О фольклорных элементах в поэтике Бориса Ручьёва
И. Сепсякова
Еще в начале тридцатых годов в критических откликах на первый сборник Б. Ручьева была отмечена его связь с фольклором. Работая над такими произведениями, как «Аленушка», «Девушки-подружки», «Песня о страданиях подруги», «Калина Баев — крестьянский сын», поэт убедился в том, что взгляд народа на жизнь, его эстетические представления, богатейшие языковые возможности, нашедшие отражение в фольклоре, могут служить верным подспорьем в передаче мироощущения человека нового исторического времени. Однако трансформация фольклорного материала в ранних произведениях Б. Ручьева происходила зачастую интуитивно, поэт исходил из того, что было близко и дорого ему с ранних лет, что дала ему среда. Тем не менее с уверенностью можно утверждать, что интерес Б. Ручьева к народному поэтическому опыту не был единовременным. Это подтверждается всем последующим творчеством, в частности, теми произведениями, что были написаны нм в годы репрессии.
В поэме «Прощание с юностью» немало ассоциаций с фольклорными образами: жар-птица, заветный перстенек, змей («по страшным сказкам с детства он знаком»). Однако все они, уходя корнями в глубь народных представлений и сохраняя с ними естественную родовую связь, переосмыслены автором и видоизменены в соответствии с его замыслом.
Для героя поэмы прошли те времена, когда в детском наивном и доверчивом представлении бесцветное, слепое слово «враг» материализовалось в домового, Бабу-Ягу, Змея Горыныча. Образ «тайного» врага, «нашего», «кровного» выполнен поэтом в соответствии с народнопоэтическими законами: стоглазый и сторукий, гадюкой «всюду полз за нами по пятам», завораживая, «он песни пел». Однако традиционная гиперболизированная форма наполнена поэтом новым историческим содержанием. Враг с душою, «полной яда», с «дыханьем жгучим», с «ненавистью взгляда», «перед судом открыв поганый рот», извергнет не потоки клубящегося огня, а клевету.
Среди многих волшебных предметов, бытующих в народных сказках в качестве добрых помощников героев (скатерть-самобранка, сапоги-скороходы, клубок ниток, указывающий дорогу, всевидящее зеркало и т. п.), есть и заветный перстенек, сообщающий герою исключительные качества — силу, смекалку, ловкость. Оригинальное воплощение этого образа находим в поэме Б. Ручьева:
С ним яд не травит, горе не калечит, над ним ни жар, ни стужа не вольны.
Не страшно с ним идти врагам навстречу и в мирный день, и в черный день войны; с ним год от году ясный глаз яснее, спокойней сердце, жилистей рука, с ним человек в сто раз сильнее змея, в сто раз бесстрашней лютого врага.
Волшебные свойства постоянного фольклорного атрибута сочетаются в изображении Б. Ручьева с суровой реалистичностью воспроизведенной жизненной ситуации. Цитированные строки введены в лирическое повествование дважды: в первом случае как аналог качеств заветного «непродажного перстенька», завещанного прадедами, во втором — акцент делается на нравственных качествах личности, которая обрела силу, волю, уверенность в собственных идеалах, «счастье знать оружие такое, которому и в сказках нет цены».
Большую идейную нагрузку несет в поэзии Б. Ручьева в эти годы фольклорная символика. Среди наиболее ярких, впечатляющих образов — сокол, скованный кольцом, страдающий бессонницей медведь, жар-птица, Красное солнышко, Невидимка. Многие из них напрямую восходят к традиционной символике русской народной песни. Так, образ Красного солнышка в одноименном цикле многозначен, что уже было отмечено исследователями. Однако ведущее из значений все-таки определяется народной традицией персонификации символов. Определение «красное солнышко» в народных песнях чаще всего связывается с образом матери. О своих сыновних чувствах по отношению к Родине поэт не однажды писал в стихах в эти годы.
Через все страдания тягостных лет поэт «красным солнышком душу пронес», сохранил как святыню любовь к Родине, веру в справедливость.
Поэма «Невидимка», впервые опубликованная в 1958 году, лишь тогда по праву заняла свое достойное место в ряду равных себе по времени создания, не уступая в художественном совершенстве.
