Аттикус Финч и его дети
И. Левидова
Роман Харпер Ли — первое произведение молодой американской писательницы — еще раз подтверждает, что в литературе нет банальных тем и сюжетов, есть только банальные приемы.
Маленький знойный городок на Юге США, в Алабаме, такой маленький, что жители знают друг друга по голосам. Воспоминания о далеком детстве, полном радостей, открытий и необычайных происшествий. Таинственный затворник, в финале спасающий двух ребят от ножа убийцы — самого гнусного типа во всей округе. И школа, в которую не очень-то хочется идти. И чопорная тетя, безуспешно пытающаяся привить детям правила хорошего тона. И суровая, но преданная черная няня, которая заменяет детям мать. И бесконечные игры, не одобряемые взрослыми, и ночные эскапады, и побеги, и комические приключения... Все это в тех или иных вариантах словно бы столько раз было в американской литературе, начиная с классики, с «Тома Сойера» и «Гекльберри Финна». Не менее знакома и основная драматическая ситуация книги: судебный процесс нал негром, ложно обвиненным в насилии; испытания, выпавшие на долю честного и смелого, но беспомощного перед натиском вековых, расистских предрассудков адвоката, взявшегося защищать обвиняемого...
Весь этот немало уже «поработавший» жизненный и литературный материал помог Харпер Ли написать радующую свежестью и самостоятельностью книгу. Своеобразна сама повествовательная манера автора: рассказ ведется от лица героини — восьмилетней Джин-Луизы, и все происходящее дано через восприятие ребенка — занятного, наблюдательного, независимого в суждениях, но в общем обыкновенного, наивного ребенка. Время от времени, незаметно перебивая девочку, в рассказ вступает уже взрослая Джин-Луиза — умная, ироничная и, очевидно, не потерявшая былой независимости суждений женщина. Этот «подвижный» угол зрения позволяет писательнице, не прибегая к затертому уже в западном современном романе приему «разных рассказчиков», выходить за рамки детского восприятия и в то же время говорить о самых серьезных и самых забавных вещах, сохраняя все обаяние непосредственности.
В рассказанной Джин-Луизой истории активнейшим образом действуют трое ребят: она сама, ее двенадцатилетний брат Джим и приятель их, семилетний Дилл. Но книгой для взрослых и о взрослых делает этот роман отец Джин-Луизы и Джима — Аттикус Финч, адвокат, главный герой повествования, герой в самом точном и полном смысле этого слова. Впрочем, по внешнему облику и повадкам он абсолютно «антигероичен», этот тихий полнеющий вдовец лет под пятьдесят, всегда немного усталый, по вечерам сидящий в кресле, уткнувшись в газету или книгу, «ничего не умеющий» по сравнению с другими отцами, как горестно заметила его дочь. Однако с присущей Финчам объективностью (и нелюбовью к сентиментам) Джин-Луиза, представляя отца читателям, говорит о нем коротко и ясно: «Мы с Джимом считали, что отец у нас неплохой: он с нами играл, читал нам вслух и всегда был вежливый и справедливый».
Джин-Луиза не обманывает, ее можно упрекнуть лишь в чрезмерной сдержанности. Еще до того, как ее отец, восстановив против себя чуть не весь город, берется защищать обреченного негра Робинсона, убеждаешься, что Аттикус Финч — человек того самого сорта, который, очевидно из-за обилия суррогатов, принято называть «настоящим».
Он действительно наделен самыми высокими качествами разума и сердца, и при этом — вот где проверка артистичности Харпер Ли, ее чувства художественной меры — читателя это нисколько не гнетет. Мы быстро проникаемся симпатией к Аттикусу и весело сочувствуем его полной превратностей и сюрпризов (большей частью неприятных) доле счастливого отца двух милейших отпрысков, несколько перенасыщенных энергией и изобретательностью.
Лишь один раз в жизни Аттикусу пришлось взять в руки ружье — по улице бежал бешеный пес, и тогда выяснилось, что, несмотря на плохое зрение, Финч в юности был лучшим стрелком города. Лишь один раз за всю свою профессиональную жизнь Аттикус Финч согласился вести почти безнадежное дело, которое, как он знал, принесет много тяжелых переживаний не только ему, но и его детям. Он не искал этого испытания, но не уклонился от него.
За всю свою жизнь Аттикус не произнес ни одной пышной или демагогической фразы. Внушая что-либо своим ребятам или отвечая на их весьма рискованные подчас вопросы, он обычно прибегал к несколько пародийному, сухо юридическому стилю. И когда в суде, полностью разбив построенную обвинителями Тома Робинсона версию, он произносит свою речь, в ней тоже нет громких слов, нет стремления разжалобить, нет нагнетания эмоций. Он излагает и сопоставляет факты, апеллирует к здравому смыслу присяжных, напоминает им о равенстве всех перед законом, просит исполнить свой долг по совести. Присяжные, в большинстве своем окрестные фермеры, угрюмые, ожесточенные депрессией (действие происходит в середине тридцатых годов), не представляющие себе, как можно поверить «черномазому» и не поверить белому, каков бы он ни был, признают Тома Робинсона виновным. Позже он погибает в тюрьме при попытке убежать, не дождавшись результата апелляции, поданной Финчем, не поверив в возможность благополучного исхода своего дела. И все же выступление Финча, его спокойное, немногословное мужество не оказалось совсем безрезультатным. Выясняется, что присяжные не были единодушны, они много часов спорили — беспрецедентный факт на такого рода процессах, происходящих в южном штате. Память о совершенной несправедливости осталась жить в душах многих граждан Мейкомба. Иные из них когда-нибудь сделают из этого свои выводы.
