Жизнь в ящике как аналогия «футлярной» жизни в романе К. Абэ «Человек-ящик»
Д. А. Машукова
Кобо Абэ занимает особое место в японской литературе. Каждое его новое произведение являлось значимым литературным событием не только в Японии. Оригинальность художественного видения этого японского писателя не перестает привлекать внимание читателей со всего мира.
В литературоведческих изысканиях И. А. Ворониной [2], Т. П. Григорьевой [3], К. А. Ивановой [4], О. В. Конновой [6], П. В. Палиевского [7], Е. Л. Скворцовой [8], Д. А. Татарской [9] и многих других достаточно хорошо изучен творческий путь становления К. Абэ, прослеживаются модернистские черты его произведений, приведены примеры литературоведческих сопоставлений с произведениями писателей-экзистенциалистов, однако сравнение романов японского писателя с чеховской «маленькой трилогией» не проводились. Тем не менее, аллюзии на творческое наследие А. П. Чехова в романах Кобо Абэ очевидны, так как японский автор, без сомнения, хорошо знаком с наследием русского классика.
Основной темой романов японского писателя является одиночество человека, тупиковые жизненные ситуации и попытки преодолеть их. В романах «Женщина в песках», «Человек-ящик», «Чужое лицо» автором поднимаются проблемы одиночества, отчуждения, бессмысленности человеческого существования, что поднимает данные произведения на чеховский уровень и делает возможным сопоставление с русским классиком. В свете изучения образа футляра интересно проследить его воплощение в романе Кобо Абэ «Человек-ящик», так как уже само название аллюзивно отсылает к рассказу А. П. Чехова «Человек в футляре».
Сюжет романа-притчи «Человек-ящик» (1973) многослоен, поднимая в повествовании проблему человеческой души, поисков и утраты подлинного человеческого «Я». Кобо Абэ помещает своего безымянного героя в оболочку из гофрированного картона, в которой он блуждает не сколько в реальном мире, сколько в лабиринте множественности «Я» и никак не может самоидентифицироваться. В итоге герой погибает от одиночества среди людей.
Человек-ящик добровольно скрывается от общества, надевая на себя картонную коробку словно панцирь. Его безликость подчеркивается автором отсутствием имени. Остро страдая от одиночества, герой, тем не менее, не поддерживает социальные связи, боится обнажиться пред обществом, сняв с себя коробку.
Не случайно жанровое обозначение романа – притча. М. А. Кчерукова отмечает такие жанровые признаки притчи, как «двуплановость, философичность, построение произведения как доказательства определенной идеи» [5, С. 5].
Избирая формой повествования притчу, К. Абэ полагает, что язык символов более многогранен, чем язык слов, а значит, содержит в себе дополнительные смыслы и уровни читательского прочтения.
Поиски себя и тотальное одиночество вынуждают главного героя оставить вполне престижную работу, надеть на себя ящик и отправиться скитаться по улицам, питаясь чем придется и приспосабливаясь жить в различных погодных условиях. Безымянный герой начинает вести подобие дневника – отрывочные записи, в которых он излагает свои мысли. Это своего рода попытка самоидентификации, в которой герой обретает дар непредвзятого взгляда на действительность. Он мечтает обрести свободу от общества, но оказывается трагически беспомощным перед окружающей его реальностью, что вынуждает героя роман печально констатировать: «Я бы покинул свой ящик только в том случае, если бы смог сбросить кожу в ином мире» [1].
Образ ящика в романе Кобо Абэ становится аналогом «футлярного» образа чеховской трилогии. Так, рассуждая о возможности скрыться от окружающей реальности, безымянный герой японского писателя рассуждает о преимуществе своего футлярного/ящичного существования: «Мне даже кажется, что ящик для меня не тупик, в который я, в конце концов, забрёл, а широко распахнутая дверь в иной мир. Не знаю, в какой, но в совсем иной мир...» [1].
