О символике солнечного света в романе Натаниэля Готорна «Алая буква»
Г.И. Гридина
Творчество американского романтика Натаниэля Готорна — явление значительное и сложное. Большинство исследователей видят в Готорне основоположника американской национальной литературы, чьи традиции восприняли писатели XX в.: Г. Джеймс, Э. Уортон, У. Фолкнер. Вместе с тем, суждения ученых о мировоззренческих позициях Готорна часто противоречивы и неопределенны: пуританин и язвительный критик пуританизма, друг Эмерсона, Торо, Олькотта, решительно отвергавший трансцендентализм, участник эксперимента Брук Фарм, с глубоким пессимизмом оценивавший утопические идеи колонистов.
Некоторые американские ученые склонны ограничивать содержание произведений Готорна психологическим анализом темных сторон человеческой души, проблематику единственной проблемой влияния зла на душу человека; представляют творчество писателя далеким от проблем действительной жизни и совершенно изолированным от каких-либо влияний европейской или современной ему американской мысли. Этот взгляд на творчество Готорна может быть объяснен отчасти стремлением романтизировать личность писателя, свойственным многим американским литературоведам, отчасти невниманием к специфике творческого метода Готорна.
Этическое осмысление проблем общественной жизни — характерная черта культуры новоанглийского Возрождения, равно свойственная как писателям — Готорну, Мелвиллу, так и философам — Чаннингу, Эмерсону, Торо, объясняющим «эстетические, интеллектуальные и даже политические и экономические стороны человеческого существования категориями этики».
Сам писатель в предисловии к новелле «Дочь Рапачини» (сб. «Отшельник из старой усадьбы», 1846) подчеркивал свою «глубоко укоренившуюся любовь к аллегориям», которые придают образам «сходство с теми фигурами и пейзажами, которые возникают иногда в рисунке облаков».
Повествовательная структура лучшего, по мнению исследователей, романа Готорна «Алая буква», представляет собой гармоничный комплекс символических образов. Природой символа, его многозначительностью и возможностью ассоциативных связей обусловлено то поразительное многообразие интерпретаций, какое допускает роман. Глубина символического подтекста позволяет прочитать «Алую букву» как исторический роман о становлении новой нации, психологический роман, исследующий влияние чувства вины на душу человека, роман о любви.
Один из основных компонентов символической структуры «Алой буквы» — образ солнечного света. Солнечный свет лейтмотивом пронизывает творчество Готорна. Он возникает в этико-философских новеллах первого сборника писателя «Дважды рассказанные истории» (1837). Образ света уже в них противопоставляется пороку: корысти, предательству, тайному греху, жестокому фанатизму. В романах 50-х гг. «Алая буква» (1850), «Дом о семи фронтонах» (1851) воплощением этого начала является символический образ солнечного света, чье значение неразрывно связано с нравственной проблематикой. Исследование содержательной стороны образа солнечного света в романе «Алая буква» позволит, на наш взгляд, выявить некоторые особенности этического идеала писателя.
Контраст света и тени намечен в символико-философском вступлений к роману, главе «Двери тюрьмы». В противопоставлении «черного цветка цивилизации», «старого, как само преступление», здания пуританской тюрьмы и цветущего розового куста у его порога определяется основной мотив повествования — противопоставленность мрачной тени пуританских нравственных догм и света «милосердия, которым исполнено всеобъемлющее сердце природы», пуританской Новой Англии и мечты о «ином, прекрасном и одухотворенном» будущем.
Мотив солнечного света возникает впервые в главе «Рыночная площадь» и развивается на протяжении второй и третьей глав, изображающих, публичное осуждение Эстер Прин, героини романа, родившей незаконного ребенка и обреченной по приговору суда, всю жизнь носить на груди алую букву «А» (начальную букву слова «адьюлтересс» — «прелюбодейка»). Алая буква, воплощающая суровый и беспощадный дух пуританской законности, «отторгнув Эстер Прин от остальных людей», замыкает ее в «непреступном кругу одиночества». Солнце же равно освещает и осужденную, и тех, кто судит ее. Солнечный свет озаряет «могучие плечи, пышные формы и круглые, цветущие щеки» женщин, присутствующих при наказании Эстер, солнечные лучи искрятся в густых и блестящих волосах героини, и глаза священника Уилсона, обращающегося к толпе с проповедью о пагубности греха, «щурятся от ослепительного солнца совершенно так же, как глаза ребенка Эстер». Так в первых главах возникает связанный с образом алой буквы мотив одиночества, отчужденности и, воплощенный в образе солнечного света, «который сиял равно для всех», мотив единства людей.
Алый знак отверженности и одиночества Эстер вместе с тем является символом тайного «братства во грехе», выражением основного тезиса пуританизма — греховности всех перед богом, равенства всех во грехе. Алая буква наделяет Эстер способностью «угадывать, благодаря внутреннему сродству, тайный грех в сердцах других людей», открывая, что «внешнее обличье чистоты может лгать, что если бы удалось узнать правду, алая буква запылала бы на груди многих, а не одной только Эстер Прин».
