Женские образы в морских рассказах К. М. Станюковича
Л. Я. Круглик
Крупный и многогранный художник-реалист Константин Михайлович Станюкович по праву занимает одно из почетных мест в русской литературе XIX века.
Гражданский пафос творчества Станюковича и зрелость его общественно-политических позиций обусловлены глубоким воздействием на писателя русского освободительного движения. Идеи Чернышевского и Добролюбова, Герцена и Салтыкова-Щедрина, патриотический подъем, вызванный героической обороной Севастополя, рост освободительной борьбы русского крестьянства не прошли для Станюковича бесследно.
Навсегда порвав со своей средой, Станюкович перешел на позиции русской разночинной демократии. Он создал художественные произведения, в которых страстно обличал социальные и нравственные устои царской России. Дал образцы высоких моральных качеств в людях из народа. Нарисовал правдивые картины их мужества и патриотизма. Воспел славу русской женщине.
В печати неоднократно отмечалось, что в последние годы творчеству Станюковича уделяется внимания гораздо больше, чем прежде. И это действительно так. Советские ученые создали целый ряд значительных работ о талантливом писателе- маринисте. Так, в 1953 году была опубликована первая монография о Станюковиче, написанная Г. Ф. Лозовиком. В ней освещаются общественно-политические взгляды художника, анализируются идейно-эстетические достоинства морских рассказов. Эта книга положила начало серьезному изучению литературного наследия Станюковича. В 1963 году В. П. Вильчинский выпустил в свет работу «Константин Михайлович Станюкович». Автор второй монографии исследует многие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Станюковича. Он ввел в научный оборот ценные, ранее неизвестные архивные материалы и документы, изучил особенности главных художественных и публицистических произведений Станюковича.
В. С. Петрушкой посвятил Станюковичу две специальные книги, открывающие перед нами его жизнь и журналистскую деятельность. Напечатаны статьи О. Т. Сазоновой, И. Нонича, в которых читатель найдет немало интересного материала. В. П. Волков опубликовал работу о романах К. М. Станюковича семидесятых годов. Ценные мысли о Станюковиче-маринисте были высказаны еще в довоенное время Всеволодом Вишневским.
Хотелось бы отметить также и труды некоторых дореволюционных исследователей К. М. Станюковича, которые, несомненно, облегчают работу советских ученых-литературоведов. Среди них и статья биографа Станюковича Е. С. Некрасовой, и воспоминания О. С. Любатович из жизни революционеров 1878-1881 годов, и отклики па морские рассказы, сделанные академиком А. А. Потехиным в связи с четырнадцатым присуждением премий имени А. С. Пушкина за 1901 год, и книга Джорджа Кеннана «Сибирь и ссылка», и заметки Н. С. Саввина о детской литературе и другие. Следует сказать при этом, что еще далеко не все вопросы, связанные с творчеством Станюковича, изучены и освещены. Так, например, вопрос о женских образах в морских рассказах писателя почти совсем не исследован. Он неоднократно затрагивался в печати, но лишь в самой общей форме. Наша работа представляет собой первую попытку в этом направлении. Она никоим образом не претендует на полноту охвата материала и его рассмотрения.
Морские рассказы — одно из высших достижений реалистического искусства К. М. Станюковича. К ним он пришел, «обогащенный не только опытом морской службы, но и активным участием в общественно-политическом и литературном движении эпохи, большой творческой практикой».
Свои морские рассказы Станюкович написал во время сибирской ссылки и в последующие за ней годы, когда уже начинался третий период в русском освободительном движении, и когда на литературной арене впервые прозвучало новое и смелое слово Максима Горького.
Леонид Соболев неоднократно отмечал идейно-художественные достоинства морских рассказов. «Стоило Станюковичу, — указывал он, — вспомнить корабли, океаны, матросов и офицеров русских кораблей, беспокойных и грозных адмиралов, робких первогодков-новобранцев и просоленных стариков-боцманов - и в литературной его судьбе произошел поворот от популярности к славе, изумительный поворот, обусловивший бессмертие его имени».
«С какой изумляющей свободой и мощью, — подчеркивал Соболев, — хлынули из прекрасной и любящей парод души писателя то безмерное богатство впечатлений, чувств и мыслей, которым еще при вступлении в жизнь так щедро одарил его русский флот — корабли и моряки».