Для К. Абэ образ ящика становится символом утраты человеческих ценностей. Заточив себя в ящик, герой теряет свое «Я», Эго, тем самым отказывается от борьбы за право быть личностью. Для автора это равносильно трусости: «…когда глубокой ночью человек надевает темные очки или прикрывает лицо маской, значит, он замышляет что-то дурное или же просто трусит» [1]. Образ ящика в романе сопоставим, как это не парадоксально, с образом обнаженного человеческого тела. Герой рассматривает лишение себя ящика как утрату не только внешней оболочки, но и внутренней.
Наготу он воспринимает также как некую оболочку: «Нагота и плоть – вещи абсолютно разные. Нагота – это созданное не руками, а глазами произведение, материалом для которого служит плоть» [1]. С этой трактовкой наготы связан образ девушки-медсестры в романе. Для нее обнажение становится вызовом окружающей действительности и попыткой преодолеть одиночество. Образ женщины становится своеобразным центром в романе-притче. Она становится не только объектом физического влечения, но является олицетворением самой жизни в ее первозданном начале. Именно она способна спасти человека-ящика от одиночества, дать силы, чтобы нанести ответный удар враждебному обществу.
Сосредоточенность героя на своих переживаниях, его безуспешные попытки обрести себя в итоге разрушают внутренний мир персонажа, запутывают его в лабиринте поисков: «Ящик, по виду простой обычный куб, на самом деле, если посмотреть на него изнутри, представляет собой запутанный лабиринт с замысловато петляющими дорожками… Когда путеводных нитей много, то пусть существует столько правд, сколько путеводных нитей» [1].
Анализируя роман «Человек-ящик» многие литературоведы сходятся во мнении, что образ «человека-ящика» - это альтер эго самого Кобо Абэ. Писатель неоднократно задумывается в романе о тех причинах, которые побуждают людей укрыться в ящике. Причины эти сходны с мотивировкой героев Чехова: невозможность существования в обществе потребления, зла; ощущение ничтожности своей личности под общественным давлением; чувство собственной инородности в среде стяжательства. Путь героя в романе Абэ – это попытка освобождения от привычной психологии, от инерции накопительства. «Накапливать трудно, выбрасывать еще труднее», - говорит герой романа. Постепенно, по мере превращения в настоящего человека-ящика, стяжатель умирает в нем: «Кто хоть раз нарисует в своем воображении безымянный город, существующий лишь для безымянных жителей, двери домов в этом городе, если их вообще можно назвать дверьми, широко распахнуты для всех - любой человек твой друг, и нет нужды всегда быть начеку... кто хоть однажды размечтался об этом, того всегда подстерегает... опасность стать человеком-ящиком» [1].
К. Абэ устами своего героя говорит о преимуществе такой «футлярной» жизни в ящике: «Глядя из ящика, можно рассмотреть и ложь, и злой умысел, укрывшиеся в невидимой части пейзажа» [1]. Для некоторых ящик становится своеобразным убежищем, помогающим укрыться от позора, как, например, для отца обесчещенного юноши.
Соединение человека и ящика означает в романе возникновение новой, третьей разновидности личности. Человек, оказавшись в ящике, как ему кажется, не обременяет общество, но и хочет, чтобы общество не давило на него: «Все точно сговорились хранить молчание о людях-ящиках» [1]. Никто из жителей города не признается, что видел человека- ящика, для них он – пустота. Общество, привыкшее игнорировать человека, и на других людей смотрит как на человек- ящика. Так, один из героев удивлен тем, что беспристрастный объектив фотоаппарата смог зафиксировать человека- ящика. Кобо Абэ считает одной из причин человеческого отчуждения информационный поток новостей, который заставляет человека отвернуться от людской судьбы. Так, герой романа рассуждает о яде информации, которым заражено все человечество: «Я уже давно был отравлен ядом новостей. Понимаете? Я испытывал непреодолимую тревогу, если постоянно, без конца не запасался свежими новостями <…> В общем, мир напоминает кипящий котел. И стоит лишь на миг отвлечься, как окажется, что изменилась даже форма земного шара <…>» [1]. Когда перед глазами героя на улице неожиданно умирает человек, персонаж пытается сначала представить это с позиции новостей, но потом понимает, что это будет никому неинтересно: «Просто я понял, что этот случай не годится для новостей» [1].
