Альбрехт Галлер. ​Глава третья

Научно-педагогическая деятельность Галлера в Геттингенском университете и создание им научной школы анатомов, ботаников, медиков, физиологов и эмбриологов в 1736—1753 гг.

Отцы города Берна отнеслись к отъезду А: Галлера двойственно. Ведь они потратились на постройку здания для анатомических занятий молодого врача, а он уезжает в Германию. Разве его не ценили на родине как талантливого поэта? Однако препятствовать отъезду Галлера члены Верховного совета Бернской республики не стали.

Оставив дочь и младшего сына на попечении старшего брата, Галлер с женой Марианной и сыном Готлибом отправился в далекий путь. Он был воодушевлен перспективой работы в новом университете, мечтал о возможности общаться с молодежью, вести большую научную работу. Но случилось несчастье: при въезде в Геттинген повозка, на которой находилась Марианна Галлер, опрокинулась и придавила ее. Она скончалась через несколько дней. Галлер был поражен случившимся. Свою скорбь он излил в элегии «На смерть Марианны».

В эти трагические дни около него оказался И. Губер — первый ученик, помощник и преданный друг. Губер был прилежным прозектором в Бернской больнице, у него был большой опыт, и бесспорно он мог быть очень полезен молодому профессору. Похоронив жену, Галлер решил покинуть Геттинген. Губер уговорил друга не возвращаться на родину, а лечить горе упорным трудом. Наместник короля Георга II канцлер Ганновера Мюнхаузен энергично помогал молодому профессору. Башня у городских ворот была предоставлена для анатомического театра университета, для ботанического сада был отведен большой участок земли. В отличие от своих коллег, которые мало путешествовали, Галлер был хорошо знаком с положением дел, с постановкой научно-педагогической стороны деятельности университетов Голландии, Англии, Франции и Базельского университета. Он хорошо знал, что для успеха воспитания будущих медиков необходимы хороший анатомический театр, ботанический сад, библиотека и клиника при больнице.

Галлер развил удивительно разностороннюю деятельность: он быстро преобразил башню в анатомический театр, организовал ботанический сад, куда из Англии и Голландии стала поступать масса растений, школу по анатомии для молодых художников Ганновера и окрестных земель, создал библиотеку при университете. Он добился организации в Геттингене родильного дома для неимущего населения. Ему удалось убедить администрацию университета и Мюнхаузена в том, что для успеха научной работы нового университета совершенно необходимы научное общество, способное объединить силы ученых Ганновера и запада Германии, а также издание собственного научного органа.

Местные профессора университета вначале относились к чересчур энергичному иностранцу с неодобрением и насмешками, но Галлер вскоре доказал, что по своей эрудиции, целеустремленности, колоссальной работоспособности он не имеет себе равных среди коллег. Все это в сочетании с отличным знанием древних и европейских языков, знакомством с библиотечным и издательским делом и поражающей способностью к «сквозному действию» выдвинуло 29-летнего профессора на роль научного лидера Геттингенского университета, который еще не имел традиций и отличался от других университетов отсутствием рутины, схоластики. Галлер стремился освоить все прогрессивное, что уже было накоплено передовыми университетами Европы. Он помнил, как И. Дювернуа читал анатомию человека студентам-медикам в Тюбингене по рисункам и всего лишь один раз за два года произвел вскрытие трупа. Он отвергал знакомство будущего врача с растительным миром по картинкам учебников или по засушенным листьям в гербарии. Галлер организовал экскурсии молодых медиков по полям и лесам Ганновера, ездил с ними в северные зоны Германии, где изучал растительность дюн и приморских местностей, помогал им работать в ботаническом саду университета. Но в одном отношении он отступил от существующих требований: не мог обучать хирургов, сам непосредственно производя операции. Уже работая в Парижской больнице у хирурга А. Ледрана, Галлер почувствовал отвращение к операциям на людях: он не мог приносить страдания оперируемым, ибо в те годы наркоза в хирургических клиниках не применяли. Он производил учебные операции на трупах, а позже на животных. Между тем благодаря энергичной помощи Мюнхаузена снабжение медицинского факультета трупами было отлично налажено, и Галлер позже мог с гордостью писать, что за 17 лет работы профессором анатомии и хирургии он тщательно проанатомировал 360 трупов и опубликовал 7 томов «Анатомических рисунков», выполненных местными художниками и им самим.

