Ю. Трифонов: книги о подвиге и трагедии

УДК [82/09“19”+94(47).08](045)

Завер Татьяна Владимировна,
аспирант кафедры теории и истории литературы гу­манитарного института
филиала Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова
в г. Северодвинске

В статье рассматривается историческая и документальная основа произведений Ю. Трифонова «Нетерпение» и «Отблеск костра», политическая и нравственно-философская программа революционеров конца XIX - начала XX века. Анализируется устанавливаемая писателем связь эпохи народовольчества с полити­ческими проблемами современности, осмысление Ю. Трифоновым человеческих судеб в истории.

Ключевые слова: историческая проза, народовольчество, этическая программа, документальность.

Zaver Tatiana Vladimirovna
Postgraduate Student of Severodvinsk Branch of Northern (Arctic) Federal University named after M.V. Lomonosov, Humanitarian Institute

YURI TRIFONOV: BOOKS OF HEROISM AND TRAGEDY

The article examines the historical and documentary basis of Yu. Trifonov's works Impatience and The Light of the Fire, as well as the political, moral and philosophical program of the revolutionaries of the late 19th - early 20th century.

Key words:historical prose, Narodnaya Volya movement, ethical program, documentary character.

Рецензент - Лошаков А.Г., доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка гуманитарного института филиала САФУ имени М.В. Ломоносова в г. Северодвинске

В русской литературе XX века (70-80-е го­ды) писатель Ю. Трифонов занимает свое, осо­бое место. Душевные и мировоззренческие склонности писателя делали его продолжате­лем традиций русской классики, а мышление человека XX века подвигло его на осмысление серьезнейших проблем, связанных с истори­ческими событиями, произошедшими в Рос­сии. История «от народовольца» рассказана в его романе «Нетерпение»; драму и героику гражданской войны мы ощущаем в романе «Старик», время страшных репрессий, время предательства других и себя - в «Доме на набе­режной» и «Исчезновении», поэтика «мелочей жизни», которая играет такую огромную роль в создании картины мира, предстает в его цикле «Московские повести», обращение к мотиву памяти позволяет Трифонову создать эпиче­ское полотно протяженностью в четыре деся­тилетия в романе «Время и место». Писатель мог бы поставить свое имя под фразой своего героя - историка Реброва из «Долгого проща­ния»: «Моя почва - история».

Объясняя замысел романа «Нетерпение», Ю. Трифонов писал: «Что такое история? На древнегреческом языке это слово означает рас­следование. Мне и хотелось написать расследо­вание о Желябове, хотелось найти те корни, ту основу, которая стала в чем-то определяющей и для других писателей-революционеров»¹.

В 60-70-е годы XX века появилось много исторических исследований о таком явлении рус­ской истории, как «народничество»: был «взрыв» интереса к судьбам народовольцев, что было свя­зано, по мысли В. Оскоцкого, не просто с восста­новлением исторической истины, а со стремле­нием осмыслить их этико-философские взгляды: «Расширение нравственного полифонизма исто­рического романа, усиление его идейно-воспи­тательной роли в формировании современного сознания - вот, пожалуй, то определяющее, что находит свое выражение в обострившемся ныне интересе литературы к теме революцион­ного народничества»².

Жанр этого романа следует определить как роман-расследование, при этом в нем можно обнаружить и черты документального жанра, по­тому что для Трифонова всегда было важным не только воссоздать исторические ситуации, но и показать, как они отражаются в характерах и по­ступках его персонажей. Он высоко ценил твор­чество Ф.М. Достоевского, который, по его мыс­ли, создавал «пейзажи души» человеческой, не жалея для этого «ни красок, ни подробностей, ни многих, многих страниц»: «...Магма харак­теров находится в недрах, под великою толщей - ее надо прорыть, прогрызть»³.

Предметом художественного исследования (своеобразного «расследования») в романе ста­ла судьба одного из участников организации убийства царя Александра II Андрея Желябова. Главная мысль Трифонова - осуждение терро­ризма, с помощью которого, по убеждению писателя, «нельзя достичь истинных обществен­ных целей»⁴.