А. С. Новиков-Прибой отмечал, что Станюкович один из первых в «морской литературе»... создал образ русского матроса — подлинного сына народа... «по-настоящему раскрыл перед читателем душу русского моряка».
И действительно, в этом жанре Станюкович проявил особую самобытность и оригинальность.
Тема обороны Севастополя и Крымской войны — одна из значительных в морских рассказах. В работах о Станюковиче-маринисте не раз говорилось о том, что, создавая цикл произведений о Севастопольской обороне, он шел по пути, проложенному автором знаменитых «Севастопольских рассказов». Это бесспорно. Лучшей школой для Станюковича был реализм Льва Толстого, та правда, которую провозгласил Толстой героиней своих произведений.
В лицах защитников Севастополя Толстой прочитал не только следы страданий, но и следы «сознания своего достоинства», убеждение в невозможности «поколебать где бы то ни было силу русского народа». В «Севастопольских рассказах» запечатлены такие стороны жизни отдельных людей и больших людских масс, какие с полной ясностью обнаружились в кровавых схватках, когда решались судьбы народов и стран».
Внимание Толстого было обращено прежде всего к рядовым участникам событий, к тем, кто не выделялся из общей массы, к безымянным героям, из совокупности действий, поступков, мыслей и чувств которых складывалось правдивое представление о народе, о его высшей нравственной силе.
Большой интерес представляют женские образы в «Севастопольских рассказах». Оригинальны приемы их создания. Многие из них не наделяются конкретными именами, не индивидуализируются, а лишь обозначают рядовых участниц обороны Севастополя. Поэтому изображение внутренних переживаний заменяется здесь указаниями на внешние признаки. Заметим, однако, что так называемые «внешние признаки» уже сами по себе являются ключом к разгадке человеческих характеров.
Обратимся к примерам. Вот перед нами «женщина в сереньком полосатом платье, повязанная черным платком», муж которой «бывши ранен, остановил носилки, чтобы посмотреть на залп нашей батареи». Вот матроска, которую «пятого числа в ногу задело бомбой», «со страдальческим, бледным, бледным лицом». Вот «женщина, лет пятидесяти, с черными глазами и строгим выражением лица», которая «несла бинты и корпию и отдавала приказания молодому мальчику, фельдшеру...».
Наш взор обращен, наконец, на группу женщин. Это «...сестры, с спокойными лицами и с выражением не того пустого женского болезненно-слезного сострадания, а деятельного практического участия, то там, то сям, шагая через раненых, с лекарством, с водой, бинтами, корпией, мелькали между окровавленными шинелями и рубахами». Это — обобщенный образ народа, оборонявшего Севастополь, и вместе с тем — галерея конкретных героев.
Творческое освоение художественного опыта Льва Толстого помогло Станюковичу по-своему осмыслить традиционную «морскую» тему, помогло подняться на высшую литературную ступень, по-новому, самобытно, с большим эпическим размахом и вместе с тем с простотой, без внешней патетики и без показного драматизма дать новое решение уже известной, неоднократно трактованной проблеме, связать ее с конкретными вопросами общественной жизни пореформенной России, во всем исходить из самых высоких понятий гуманизма.
Тематика морских рассказов Станюковича отличается богатством и разнообразием. Значительный раздел составляют рассказы, посвященные обороне Севастополя. К ним относятся наиболее известные: «Севастопольский мальчик», «Кириллыч», «Побег».
Защитники Севастополя изображены здесь не только в лице Нахимова и Корнилова. Станюковича, как и Толстого, в равной мере интересуют и рядовые герои: и матрос Игнат, павший смертью храбрых, и старый яличник Степан Трофимович Бугай, пригревший сироту Маркушку и тоже сложивший голову в Севастополе, и корабельный врач, и севастопольский мальчик.
Интересны женские образы морских рассказов Станюковича севастопольского цикла. Это — мать Маркушки - матроска Анна, молодая матросская вдова Маша, сестра милосердия Ольга Заречная и другие. Личная жизнь их выступает на фоне героической обороны Севастополя, в сложной обстановке военного времени.
