше всего провести ночь или пока успокоится буря, согреваясь подле этого мирного и покоренного им животного. Он вырыл яму в снегу, завернулся в одеяло и, прижавшись ближе к карибу, спокойно и доверчиво уснул.
Чувствуя близость живого существа, Ноэль спокойно спал, не обращая внимания на шум бури. Его разбудило наконец движение под самым его боком. Он проснулся и увидел, что странный товарищ его вскочил и убежал. Буря стихла. Небо над ним было сплошь усеяно звездами. Кругом двигалось стадо, пыхтя, откашливаясь и фыркая. Вскоре Пит остался один. Начинало уже светать. Мороз стал еще сильнее. Прозрачный воздух был полон изморозью. Пит встал и взглянул на восток, вслед за стадом. И сердце его забилось от радости. В полумиле от него, подымаясь прямо кверху, выделялся на бледно-шафранном фоне востока серебристо-желтоватый столб дыма. Дым этот, говорил ему опытный глаз его, выходил из печной трубы. Он догадался, что дровосеки из Оттакунзиса перекочевали ближе к нему.
Произведения
Критика