Н. Иванова, размышляя над вопросом, чем был вызван интерес Трифонова именно к этой эпохе, отметила, что народовольчество представ­лялось писателю, «ступенью в развитии русско­го революционного движения, непосредственно предшествовавшей организации рабочей комму­нистической партии. Трифонов, чей отец и дядя были профессиональными революционерами, от своего времени - времени своей жизни - шел ко времени революции, ища там истоки и перво­причины того драматического опыта, который стал уже его собственным, а от революционеров 1917 года - к их идейным предшественникам; углубляясь исторически в первопричины, свя­зывая развитие русского революционного дви­жения в своем сознании с современной эпохой. «Разрывание могил» - это был и его метод, а не только метод героя последовавшей за «Нетерпе­нием» повести «Другая жизнь»⁴.

Ю. Трифонов связывал свое обращение к этой эпохе с политическими проблемами современности, в частности с терроризмом. В данном аспекте показателен его ответ на вопрос немецкого критика Ральфа Шредера о за­мысле «Нетерпения»: «Это время, от которого нас отделяет столетие, очень важно не только для меня. Тогда очень многое сплелось друг с другом, завязались бесчисленные узлы буду­щей истории. Эта эпоха важна для всего мира, потому что она помогает понять “горячие со­бытия” сегодняшнего времени»⁵. Ральф Шре­дер вполне справедливо не противопоставляет «городскую» и «историческую» прозу Трифо­нова, поскольку в той и другой писатель ставит одни и те же вопросы - о взаимоотношении личности и истории, человека и обстоятельств. Однако в «Нетерпении» герой иного психологического склада, нежели в «Московских пове­стях». Желябов не только талантлив, но и об­ладает сильной волей, целеустремленностью. Он - человек действия. Трифонов характери­зует своего героя такими фразами: «Терпенья у него не хватало», «Невозможно терпеть». И эта характеристика Желябова в романе явля­ется лейтмотивной. А. Лебедев в своей статье «Нетерпимость» отмечал, что писатель «услы­шал» этот лейтмотив: «Динамика смыслового значения [слова «нетерпение». - Т.З.] выража­ет развитие главной идеи романа - идеи драматической»⁶. Как точно отметила Н. Иванова, «“нетерпение” и “нетерпимость” - однокорне­вые слова, несущие родственные смыслы: не­терпение в осуществлении собственной цели, как правило, нетерпимо к другой, чужой точке зрения. Нетерпимость как отношение, нетер­пимость к другой мысли, безапелляционность всегда были теми чертами, которые вызыва­ли у Трифонова активное неприятие. В своей концепции искусства и литературы Трифонов исповедовал и проповедовал широту взгляда, внимание к тому, что кажется чуждым или не­понятным. Отрицательно относясь к конфор­мизму, мимикрирующему под любую мораль, отвергая компромисс как систему жизненного и творческого поведения, Трифонов тем не ме­нее отнюдь не питал слабости к так называемой принципиальной нетерпимости»⁷.

В романе объективное авторское повество­вание перемежается с открытыми «голосами» участников событий, при этом голос автора звучит почти протокольно, погружая нас в со­бытия прошлого. В нем - сотни эпизодов, про­исшествий, характеров.

Обращение Ю.В. Трифонова к документу органично, ведь его целью всегда является воссоздание исторических событий и осмысление человеческих судеб в истории. Героем многих произведений писателя стал его отец Валентин Андреевич Трифонов. Это был типичный профессиональный революционер, прошедший через тюрьмы и ссылки. Соратник Ленина, фанатик идеи, чуждый каких-либо компромиссов, он был готов и себя, и других бросить в «костер истории», «одним из тех, кто раздувал пламя: неустанным работником, кочегаром революции, одним из истопников этой гигантской топки». Во многом психология Валентина Трифонова, его единомышленников по партии были своеоб­разно трансформированной психологией наро­довольцев, политическое нетерпение которых (а среди них было около 500 представителей раз­ночинной интеллигенции), как и позднее большинства представителей ленинской партии, рождалось от отчаяния, от осознания невозмож­ности добиться справедливости, изменить поло­жение дел в России мирным путем. Этого нельзя было добиться и следуя по пути народовольцев - посредством индивидуального террора. Прав Ю. Оклянский, утверждая, что категория «не­терпения» в романе «Отблеск костра» - это и «политическое, и философское умонастроение, и нравственно-этическая программа, и особая жизненная правда действующих лиц, которую внимательно исследует писатель»⁸.