Несмотря на то, что Борис Ручьев был вдали от борющегося народа, подобно «соколу, скованному кольцом», в своих патриотических устремлениях поэт был един с ним, и эти единство и вера стали могучим творческим импульсом. По-видимому, не просто было поэту писать о событиях Великой Отечественной войны, ибо поэтической установкой его всегда было: «Писать только о том главном, что сам видел, пережил, вытерпел, в чем убедился». Это обстоятельство определило, думается, целый ряд художественных особенностей поэмы: максимальную обобщенность качеств и черт, свойственных разнообразным народным характерам, попавшим в поле зрения автора, многоголосие, уходящую к фольклорному мироощущению условность главного персонажа, чьим именем названа поэма, былинную гиперболичность образов. Следует отметить, что в поэме гиперболизации подвергся не только образ Невидимки. Этот принцип, с помощью которого в русском эпосе, «подчеркиваются наиболее значительные стороны изображения событий»6, проникает в художественный мир поэмы на всех уровнях. Однако, уподобив Невидимку фольклорному богатырю, автор указал на то, что родословная его героя восходит к миру свободных людей. Поэт наделил этот персонаж исключительными качествами: несокрушимой силой, почти сказочной везучестью (даже обстоятельства благоприятствуют ему — «дымом-пламенем таимый, тьмой ночей, туманом рек»), неуловимостью, удальством, что на грани отваги, а не безрассудства, неиссякаемым мужеством. Герой Б. Ручьева предстает как символическая реализация высоких духовных качеств нашего народа, всем миром поднявшегося на праведную войну.
Свойственную всему народу «святую силу — гнев» автор воплощает во многих других, порой эпизодических образах (среди них — парнишка из Орла, Чигиринская вдова, старый шахтер, чья-то седая мать). Многим из них поэт доверяет повествование о своих трагических судьбах, насыщая рассказ разговорными формами речи, создавая, таким образом, иллюзию народного сказа. Многоликость и многоголосие — те художественные свойства ручьевской поэмы, которые способствуют наиболее полному отображению сложного образа борющегося народа.
Характерно, что в изображении врага Борис Ручьев тоже во многом идет от народнопоэтической традиции. Во всех поведанных автором ситуациях враг — лицо второстепенное, о нем не дается практически никаких сведений. Хищническая нечеловеческая натура завоевателя постигается читателем как бы от противного — через боль, страдания, горе, причиненные им добрым, невинным, беззащитным людям (действие разворачивается на захваченной немцами территории). В именах, которые дают фашистским захватчикам герои поэмы, угадываются древние народные оценки — тать, собака, ворон, зверь, воры, гады.
Символика света и тьмы в произведениях фольклора обращала на себя внимание многих исследователей. Ф. М. Селиванов по этому поводу пишет: «Затемнение символически предшествует нападению врагов либо сопутствует ему: тогда появляются черные тучи, туман, гроза — буквально или в составе сравнений и метафор». Образ надвигающейся грозы, данный поэтом в самом начале произведения, создает тревожное душевное состояние и предвещает трагические события:
...гулкий ход заморской стали
грозой течет через мосты.
Ручьевский образ, безусловно, выдержан в духе тех народных представлений, о которых писал и А. Н. Веселовский: «...гроза, явление грома и молнии вызывали представление борьбы, гул грозы — гул битвы, молотьбы, где «снопы стелют головами», или пира, на котором гости перепились и полегли, оттуда битва = пир и, далее, варенье пива». В тексте поэмы «Невидимка» присутствует, кстати, и символика пира (битвы), сватов (врагов), фигурирует даже пиво:
Только пиво забродило — на войну жених пошел.
Наезжали к ночи сваты с пограничной полосы,
девку вывели из хаты за две русые косы .
Традиции русского героического эпоса явственно ощущаются не только в элементах поэтики, многообразно присутствующих в поэме, но и в основе самого замысла. Б. Ручьев создавал свое произведение с предощущением неизбежной победы народа:
И встает, как жизни рада,
в бой за Родину свою
невидимая громада,
смертью смерть поправ в бою.
Интерес Бориса Ручьева к народному творчеству приобрел в годы репрессии осознанный и последовательный характер. Поэтическое наследие народа оказалось в тех обстоятельствах животворным спасительным источником поэзии: «Я написал мало, но писал в тяжелых условиях, таких, когда здравомыслящие люди и не помышляли об этом». Б. Ручьев шел не только по пути обогащения изобразительных средств поэзии формами народной лирической поэзии, сказки, героического эпоса. Фольклор сыграл в эти годы жизненно важную роль в дальнейшем становлении поэтического мира Бориса Ручьева.
Л-ра: Жанр и композиция литературного произведения. – Петрозаводск, 1989. – С. 149-153.
Критика