По сути, ящик – это попытка противостоять всеобщему безразличию. Философия человека-ящика проста: если общество отвергает меня, то и я буду отвергать его.
В романе «Человек-ящик» автор опровергает мнение общества о независимости человека. Писатель стремится вскрыть лживость убеждения, что если человек независим от общества, то и у общества нет к человеку никаких обязательств. К. Абэ доказывает, что «связь между человеком и обществом разорвать невозможно, независимо от того, негативны эти связи или позитивны. Ни один ящик, даже во сто крат прочнее картонного, не в состоянии оградить человека от общества, сделать его независимым от него. Ведь ящик – это только физическая преграда, отделяющая человека от общества. Главное же – духовное порабощение человека обществом, от которого никакой ящик не спасет» [10, C. 14].
Анализируемый роман характеризуется взаимосвязью фантастического и реального миров. Используя документ или газетную статью, автор подчеркивает реалистичность происходящего, и даже вымышленный мир отнюдь не фантастический, а несколько деформированный воображением реальный мир.
Кобо Абэ заставляет читателя поверить в реальность вымышленного мира, понять психологию героя, оградившего себя картонной коробкой. Таким образом, К. Абэ создает образ «человека-ящика», который, с одной стороны выступает как аналог чеховского «человека в футляре», с другой, по-иному смотрит на саму суть «футлярности»: для героя ящик становится возможностью самоидентифицироваться и дать отпор современному обществу с его лживой моралью.
Список литературы:
1. Абэ К. Человек-ящик // [Электронный ресурс] : URL: http://lib.ru/INPROZ/KOBO/yaschik.txt (дата обращения: 23.05.2020)
2. Воронина, И.А. Классический японский роман / И.А. Воронина. – М.: Наука, 1981. – 294 с.
3. Григорьева, Т.П. Японская литература XX века / Т.П. Григорьева. – М.: Художественная литература, 1983. – 302 с.
4. Иванова, К.А. Особенности экзистенционализма в романе Кобо Абэ «Чужое лицо» / К.А. Иванова // Актуальные вопросы региональных и международных исследований Материалы III региональной студенческой научно- практической конференции на иностранных языках с международным участием. – 2016. – С. 297–300.
5. Кечерукова М.А. Жанровая специфика и проблематика романов-притч Уильяма Голдинга 1950-1960-х годов: автореф. дисс. … канд. филол. наук: 10.01.03 / М.А. Кечерукова. – Санкт-Петербург, 2009. – 25 с.
6. Коннова, О.В. К вопросу о философском смысле метафоры в романе Кобо Абэ «Женщина в песках» / О.В. Коннова // Научный прогресс и его роль: Сборник материалов VII (LIX) Международной научно-практической конференции. – 2015. – С. 21–25.
7. Палиевский, П.В. Путь к преодолению. О романе Кобо Абэ «Женщина в песках» / П.В. Палиевский // Иностранная литература. – 1966. – № 5. – С. 97–100.
8. Скворцова, Е.Л. Абэ и Булгаков. Попытка сравнения / Е.Л. Скворцова // Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока. – М.: Наука, 1988. – С. 183–188.
9. Татарская, Д.А. Образ души в романе Кобо Абэ «Чужое лицо» / Д.А. Татарская // Новый взгляд: Сборник V конференции молодых японоведов. – 2014. – С. 181–185.
10. Федоренко Н.Т. Кобо Абэ. Впечатления и мысли // К. Абэ. Избранное / Н.Т. Федоренко. – М.: Правда, 1988. – С. 5–18.
Л-ра: Международный научно-исследовательский журнал. – 2020. – № 6 (96). – Ч. 3. – С. 135-137.
Популярные произведения
- Руки
- Женщина в песках
Часть первая
Часть вторая
Часть третья
Критика