Оттеняя народность массовых сцен и эпизодов, Станюкович вводит в действие безымянных героинь. В приемах их обрисовки нельзя не заметить толстовской традиции. Здесь так же, как и в «Севастопольских рассказах» Льва Толстого, вместо привычной индивидуализации женских характеров, наблюдается настойчивая тенденция к указанию на «внешние признаки» рядовых участниц великих событий. Этой тенденцией прежде всего объясняется изображение и «пожилой женщины в форменном коричневом платье с белым капюшоном на голове», и «молодой женщины», «в. легком темном платье, гладко зачесанной, с обручальным кольцом на маленькой руке», и «четырех бесстрашных матросок», которые во время штурма «подавали воду храбрецам Малахова кургана», и строительниц оборонительных сооружений, что насыпали батарею своими руками.
Следует обратить внимание на то, что данный прием раскрытия характера несет в себе редкое богатство подтекста (как в «Севастопольских рассказах» Толстого, так и в морских рассказах Станюковича). Острые душевные переживания героинь здесь как бы «ушли» в подтекст, «спрятались» под покров «внешних признаков», слились с внешне обыденным течением жизни.
Родство «способов» отражения жизни обусловлено здесь, как отметил В. П. Вильчинский, «не только однотемностью... произведений и во многом схожими взглядами на Крымскую войну, но и прежде всего тем принципом литературной подачи материала, который был введен Л. Толстым и знаменовал собой важнейший этап в развитии русского реализма».
На фоне безымянных героинь выделяются такие женские образы как Маша («Кириллыч»), Анна и Ольга Заречная («Севастопольский мальчик»). Духовный и внешний облик Маши дан в восприятиях старого отставного матроса Черноморского флота Кириллыча, который безотлучно пробыл шесть месяцев на знаменитом четвертом бастионе в дни осады Севастополя. Сам герой, никогда не говоривший и не любивший говорить о себе и своих заслугах, он с благодарностью вспоминает о Маше.
Красота души Маши сказалась в ее подлинном патриотизме, в глубоком осознании того, что она «тоже обязана свой город защищать». И действительно, она «почти всю осаду пробыла в городе по своей воле» и «...даром, что женского звания, а живот свой положила за Севастополь».
В Маше читателя подкупает не только сила ее духа. Трогает ее человечность, душевная щедрость, ее неизбывная потребность делать добро людям. Эти качества ее натуры проявились и в ее светлом чувстве к отцу и в заботливом и ласковом отношении к морякам. Она «всякому матросику рада была угодить», «и за ранеными хаживала, и белье стирала, и свежих бубликов умудрялась на бастион принести». Чистота ее помыслов оттеняется такими эпитетами, как «добрая-предобрая». Раскрытию этих черт служат и указанные автором детали портрета Маши: «лицо чистое-пречистое».
Мастерски написан Станюковичем образ матроски Анны. В самый острый момент своей личной судьбы, обреченная на смерть недугом, Анна думает не о себе и близких ей людях. Мысль о родном городе занимает ее неотступно. Примечателен диалог между умирающей Анной и ее мужем-матросом:
Значит он придет к нашему Севастополю?..
Не сумлевайся, Аннушка... не оконфузимся... Скоро обозначится война... за Севастополь постоим... Живыми не отдадимся.
Как видим, жизнь Анны прямо сопоставлена с судьбою народа. Это придает ее переживаниям значительность и эпическую широту.
Один из героев Станюковича говорит: «В океане надо иметь смелую душу и чистую совесть». Этими достоинствами обладала сестра милосердия Ольга Заречная. Вот отчего самое большое и безоговорочное признание она завоевала в кругу солдат и матросов. Внешне спокойная, внутренне она постоянно сосредоточена и куда-то устремлена.
Характером Заречной автор лишний раз оттеняет лучшие человеческие качества таких героев обороны Севастополя, как Нахимов. Рисуя момент знакомства сестры милосердия и выдающегося русского флотоводца, Станюкович пишет: «Нахимов, сам не знавший и не терпевший тщеславия, молча, но с особым уважением пожал руку княжне, добровольно приехавшей в Севастополь на тяжелый подвиг».