В XVIII в. в Европе возникло много научных журналов, которые издавали Академии наук, университеты, научные общества. Оправляясь от последствий тридцатилетней войны, такие города, как Лейпциг, Нюренберг, Гамбург, Берлин, возобновили у себя деятельность книгоиздательских фирм. Галлер понимал огромное значение печатного слова для консолидации сил ученых университетов, для прогресса научных исследований и популяризации науки. Организация при научном обществе его печатного органа — «Геттингенской газеты научных событий» было для него делом первостепенной важности. В первой половине XVIII в. в различных странах Европы посредством печати возникали международные связи ученых, налаживался обмен сведениями об открытиях, изобретениях, о новых методах исследования, читатели узнавали об итогах больших экспедиций, о новых географических открытиях. Но наряду с довольно разнообразными печатными органами научных обществ и других организаций существовал и более старый способ обмена мнениями, научными новостями и обсуждением нерешенных проблем науки — личная переписка.

Изыскания швейцарских историков науки, обработавших архивные материалы А. Галлера и его записи об отправленных и полученных письмах, показали, что он переписывался с 1080 корреспондентами, которым отправил около 13 000 писем на латинском, французском, немецком, английском и других языках (в этом отношении его превзошел разве что Г. Лейбниц, написавший 16 000 писем). Биографы Галлера отметили рано развившуюся его способность оценивать прочитанное и вносить в свои конспекты замечания по содержанию прочитанной книги.

У Галлера и здесь было большое преимущество по сравнению со своими коллегами по Геттингенскому университету. Он был хорошо знаком с постановкой дела издания научных журналов и других научных трудов, выходящих в Швейцарии, Англии, Голландии, Германии и Франции. Не случайны были его записи о роли газет и научных публикаций в поднятии общего уровня культуры и науки в Голландии, Англии и Франции. Он отмечал, что в Лондоне печаталось около сотни газет, где читатель мог найти хронику научных и культурных событий мира. Галлеру были знакомы также труды Академий наук Берлина, Петербурга, Парижа и различных научных обществ. В Базеле и в Берне он ознакомился с постановкой типографского дела и понимал, как важно хорошо поставить издание в новом университете печатного органа научного общества.

Галлер стал редактором-издателем «Геттингенской газеты научных событий». В ней и других научных изданиях он печатал свои рефераты, рецензии, заметки о разнообразных научных событиях мира. За 40 лет напряженной рецензентской деятельности он опубликовал 9300 рецензий, рефератов и заметок. При этом он не ограничивался рецензиями на монографии, диссертации (так назывались статьи, небольшие монографии или обзоры по отдельным проблемам), сообщениями о защитах докторских диссертаций, но систематически печатал рецензии на художественные произведения. Насчитывается более 1000 рецензий Галлера, посвященных книгам писателей разных стран Европы. Энергичное и умелое руководство «Геттингенской газетой научных событий» вскоре обеспечило за этим печатным органом провинциального университета репутацию солидного европейского научного журнала, в котором Галлер публиковал оригинальные работы профессоров и их сотрудников, рефераты, обзоры, рецензии, научную хронику, при этом он широко использовал материалы своей частной переписки. Одновременно Галлер посылал свои работы, а также работы своих учеников и коллег в журналы Англии, Голландии, Франции и Швеции, устанавливая таким образом широкие связи германского университета с иностранными научными корпорациями и Академиями наук.

Скептицизм и недоверие к Галлеру, которые были проявлены в первое время его коллегами по университету, были быстро развеяны. Наступило признание его крупного организаторского таланта, исключительной эрудиции, способности к «сквозному действию» — он стал лидером молодого университета. Георг II назначил Галлера своим советником, а Мюнхаузен и другие высшие чиновники Ганновера энергично помогали ему налаживать издание в типографии трудов профессоров университета, способствовали регулярному выходу в свет «Геттингенской газеты научных событий», ведали организацией ботанического сада, закупкой большого количества научной литературы для библиотеки университета. Позже, после того как Галлер вернулся на родину, молодой университет имел прекрасную библиотеку, которая насчитывала около 200 000 книг! И это была целиком заслуга Галлера, результат его проницательности и энергии.