Священник Димсдейл, отец ребенка Эстер, виновный в нарушении морального закона и скрывающий свою вину, не подвергнут осуждению, но «бремя преступления и страдания тесно породнило его со всем грешным братством людей». Это тайное «братство во грехе» не исключает одиночества и разобщенности. Скрываемая вина заставляет Димсдейла скрывать собственные страдания, потому его изоляция более глубока и страшна, чем одиночество Эстер. Солнечный свет, играющий на алой букве Эстер, символизирует явный грех. Осужденный, но дающий право на открытое страдание и сострадание, которое Эстер находит в «большом и горячем сердце народа». Свет солнца, сияющий «равно для всех», как выражение единства людей, основанного на любви и сострадании, противопоставлен тайному грешному братству пуритан.
Подчеркнута темная фигура безжалостного и непрощающего Роджера Чиллингуорса, мужа Эстер, посвятившего жизнь изощренной мести священнику, неразрывно связанного с ним чувством взаимной ненависти, — законченное выражение трагического одиночества Димсдейла, причастного к мрачному пуританскому «братству во грехе», но отринутого от истинного братства.
Чиллингуорсу, олицетворяющему фанатическую нетерпимость пуританских нравственных догм, исключающих милосердие, противопоставлен неотделимый от Эстер солнечный образ ее дочери — Перл. Развитие темы солнечного света связано с этим двойственным образом. Перл — «прямое следствие вины, заклейменной людьми», постоянное напоминание о грехе матери и «ее единственное сокровище», она — «алая буква, наделенная жизнью», пылающая тем же огнем, что знак на груди Эстер, символ наказания и отверженности, и в то же время, «ребенок, который должен был соединить мать со всеми живыми людьми и их потомками».
Включение солнечного света в структуру образа Перл происходит одновременно с развитием ее двойственного образа. Автор сравнивает яркую красоту дочери Эстер с сиянием света: «Так ослепительна была красота девочки, что, казалось, вокруг нее на темном полу домика ложится сверкающий круг», уподобляет изменчивость ее настроения игре северного сияния, подчеркивает контрасты «черной тени и нестерпимой яркости» в ее характере.
Но поначалу эта «нестерпимая яркость» напоминает лишь сверкающий знак Эстер, а сама Перл являет собой «следствие и воплощение греха», «алую букву, но в иной форме». Связь солнца и Перл возникает вместе с развитием другой грани контрастного образа — «ребенка, который должен был навеки соединить мать со всеми живыми людьми и их потомками». Соотнесенность солнечного света и Перл возникает как стремление ее к солнечному свету: восхищенная блеском искрящегося на фасаде дома губернатора солнца, она требует, «чтобы со стены сняли весь солнечный свет и отдали ей поиграть». Далее эта связь становится более отчетливой: среди залитого солнечным светом холла в губернаторском доме Перл кажется существом, родственным солнечным лучам. «Я видел такие фигурки, — утверждает священник Уилсон, — когда солнечные лучи проникали сквозь цветные оконные стекла, и на пол ложились золотые и пурпурные пятна». Слияние солнечного света и образа Перл происходит в 16 главе («Прогулка в лесу»). Перл удается «поймать», «словно привлеченный к ней симпатией», солнечный луч, неуловимо скользящий «среди нахмуренной мрачности дня и леса».
Одновременно со слиянием образа Перл и солнечного света возникает соотнесенность Перл и розы, растущей у порога тюрьмы. Священник Уилсон, впервые увидев Перл, называет ее «красной розой», сама Перл на вопрос священника о том, кто ее создал, отвечает, что мать нашла ее в розовом кусте у дверей тюрьмы. Противопоставленность в первой главе розы и «черного цветка» пуританизма, тюрьмы, здесь осмысляется как «проистекающая от нарушенного закона» свобода Перл от нравственных догм. Перл кажется жителям пуританской общины существом, отличным от всех, созданным «из нового, иного материала, чем остальные люди». В то же время природа, «старый лес и дикие существа, вскормленные им», признают родственную душу в Перл, «которая не считается ни с какими человеческими обычаями и взглядами, правильными или неправильными».
Перл — «живая алая роза», освещенная солнцем, материальное воплощение явной, нескрываемой вины, и в то же время — излучающая солнечный свет роза, древний символ любви, «которая... всегда так пронизывает сердце солнечным сиянием, что оно невольно выплескивает часть его в окружающий мир», олицетворение «милосердия, которым исполнено всеобъемлющее сердце природы» и свободы от законов пуританизма.
Солнечный свет, переплетаясь с символикой алого знака и розы, воплощает естественный закон свободного от пуританской нетерпимости братства людей, основанного на любви и сострадании, в нем автор находит естественную основу гармонии человека и общества, поиски которой были ведущей проблемой философии новоанглийского Возрождения.
Л-ра: Структура литературного произведения. – Владивосток, 1983. – С. 130-135.
Произведения
Критика