Тяга людей к добру и миру подчеркнута картиной моря. «Море так и манило и своей чарующей таинственной красотой затишья, и ласковым шепотом лениво набегающего прибоя, и нежными, как тихие вздохи, ритмическими переливами замлевшей синевы вод. Оно дышало бодрящей свежестью и каким-то особым ароматом морской травы. Солнце так нежно грело с бирюзовой и, казалось, улыбающейся выси».
Образ моря воспринимается как символ. Море прекрасно в своем величии. Оно исполнено неги и покоя. Море рождает чувство надежды, ожидания чего-то радостного. Оно возвышает и облагораживает душу. Картина моря как бы утверждает торжество тепла над холодом, торжество света над мраком.
Символична концовка повести. Она звучит как гимн человеку. В центре стоит все переживший и перенесший севастопольский мальчик Маркушка. Война отняла у него отца и мать, родительский дом и радость детства. Но она не убила в нем жажды жизни и веры в добро. Маркушка «был счастлив и оттого, что жив, и оттого, что не на бастионе, и оттого, что заманчивая новизна будущего застилала от него ужасы прошлого, и, главное, оттого, что ему было двенадцать лет».
Рисуя картину моря и стойкий характер Маркушки, автор как бы говорит: жизнь ничем нельзя убить. Смерти, войне Станюкович противопоставляет детство и величие природы. Писатель осуждает войну как явление противоестественное. Природа дает человеку радость и красоту жизни. Война отбирает ее. Станюкович отрицает войну с ее ужасами и утверждает мир, оценивает события с позиций художника-гуманиста.
Тема Крымской войны и обороны Севастополя затрагивается в рассказе «Побег» (1896). В 1898 году санкт-петербургский цензурный комитет запретил публикацию этого произведения для массового читателя, полагая, что этот рассказ не подходит «для народного чтения, как рисующий жестокость военных властей» и будто бы «дающий ложное представление о системе наказаний».
Как справедливо отмечал И. Нович, «...значение морских рассказов Станюковича в известных границах подобно значению «Записок охотника», показавших в свое время обществу русского крепостного крестьянина, его душу, его живой ум и духовную красоту, скованные веками крепостного бесправия. Так и Станюкович показал обществу русского матроса с его душевным благородством, мужеством, чувством долга перед родиной и народом».
Одним из характерных способов построения образов матросов в морских рассказах Станюковича является контрастное изображение внешней грубоватости и душевной проницательности и мягкости. Так нарисован и старый безымянный матрос в арестантских ротах, что казался мальчику Васе страшным, и молодой матрос Максим, которому Вася помог бежать («Побег»).
Заметив выпавшего из гнезда воробушка, старый матрос «с сердитым взглядом глубоко сидящих глаз... тотчас же подошел к нему, взял его и, бережно зажав в руке, полез на дерево и положил его на место, к радости беспокойно вертевшейся около и чирикавшей воробьихи». Его лицо, как убедился удивленный Вася, светилось добротой и лаской. Какую-то особенную симпатию вызывал к себе Максим, «с задумчивым грустным взглядом», «мягким, ласковым голосом», «необыкновенно доброй и приятной улыбкой», пением, исполненным беспредельной тоски по воле, родным местам, матери.
В морских рассказах Станюкович выразил свое отношение не только к событиям Крымской войны. «Изучив положение различных классов русского буржуазно-дворянского общества, осознав бесправное положение народа в новых исторических условиях, писатель перенес в хорошо знакомый ему мир моряков основные конфликты тогдашней жизни».
Многие из морских рассказов действительно звучат как поэтические раздумья о человеческих судьбах последних десятилетий минувшего века. Станюкович талантливо сочетает в них обрисовку внутренних, порою трагических переживаний с внешне обыденным течением жизни, раскрывает глубину человеческих характеров, с их ярко выраженной самобытностью.
Писателя глубокого волнует, как и в произведениях севастопольского цикла, жизнь незаурядной русской женщины. Характерно, что эта жизнь показана в неразрывной связи с судьбою русских моряков. Показана таким образом, что душевное величие моряков обнаруживается при этом еще рельефнее.