Медицинский факультет нуждался в хорошо поставленном преподавании анатомии и хирургии. Небольшой анатомический театр, который Губер и Галлер организовали в башне у городских ворот, стал местом, где происходили учебные и научные исследования по анатомии человека, причем не только для студентов-медиков, но и для художников Ганновера. Здесь же проводились физиологические опыты на млекопитающих, птицах, амфибиях и рыбах. Этот анатомический театр превратился вскоре в физиологическую лабораторию. Более 600 экспериментов на разнообразных животных произвел здесь Галлер вместе со своими учениками! Именно аудитория и башня у городских ворот Геттингена явились колыбелью первой научной школы в Европе — школы анатомов, акушеров, медиков, эмбриологов и физиологов, в состав которой входили 73 человека, окончивших медицинский факультет Геттингенского университета — немцы, швейцарцы, голландцы, англичане, французы, венгры, шведы, уроженцы Прибалтики. Иными словами, научная школа Галлера по своему составу была интернациональной школой.

Чем же занимался в Геттингене сам Галлер и на изучение каких проблем нацеливал он своих учеников? В Швейцарии он продуктивно занимался ботаникой и анатомией. Он напечатал несколько небольших работ, посвященных анатомии грудной клетки, где доказал, что в плевральных мешках нет воздуха, и описал особенности участия внешних и внутренних межреберных мышц в процессе дыхания.

Ему было известно, что в 30-х годах XVIII в. его учитель Г. Бургав проводил интересные опыты, выясняя значение белковых веществ в курином яйце для развития цыпленка; при этом он воздействовал различными химическими веществами на яйцо и эмбрион. Правда, это направление эмбриолого-химических работ Бургава сам Галлер не продолжал, но позже он выполнил несколько важных работ по эмбриологии.

Галлер хорошо знал работы замечательных анатомов — К. Галена, А. Везалия и их последователей, а его занятия в школе художников анатомией вызывали у него переоценку подхода старых анатомов к строению тела человека. Его не удовлетворяло простое описание частностей, он придерживался тенденции Ж. Винслоу—познавать структуру органов и тканей в их связи с другими частями тела, искать корреляцию между ними. Но до Винслоу аналогичный подход к анатомии человека был присущ великим художникам Возрождения — Леонардо да Винчи, Микеланджело, А. Дюреру.

Медики, занимавшиеся изучением структуры и функции мышц, исследовали их как совокупность рычагов, их связок, тяговых усилий мышц, сочетая с этим приемы геометрии и механики. Большой вклад в эту область анатомии и физиологии аппарата движения животных и человека внесли ученики Галилея — Джиованни Борелли (1608—1679 гг.) и его друг Франческо Реди (1628— 1698 гг.), проводившие эксперименты в Академии опыта во Флоренции. Борелли стал основателем нового направления в медицине — ятрофизического; все жизненные явления он пытался объяснить на основе законов физики и математических моделей. Он систематически исследовал энергетику сокращений скелетных мышц и сердца, при этом ему довольно точно удалось определить ту силу, которую способны развивать мышцы скелета, производя работу, но его расчеты работы сердца оказались ошибочными и завышенными. В 1680—1681 гг. в Риме было опубликовано двухтомное сочинение Д. А. Борелли «О движении животных». Объяснение им причин мышечного сокращения основывалось на аналогии ткани мышц с набухающей от проникновения воды веревкой. Само набухание мышечных волокон — результат химической реакции, которая возникает в момент контакта «нервного сока» с кровью в мышце и выражается в своеобразном «закипании» крови. Возбужденные частицы крови проникают в мышечные волокна, они вздуваются, и мышца сокращается.