Аттикус Финч всего лишь не уклонился от выполнения гражданского, человеческого, профессионального долга. Но выполнил он этот долг в полной мере, без внутренних компромиссов, потому что всю жизнь чувствовал (и детям передал это чувство) глубокое презрение к «подонкам», которые не видят в негре человека, всегда готовы обмануть и обидеть его. Финч не искал случая похвастаться своей смелостью. Однако, когда в ночь перед судом ему сообщили, что Робинсону, запертому в маленькой мейкомбской тюрьме, грозит линчевание, Аттикус взял лампочку на длинном шнуре, книгу, стул из своей конторы, пристроил лампочку над дверью тюрьмы и уселся читать. Старые, разбитые «фордики» с линчевателями действительно подъехали. Разговор, завязавшийся между мрачными, хлебнувшими для храбрости фермерами И Аттикусом, не предвещал ничего доброго, и, если бы не драматическое появление ребят, разрядившее атмосферу, дело могло окончиться печально... «Что бы там ни было, а всякая толпа состоит из людей», — философствует по этому поводу Аттикус на другое утро за завтраком. И еще одну сентенцию произносит он уже на последней странице книги, укладывая спать дочку, в ту самую трагическую ночь, когда Боб Юэл — обвинитель Тома Робинсона, не простивший Аттикусу своего позора на суде, — едва не убил обоих ребят, а Джима покалечил на всю жизнь: «Почти все люди хорошие, Глазастик, когда их в конце концов поймешь».
Процент хороших людей здесь явно завышен, хотя прекраснодушный идеализм вовсе не характерен для Аттикуса Финча, человека, много передумавшего и не боящегося правды. Автор сам делает необходимые поправки к декларации своего героя. Вернее, поправки неизбежно возникают из самого содержания романа.
Аттикус Финч — не бунтарь, не чужак в своем городке, в своем округе, где живет уже пять поколений Финчей, некогда — богатых землевладельцев, ныне существующих на весьма ограниченные заработки юристов, врачей, фермеров.
То, что Аттикус Финч, мирный, уживчивый, внимательный сосед, воплощение деликатности и терпимости, оказался в какой-то мере изгоем, говорит о подспудных силах диких предрассудков и бессознательной жестокости, еще существующих во внешне ленивой, идиллической атмосфере патриархального городка. Мрачные традиции живут потаенно и зловеще, как несчастное семейство Рэдли в своем «проклятом» доме за наглухо закрытыми ставнями. Сильнее добрососедских уз, сильнее личной порядочности, сильнее разума оказывается вековая формула: «Черномазых надо держать на месте». Очень сдержанно, не в публицистическом комментарии, а с помощью фактов — важных и мелких, увиденных широко открытыми, беспощадными в своей непредубежденности глазами ребенка, — Харпер Ли затрагивает главное в тугом узле проблем, связанных с так называемым «негритянским вопросом» на Юге США. Она показывает, как самые обыкновенные, по-своему неплохие, а подчас и чем-то импонирующие люди по косности, невежеству или просто душевному малодушию оказываются соучастниками преступления против человечности — расовой дискриминации.
Об этом писательница говорит без экивоков, прямо и резко. Однако в отличие от многих своих коллег-южан она не стремится сделать тему жестокости и нравственного смятения доминирующей. Повествование ведет удивительно славная, здоровая духом и телом Джин-Луиза, по прозванию Глазастик, и это, разумеется, определяет его общий мажорный вопреки трагическим эпизодам тон. Именно с Джин-Луизой, Джимом и Аттикусом связано все, что представляется самым удачным, самым сильным и привлекательным в этой первой книге американской романистки. Сама история с обвинением Тома Робинсона все же несет на себе отпечаток литературного стереотипа, быть может, потому, что несколько стереотипен «хороший негр» (то есть послушный, знающий свое место «потомок дяди Тома») Том Робинсон. Семейство браконьера и пьяницы Боба Юэла, «принципиально» живущего за счет благотворительности, в состоянии, близком к скотскому, изображено весьма выразительно, в той лаконичной и острой манере, которая присуща писательнице. Но «стопроцентное злодейство» Юэла приобретает несколько мелодраматический оттенок, когда, не довольствуясь мелкими гадостями и публичными угрозами, он пытается в отместку Финчу убить его ребят. Это попросту малоправдоподобно и, похоже, понадобилось автору главным образом затем, чтобы довести до кульминации и как-то разрешить сюжетную линию, связанную с таинственной фигурой Страшилы Рэдли.