В рассказе «Глупая «причина» (1896) старый отставной матрос Тарасыч, всю севастопольскую кампанию выстоявший на героическом четвертом бастионе, много переживший и передумавший на своем веку, посвящает нас в тайны своего сердца. Любовь Тарасыча в равной мере открывает и нравственные достоинства его избранницы и душевные качества его самого.
«Всякому человеку, — рассуждает он, — дадена одна, настоящая... Только не всегда ты ее встретишь. Ты, примерно, в Севастополе, а она в Кронштадте... Но сердце все-таки чует, какая тебе назначена».
Глафира — натура далеко не рядовая. Она и покорила Тарасыча большой нравственной силой и умом, своей душевной привлекательностью. В его глазах она — «совсем особенная». И действительно, ум ее постоянно встревожен самыми глубокими и сложными вопросами: «Почему... человек на свете живет и как ему по совести жить?», «Где... правда на свете есть?» и «По какой причине звездочки горят и наземь падают?». Красота внутреннего мира героини оттеняется ее внешней обаятельностью. Стройность ее фигуры сравнивается автором с видом молодого тополька, гибкость стана с ивовым прутиком, легкость — с перышком. «На руке куда угодно донесешь, — замечает Тарасыч. — А лицо у нее... чистое-пречистое и белое-пребелое».
Перед нами — своеобразный тип правдоискательницы, воплощающей в себе высокое понятие о нравственной чистоте. В лице Глафиры хорошо показаны духовные искания известной части простых русских женщин, ум и сердце которых бились, как птица в клетке, не находя себе выхода. Уход Глафиры — это не только безнадежность, но и вызов порочному миру.
Человеческие достоинства Авдотьи Матвеевны Николаевой – героини рассказа «Между своими» (1890) — нарисованы устами умирающего матроса Ивана Артемьева. Нарисованы скупо, правдиво. Молодой моряк просит исполнить его последнюю волю: отписать в Кронштадт любимой женщине и сказать, что «она напрасно тогда не верила», передать подарки: «шелковый красный платок и маленькое колечко с поддельным камнем, купленное в Копенгагене».
Какая простая и чуждая всяких словесных ухищрений повесть! Какая точность в передаче подробностей, за которыми стоит большое, неподдельное чувство русского матроса!
С большим мастерством написан Станюковичем рассказ «Матроска» (1895). Образ Груни — один из самых сильных и ярких во всем творчестве писателя. Рассказ отличается широтой и глубиной освещения судьбы героини, верностью психологических характеристик. Раскрывая характер Груни, автор правдиво рисует ту внутреннюю борьбу, которой был охвачен весь ее душевный мир. Он резко бичует моральные устои господствующих классов. Мрачная фигура адмирала Гвоздева с его зловещим «запорю» встает перед нами как олицетворение официальных порядков старой дореволюционной России.
Символично звучит отповедь Груни в ответ на гнусные предложения адмирала:
«Рукам воли не давай, ваше превосходительство!»
«Тебе бы богу молиться, тиранство свое над людьми замаливать, а не за бабами бегать!».
Из уст дочери мужика-бедняка и жены рядового матроса эта отповедь воспринимается как грозное предзнаменование.
В натуре Груни, в ее внешнем и духовном облике отразились лучшие стороны народного характера. «Степенная, сосредоточенная и серьезная», она пользовалась общим уважением. В ней, — замечает автор, — «было что-то особенно привлекательное». Это — «пригожая и светлая, как вешнее утро» молодая матроска. У Груни — «открытый, честный взгляд». Лицо — белое, красивое. Высокий лоб и строго сжатые губы. В Груне сильно развито чувство человеческого достоинства. Она строга и величава.
Высоконравственная, жившая чистой и безупречной трудовой жизнью, Груня становится жертвой окружающей среды со всеми ее бесчеловечными обычаями. В контексте рассказа трагедия Груни воспринимается как столкновение чистого, живого человеческого сердца с жестокостью жизни, с ее страшными писаными и неписаными законами, как социальный конфликт.
Изображение судьбы Груни — это не повествование о неверной жене. Личная жизнь героини выступает на фоне сложных противоречий эпохи и этими противоречиями обусловлена. «Семейная» тема наполняется общественным содержанием. Личное и общее сливаются воедино. Принципы обрисовки характера Груни роднят Станюковича с Толстым, невольно заставляют вспомнить о таких его шедеврах, как «Анна Каренина».