В сознании Ю.В. Трифонова его собствен­ная судьба была неотрывна от судьбы его поколения. Кроме понятия «нетерпение» для по­коления писателя было также особо значимо понятие «исчезновение», связанное с исчезно­вением реалий старой России, традиционных духовных ценностей и людей, их сохраняющих.

В «Отблеске костра» документы перебива­ются размышлениями, комментариями, лирическими отступлениями автора, при этом точ­но обозначая время действия, в которое проис­ходят исторические события (1904, 1917, 1920, 1937 годы). Писатель использовал принцип монтажа времен, выстраивая при этом кон­центрический сюжет, в основе которого лежат причинно-следственные связи: шел «поиск до­стоверности». Как замечал Ю. Трифонов, «ни­что не добывается с таким трудом, как истори­ческая справедливость». С этим писательским принципом связан и вопрос о жанре этого ро­мана. Как объяснял автор, «Отблеск костра» - «не исторический очерк, не воспоминание об отце, не биография его, не некролог. Это и не повесть о его жизни. Все это возникло по­сле чтения бумаг, которые нашлись в сундуке, в них гнездился факт, они пахли историей, но оттого, что бумаги были случайны, хра­нились беспорядочно, и жизнь человека про­глядывала в них обрывочно, кусками, иногда отсутствовало главное, а незначительное вы­лезало наружу: оттого и в том, что написано ниже, нет стройного рассказа, нет подлинного охвата событий и перечисления важных имен, необходимых для исторического повествова­ния, и нет последовательности, нужной для биографии, - все могло быть изложено гораздо короче и в то же время бесконечно шире. Я шел за документом. Меня заворожил запах време­ни, который сохранился в старых телеграммах, протоколах, газетах, листовках, письмах. Они все были окрашены красным светом, отбле­ском того громадного гудящего костра, в огне которого горела прежняя российская жизнь». Герои его документальной книги руководство­вались революционными нормами морали. И. Крамов считал, что этот трифоновский ро­ман отличается «...каким-то подпочвенным звучанием, какой-то музыкой, различимой с первых же страниц. О чем она? О встрече близких людей, разделенных крутым перева­лом истории. Открытый пафос, внутренний за­ряд чувства, взволнованность и естественная сдержанность сына, рассказывающего о встре­че с отцом, - всем этим книга выходит из обыч­ных жанровых рамок...»⁹.

Целью Трифонова было не просто создать «образ-личность»¹⁰ своего отца, а стремление разобраться в психологии «человека, создан­ного историей», которому были присущи гражданское горение, эмоциональный взлет, готов­ность на любые жертвы во имя справедливого общественного устройства России. Он подви­гает нас к философскому постижению мира и человека, осмыслению грани между добром и злом.

¹Лит. газ. 1971. 25 авг.

²Оскоцкий В. Роман и история. Традиции и новаторство советского исторического романа. М., 1980. С. 366-367.

³Трифонов Ю.В. Загадка и провидение Достоевского // Новый мир. 1981. № 11. С. 239.

⁴Иванова Н. Проза Юрия Трифонова. М., 1984. С. 169.

⁵Беседа Ю. Трифонова с немецким критиком Ральфом Шредером // Вопр. литературы. 1982. № 5. С. 64-74.

⁶Лебедев А. Выбор. Статьи. М., 1980. С. 201.

⁷Иванова Н. Проза Юрия Трифонова. М., 1984. С. 172-173.

⁸Оклянский Ю. Юрий Трифонов. М., 1987. С. 203.

⁹Крамов И. Судьба и время // Новый мир. 1967. № 3. С. 254.

¹⁰Цурикова Г., Кузьмичёва И. Утверждение личности. Очерки о герое современной документально-художественной прозы. Л., 1975. С. 33.