Идеи Борелли были восприняты учеными Англии, в частности гипотеза «взрыва» (или «закипания») для объяснения мышечного сокращения. Так, например, У. Крун (1633—1684 гг.) и Т. Виллис (1621—1675 гг.) на основании своих опытов по сокращению мышц млекопитающих животных попытались обосновать гипотезу, согласно которой «животные духи» поступают из мозга через нервы в мышцы и там соединяются с веществами крови, содержащими серу или азот; в результате этого происходит «взрыв» и мышцы сокращаются, увеличивая свой объем. Однако Ф. Глиссон (1597—1677 гг.) применил прибор для определения объема руки человека (предтеча современного плетисмографа) и доказал в опытах на мускулистом атлете, что объемы мышц руки при сокращении не увеличиваются, но даже слегка уменьшаются. Такой эксперимент вызвал сомнение в справедливости гипотезы «взрыва» для объяснения причин мышечного сокращения. В 1672 г. в книге «Трактат о природе энергетической субстанции, посредством которой поддерживается жизнь» Глиссон высказал важную идею о раздражимости как свойстве мышц отвечать на различные раздражения сокращениями. Это учение о раздражимости не было оценено и понято его современниками [15, с. 162—163].

Однако, как отмечал М. Г. Ярошевский, «уровень развития естествознания в XVII веке еще не позволял открыть вслед за раздражимостью другие свойства органической материи и продолжить начатое Глиссоном заполнение пропасти между двумя намеченными Декартом полюсами: механизмом природы и самосознающей мыслью... Это понятие (раздражимости, — В. М.) предвещало новое направление поисков, приведших в XVIII веке к установлению того, что основу не только двигательной, но и сенсорной стороны рефлекторного акта составляют специфические свойства живой материи» [20, с. 38—39].

Ни гипотеза «взрыва» («закипания крови»), ни сравнение мышцы с эластичными физическими предметами не смогли объяснить, каковы причины мышечного сокращения. Применение этих аналогий для объяснения аппарата локомоции животных и человека успеха не имело. Теоретические обобщения Ф. Глиссона нуждались в основательной экспериментальной проверке. Она была произведена Галлером и его учениками, и эти работы стали побудителями для его важного теоретического обобщения — учения о раздражимости и чувствительности как специфических свойствах живой материи. Галлер, будучи в Базеле, познакомился с математиком-физиологом Иоганном Бернулли, который был сторонником ятромехаников, изучал изменения формы и объема мышц при сокращении, переходы от формы веретена в шарообразную форму. Его сын и ученик Даниил Бернулли защитил докторскую диссертацию «О дыхании» (Базель, 1721 г.), где определял степень расширения грудной клетки при вдохе и ту силу, с которой воздух входит в легкие. В Петербурге он занимался в 1726—1732 гг. изучением кровообращения, применял разряды электростатической машины для оживления «утопших уток» и пытался понять процесс кровообращения как явление гидродинамики. Вернувшись в 1733 г. в Базель, Д. Бернулли занял кафедру анатомии, под его руководством группа врачей занималась изучением физиологии дыхания и кровообращения, но сам он, как и отец, превратился в чистого математика и отошел от физиологии.

Здесь следует сделать небольшое отступление, чтобы пояснить читателю, кто были учителя Галлера и какое влияние они оказали на его последующую деятельность. И. Дювернуа немного дал Галлеру в годы его ученья в Тюбингене, он больше занимался с ним ботаникой, за 2 года вскрыл всего один труп и одну собаку. В Голландии Галлер дважды посетил Ф. Рюиша и знакомился с его коллекциями и методом инъекций, поработал у анатома Б. Альбина и самостоятельно вскрывал трупы. Позже Галлер писал об Альбине как об «анатоме первого класса». Альбин изучал развитие скелета у эмбрионов, скелетные мышцы, сосуды кишечника и матки, строение глаза и лабиринта. В Париже Галлер прилежно работал у хирурга А. Ледрана и крупнейшего анатома Жака Винслоу (1669— 1760 гг.), известного своими работами по анатомии мышц, сосудов и нервов, анализу причин уродств и проблемам акушерства. Винслоу проводил опыты на животных: изучал работу глазных, дыхательных и жевательных мышц и движение крови через овальное отверстие сердца эмбриона. Позже Галлер напечатал специальную работу, посвященную Винслоу, где особо осветил комплексный подход датского анатома в изучении анатомии и функции органов, с учетом их связей, корреляции частей и характера взаимодействия.