Чуждая всяким компромиссам, Груня вынашивает мысль о смерти как о средстве избавления от неизбывных мучений. «И оскорбление поруганной любви, и презрение к себе, и стыд перед мужем, и страх перед грехом — все это слилось в одно чувство беспредельного отчаяния, охватившего холодом ее душу» и толкнуло в пучину моря.
С большим искусством нарисован пейзаж, сопутствовавший Груне в последние моменты ее жизни. Казалось, сама природа оплакивала ее судьбу. «День стоял мрачный. Ветер так и завывал». Свинцовые волны моря «с шумом разбивались о стенку и обдавали матроску брызгами. Ей сделалось холодно, и тоска охватила все ее существо. Тоска и отчаяние. Но лицо ее по-прежнему было спокойно и полно решимости».
Типичность характера Груни подчеркнута образом матросской вдовы, старухи Ивановны, пережившей в молодости драму, аналогичную духовной драме Груни.
Не менее трагичной предстает в рассказе и жизнь самого матроса Григория Кислицына — мужа Груни. Оба они — герои одного ряда, люди сходной судьбы, жертвы все тех же обстоятельств.
В рассказе «Письмо» (1898) капитан-лейтенант Вершинин, терзаемый необоримым чувством ревности, задает вопрос матросу Матвееву:
«Ну, а если бы твоя Аннушка в самом деле обманула тебя?.. Что бы ты сделал?.. Ты бы простил?»
Матвеев спокойно, не раздумывая ответил:
«А то как же. Очень просто. С легким бы сердцем простил, если б, не дай бог, Аннушка довела бы себя до такой линии».
Вершинина сначала удивила и даже возмутила такая «простота» отношений к «измене». Но доводы матроса: «Не гнать же ее в шею, чтобы вконец загубить... Коли человека взаправду любишь... так надо его пожалеть, помочь ему, а не доводить до отчаянности», заставили его сознаться, что «понятие о любви и самая любовь у этого философа-матроса нравственно возвышеннее и одухотвореннее, чем его страстная и ревнивая любовь...».
Аналогичная мысль, утверждающая высоту моральных принципов русских моряков, выражена и в рассказе «Крушение Матвея Ивановича» (1893). Та, которую горячо любил Матвей Иванович в пору своей молодости, оказалась не только человеком оступившимся, но и порочным. Она исковеркала ему жизнь, «оставив навек бездомным бобылем». Однако Матвей Иванович никогда не пожалел о том, что «поступил так, а не иначе». «Не женись тогда на ней я, — рассуждает он уже на склоне своей жизни, — что бы с ней было? Совсем бы пропала женщина».
Тема верности чувству рассматривается Станюковичем и в рассказе «Василий Иванович» (1886). В лице Василия Ивановича нарисован «скромный морской служака», «исполнительный офицер, добрый товарищ, не знавший интриг и служебного пролазничества». «Правильный человек» — говорили о нем матросы.
Моральное кредо Василия Ивановича выражено в его словах: «...Имейте правила в жизни! Твердые правила, согласные с совестью... Выдерживать штормы в жизни только тогда легко, когда совесть не за бортом... Любите людей бескорыстно, если хотите, чтоб и вас они любили». Эти слова не были для Василия Ивановича простой декларацией. Правилам этим он следовал всю жизнь и во всем. Человеком с чистой совестью оставался он и в своей личной жизни. Василий Иванович относился к категории тех, которым счастье «не давалось». Трогательна его серьезная привязанность к Сонечке и ее детям.
Морские рассказы Станюковича демонстрируют нравственную высоту русского рядового матроса, показывают его готовность к самопожертвованию, верность чувству, патриотизм.
Женские характеры в морских рассказах Станюковича отличаются неповторимым своеобразием. Они свидетельствуют о больших завоеваниях писателя-мариниста на пути развития русского реалистического искусства конца девятнадцатого века. Вот почему лучшие традиции Станюковича, его гуманизм, его мастерство в построении человеческих характеров взяты на вооружение нашими писателями.
Л-ра: Морская тема в литературе. – Краснодар, 1965. – С. 70-82.
Критика
