Лилиан Хеллман. Pentimento
М. Коренева
Лета клонят к суровой прозе не только поэтов; и поклонникам прозы случается осваивать новые жанры. Но редко переход из одной стихии в другую совершается столь органично, естественно и дает такие художественные результаты, как у прославленного мастера драматургии США Лилиан Хеллман, выпустившей недавно в свет вторую книгу воспоминаний (первая появилась в 1969 году под заглавием «Незавершенная женщина»).
В современном итальянском языке слово «pentimento» чаще всего означает «раскаяние». Однако есть у него и второй смысл, восходящий к живописной практике старых итальянских мастеров. Так в свое время принято было обозначать следы давнего, первичного изображения на холсте, дереве или пергаменте, проступающие сквозь более поздние напластования.
Хеллман пишет о том, как на полотнах минувших эпох порой проступают очертания и наброски первоначального замысла и сквозь женское платье вдруг начинает просвечивать, скажем, дерево, а под фигурой мальчика виднеются контуры собаки. Так и у нее «записанные» временем события далекого прошлого; детство, проведенное в Луизиане, блистательный мир театра 30-х и 40-х годов, «странные» преображения людей в эпоху маккартизма и многое, многое другое — предстают перед взором читателя в своей первозданной свежести.
Хеллман словно намеренно отбрасывает ностальгическую дымку, знакомую нам по многим произведениям мемуарного жанра, и, нарушая остраняющую дистанцию времени, погружает нас в гущу событий, воспроизводимых с захватывающей живостью и точностью. Это вовсе не значит, конечно, что события полувековой давности представлены в книге как современные: мы находим в ней достаточное количество выразительнейших примет и деталей, позволяющих очень точно датировать их, однако обрисованы они так, что вызывают действенное, сиюминутное читательское сопереживание, создавая то ощущение полноты и насыщенности жизнью, какое обычно свойственно лишь первоклассной художественной литературе.
Мучительно продираясь сквозь категоричность первых и уже устоявшихся оценок, она стремится увидеть и понять мир своего детства и юности, окружавших ее людей в их реальном жизненном содержании, и эта интенсивность осмысления, участниками которого нас делает писательница, как раз и придает ее книге ощущение необычайной полноты и подлинности возникающей на ее страницах жизни.
«Первая леди» американского театра, Л. Хеллман, естественно, знала многих из тех, чьи имена вошли в историю театра и литературы Соединенных Штатов; деятельная, энергичная натура, она встречала знаменитых людей из самых разных сфер жизни. Глубоким человеческим пониманием проникнуты нарисованные ею портреты таких деятелей американской культуры, как писательница и публицистка Дороти Паркер, один из ветеранов и признанных «мэтров» детективного жанра в США Дэшил Хэмметт, подвергшийся преследованиям в мрачные годы маккартистской «охоты за ведьмами», тонкий и самобытный поэт Теодор Рётке, «столп» голливудской империи Сэмюэль Голдвин; лица, облик, манеры этих людей надолго запомнятся всякому, кто прочитал книгу.
Однако в отличие от многих других воспоминания Л. Хеллман не ограничены рассказами об одних лишь знаменитостях. Значительная, если не большая часть книги посвящена людям, чьи имена ничего не скажут читателям, незнакомым с обстоятельствами непростой биографии писательницы; ее родными, близкими, друзьями, знакомыми; но под пером Л. Хеллман их образы обретают достоверность жизни, схваченной точно и проникновенно. И читатель, который, столкнувшись с толпой незнакомцев, обычно с досадой спешит пробиться к страницам, сообщающим новые детали уже принявшим в его воображении конкретные очертания знакомым лицам, на этот раз, не отрываясь, «проглотит» эти описания, ибо в каждом из них — даже небольшом — перед ним предстанет живая, неповторимая личность.
Пожалуй, в этом вынесении характера в центр повествования более всего сказалась долголетняя практика Л. Хеллман-драматурга. От драматургии же идет, думается, и способность Хеллман-мемуариста видеть прошедшее не застывшим, не зафиксированным раз и навсегда, как будто замкнутым под стеклянным колпаком времени, а продолжающим свое особое движение, в котором от последствий можно двигаться к первоистокам и, вернувшись назад, заново, в новом освещении увидеть сами эти последствия.
Было бы нелепо пытаться в двух-трех словах охарактеризовать героев книги — это сделано писательницей с блеском, соревноваться с которым в рецензии было бы наивностью. Следует лишь обратить внимание на многообразие типов, схваченных в книге — хотя бы в одной ее главе, «Вилли» (начало ее совпадает с юными годами будущей писательницы; в главе живо воссоздается жизнь Нового Орлеана первых десятилетий нашего века, во многом помогая понять, осмыслить под новым углом зрения как будто столь уже знакомый по многим блестящим литературно-драматургическим образцам американский Юг). Тут и дельцы, молниеносно наживающие миллионные состояния и столь же молниеносно их спускающие, и хрупкие, бледные дамы, претендующие на парижскую изысканность (одна из них — тетка писательницы, под огромные проценты ссужавшая деньги собственному мужу, содержавшая любовника-негра под видом шофера и принимавшая морфий), старые негритянки, родившиеся еще во времена рабства, которым под старость некуда деваться, и весь прочий люд пестрой и шумной столицы Юга 20-х годов, этого «окна», в «банановые республики» Южной Америки.
Отдельные главы-портреты в книге Л. Хеллман ничем не связаны между собой, кроме личности автора повествования, редко, однако, оказывающегося в фокусе событий, хотя и неизменно втянутого в самый их круговорот. Внимание Л. Хеллман безраздельно отдано другим людям, другим жизням, из непостижимого соотношения столкновений, отталкиваний, разрывов с которыми складывается и ее собственная жизнь. Сама же она — лишь размышляющий герой, стремящийся постичь подлинный смысл происходящего. Сегодня, когда в литературах Запада выходят на поверхность все более тревожные, антигуманистические тенденции, когда под натиском бездуховности в иных литературных произведениях человек, как таковой, во всем многообразии возможностей и проявлений его натуры, все чаще отходит на задний план, присущий Л. Хеллман дар «проникаться человеком» обретает особую ценность. Это свойство составляет одно из редких достоинств ее книги воспоминаний, и потому, кто бы ни взял ее в руки, не только окажется по-настоящему захвачен ею, но, прочитав, преисполнится благодарностью к писательнице, подарившей нам целый живой мир.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – Москва, 1975. – Вып. 6. – С. 45-47.
Произведения
Критика