Само заглавие книги — «Убить пересмешника...»— выражает главное в авторском замысле.
Пересмешник — птица забавная и безобидная, она не портит посевов, убить ее считается в Алабаме грехом. Когда дядя дарит Джин-Луизе и Джиму духовые ружья, отец, не слишком довольный таким подарком, предупреждает еще раз об этой охотничьей заповеди. В этом есть и символический смысл: не убить пересмешника — значит не совершать бессмысленно жестоких поступков. Однако нравственный кодекс, который неприметно и непрерывно и в повседневном житейском опыте, и в минуты кризисов вырабатывается в семье Финчей, разумеется, куда богаче. В основе его лежит один принцип: правда. В этой семье на все вопросы отвечают с разной степенью детализации, но всегда правду. Уважение к детям, вовсе не исключающее дисциплины и требовательности, пронизывает отношения Аттикуса с сыном и дочерью, отношения, на обывательский взгляд несколько причудливые, но по существу очень близкие и нежные.
Младшие Финчи знают, быть может, несколько больше, чем положено им по возрасту. Но это не мешает им в полной мере сохранить чистоту и подлинную детскость жизневосприятия. Глазастик и Джим бегают в местную школу, где рядом с ними сидят за партами, играют и дерутся на школьном дворе босоногие, а подчас и голодные дети безработных и фермеров. Первые школьные впечатления Джин-Луизы иногда забавны (очень смешно рассказано в книге о том, как молодая, беспомощная учительница, энтузиастка «системы Дьюи», читает сказочки скептическим и житейски более умудренным, чем она, первоклассникам), иногда — тревожны и огорчительны. Но отец хорошо понимает всю резкость разрыва между миром дома и школы и дает дочери первые уроки того, как надо «жить с людьми» — то есть уметь «влезть в чужую шкуру и походить в ней». Чуткость, ум, лукавый и добрый юмор отца, не смягчая неразрешимых противоречий реальности, помогают ребятам ориентироваться в ней, самостоятельно решать свои собственные нравственные проблемы. Дидактикой в доме Финчей не пахнет; здесь живут непринужденно, ссорятся и мирятся, но добрые чувства, ясную голову и твердую руку — эти качества Джин-Луиза и Джим приобретают «с младых ногтей».
«Мейкомб — город старый, — вспоминает взрослая Джин-Луиза, — когда я его узнала, он уже устал от долгой жизни. В дождь улицы раскисали и под ногами хлюпала рыжая глина; тротуары заросли травой, здание суда на площади осело и покосилось. Почему-то в те времена было жарче, чем теперь: черным собакам приходилось плохо; на площади тень виргинских дубов не спасала от зноя, и костлявые мулы, впряженные в тележки, яростно отмахивались хвостами от мух. Крахмальные воротнички мужчин размокали уже к девяти утра. Дамы принимали ванну около полудня, затем после дневного сна в три часа и все равно к вечеру походили на сладкие булочки, покрытые глазурью из пудры и пота».
Переводить книгу Харпер Ли далеко не так просто, как может показаться, когда читаешь эту прозу — ясную, четкую, легкую. Очень трудны переходы от Джин-Луизы маленькой к Джин-Луизе взрослой: меняется лексика и ритм речи — и все же надо сохранить индивидуальность героини. Переводчикам удалось достичь этого. В переводе есть множество отличных находок. Когда Джин-Луиза, например, замечает о брате, что, вспоминая умершую мать, он «иногда посреди игры вдруг длинно вздыхал, уходил за гараж и играл там один» — это «длинно» говорит нам что-то и о рассказчице, и о Джиме. Это надо было почувствовать, потому что в английском языке «длинно» и «долго» выражаются одним словом. Хорошо найдено и слово «чернолюб» — nigger lover — по русскому звучанию и выразительности. Впрочем, в оригинале это выражение звучит резче, оскорбительнее, потому что nigger — это не просто «черный». Может быть, «любитель черномазых» было бы здесь больше на месте. Об этом стоило бы подумать при отдельном издании книги. А издать ее отдельно следует.
В современном американском романе есть немало интересных явлений, и обычно то, что наиболее интересно, отмечено очень мрачным, подчас болезненным взглядом на жизнь. «Убить пересмешника...» — довольно редкое исключение из этого правила.
Дешевого оптимизма и слащавой гуманности на страницах книг популярных американских авторов сколько угодно — для этого есть свой «рынок», как и для всего прочего. Но здесь не раскрашенная картинка, здесь жизнь во всех ее контрастах, отнюдь не приводимых к благополучному «общему знаменателю». И то, что в гуще ее мы видим доброго, смелого, вдумчивого человека, которого хочется иметь своим соседом и с детьми которого хочется познакомить наших детей, вызывает чувство признательности к автору этой книги.
Л-ра: Новый мир. – 1963. – № 6. – С. 264-268.
Произведения
- Аттикус Финч и его дети
- Вечный Адам (Размышления над полузабытой книгой)
- Новый вызов переводчикам: продолжение романа Харпер Ли как проблема перевода
Поділитися