Влияние идей Винслоу было заметно и на тематике молодого исследователя: Галлер в Берне занялся изучением дыхательных мышц и кровообращением у эмбриона. Однако не только знание работ Винслоу могло определять методическую и широко поставленную работу Галлера и его учеников в Геттингене по физиологии кровообращения. Мы считаем, что большое влияние на него оказали замечательные эксперименты С. Гальса по физиологии кровообращения и успешное применение им математики к проблемам гемодинамики. При этом он увязывал вопросы эволюции функций сердца и сосудов с запросами практической медицины. Так, например, он изучал влияние перегрева организма (лихорадки) на работу сердца и сосудов, воздействие опийной настойки и различных лекарств. Охват проблем кровообращения у Галлера стал более широким: производились определения общего количества крови, емкости артерий, вен и капилляров. Работая в области кровообращения, Галлер обосновал важное открытие: в норме большинство капилляров закрыто; кровеносная система имеет много резервов, важных для перераспределения крови в различные моменты деятельности организма.

Если ознакомиться с работой учеников и сотрудников Галлера в первые годы его работы в Геттингене, то очевидно, что он привлекал студентов и врачей, которые могли приехать к нему, к разработке тех проблем, которые его интересовали, и стремился печатать их исследования в научных журналах или в виде маленьких «диссертаций» (сейчас мы назвали бы такую литературную продукцию брошюрами). Так, например, в 1737 г. были напечатаны работы: Г. Реймана «О сосудах сердца», X. Коха «О соотношении твердых и жидких веществ в теле человека», Д. Д. Шмидта «О движении крови через сердце», И. В. Куна «О процессе лактации у женщины», а прозектор И. Губер начал большую серию исследований строения спинного мозга, его нервов и симпатической нервной системы.

В конце книги мы приводим список учеников Галлера, которые выполняли под его руководством и докторские диссертации, и небольшие анатомические и экспериментальные работы. Этот список дает более полную картину широко поставленных разнообразных анатомических, физиологических, эмбриологических и собственно клинических исследований, которые в совокупности и обеспечили Галлеру прочное положение как в Германии, так и за рубежом и создали ему репутацию выдающегося натуралиста и медика Европы XVIII столетия.

Задачи, которые ставил перед собой Галлер, охватывали важнейшие проблемы биологии и медицины, причем решались они систематическим применением экспериментального метода. Нельзя забывать и того, что в те годы физиология еще не смогла достигнуть такой степени развития, чтобы отделиться от анатомии и стать самостоятельной дисциплиной.

Вскоре жизнь Галлера в Геттингене осложнилась новыми бедствиями. Будучи летом 1739 г. в Швейцарии, он женился. Через год его вторая жена, Елизавета Бухер, скончалась, по-видимому, от тяжелых родов, при этом погиб и новорожденный сын. В 1741 г. Галлер женился на Софии Тейхмейер — дочери профессора Иенского университета. Этот брак был счастливым: в ее лице он приобрел преданную подругу жизни и мать восьми его детей.

В 1739 г. Галлер был назначен советником Ганновера, что возвело его в ранг руководителей университета. 30-летний иностранец стал важной персоной, фаворитом канцлера и короля Георга II. Это не могло не вызвать зависть и недоброжелательство со стороны его коллег.

Готц фон Селль привел в своей книге [37] и иные причины недовольства Галлером профессоров других факультетов. Дело в том, что в Германии Галлер к моменту его поступления в Геттингенский университет больше был известен как талантливый поэт-моралист. Богословы и философы были убеждены, что в случае, если он окажется несостоятельным как профессор анатомии, ботаники и хирургии, то сможет быть полезен как полиглот и поэт в филологической семинарии. Однако Галлер прекратил заниматься поэзией (если не считать траурных элегий в связи с гибелью обеих жен) и не проявлял интереса к деятельности немецкого литературного общества при университете, которое было организовано его земляком И. М. Гесснером. Большой интерес Галлера к английской литературе, и в частности к драматургии, что выражалось в публикации многих рецензий на пьесы и художественные произведения, его желание написать книгу о поэтах Англии вызывало большое раздражение Гесснера и его последователей, видевших свою задачу в консолидации поэтов и драматургов Германии, в очищении немецкого языка от варваризмов, в отстаивании самобытности национальной литературы. Гесснеру было чуждо стремление Галлера в сотнях рецензий популяризовать литературу Франции, Англии, Италии. Неосторожные слова Галлера «немецкий язык мне чужд», сказанные для того лишь, чтобы подчеркнуть, что в детстве в семье у него говорили на французском языке, прозвучали как вызов тем литераторам и любителям словесности, которые объединились вокруг И. Гесснера. Это привело к дальнейшему обострению отношений между «выскочкой иностранцем» и патриотически настроенными профессорами университета. Позже пренебрежительное отношение Галлера к поэту Клопштоку и нежелание помочь ему стать профессором университета дало повод профессору И. Г. Бренделю в 1748 г. обратиться к канцлеру Мюнхаузену с требованием уволить Галлера из Геттингенского университета [37, с. 50].

Не забывали коллеги и выступать с критикой открытий и теорий Галлера. Одним из таких поводов явилось издание лекций Г. Бургава «Установления медицины» с обширными комментариями самого Галлера. Дело в том, что лекции Бургава были изданы впервые в 1708 г. и позже переиздавались без изменений. Между тем в своих комментариях, которые были помещены отдельно в 4 томах, Галлер модернизировал содержание лекций своего учителя, введя обширные литературные материалы по анатомии, физиологии и медицине. Эти солидные комментарии печатались в период 1739—1743 гг., вскоре они были переведены с латинского на другие языки и стали объектом критики и со стороны представителей ятромеханики, и со стороны последователей Г. Шталя. Причина была в том, что в «Комментариях» (1740 г.) Галлер впервые стал писать о своих воззрениях на раздражимость и чувствительность как основные атрибуты живой материи. Развивая идеи Ф. Глиссона о способности скелетных и гладких мышц отвечать на раздражения сокращением, Галлер привел много экспериментальных доказательств в пользу того, что это внутреннее свойство мышц связано с эластичностью и сама раздражимость зависит от структуры органа и состава крови, его омывающего. Так, он впервые открыл, что уже на ранних стадиях развития эмбрионов птиц и млекопитающих еще до врастания нервных волокон в сердце оно ритмически сокращается. Это открытие было серьезным ударом по учению Г. Шталя об «анима» как высшем регуляторе всех функций организма, проявляющемся сразу после рождения особи. На убитых животных и на человеческих трупах Галлер доказал, что раздражимость скелетных мышц не исчезает после смерти, в то время как чувствительность, присущая нервным элементам, после смерти отсутствует. По мнению Галлера, раздражимость является специфическим качеством всего живого и она связана с сократительностью. Нервный проводник не сокращается в ответ на механическое, химическое раздражение или разряд от лейденской банки, он проводит сигналы или от периферии к мозгу, или от мозга к исполнительным органам. Раздражимость межреберных мышц и диафрагмы обеспечивает дыхательному аппарату сравнительную независимость от мозга; можно говорить о их способности к автоматии, так же, как и сердца. Стимулами для активности таких органов служит состав крови, а не приказы «анима»! Раздражимость как внутренняя сила (vis insita) и чувствительность (vis nervosa) — это и есть специфические свойства, отличающие живую материю от неорганической. Более систематично свою концепцию о раздражимости и чувствительности Галлер представил в большом учебнике «Основы физиологии», опубликованном в 1747 г. на латинском языке.

Раздражимостью Галлер назвал свойство мышц, скелетных и гладких, отвечать движением на действие физико-химических раздражителей. Нервам и органам чувств присуща чувствительность, способность реагировать на действие раздражителей посылкой сигналов от периферии к мозгу и вызывать в нем ощущения прикосновения, давления, вкуса, тепла или холода и боли. Позже под влиянием данных своих учеников и Фонтана Галлер уточнял свои представления об изменениях раздражительности в зависимости от состояния ткани и времени действия раздражителя.

Проводя вместе с учениками многочисленные опыты по физиологии мышечной и нервной систем, Галлер смог обосновать закон проведения сигналов по нервному проводнику и показал, что перевязка или механическое сдавливание нерва препятствуют проведению импульса. Учение о раздражимости и чувствительности оказало огромное влияние на развитие рефлекторной теории и способствовало серьезному вниманию французских философов-энциклопедистов к проблемам нейрофизиологии и мотивам поведения и мышления человека. Бесспорно был прав М. Г. Ярошевский, когда писал: «Галлер о в ская живая машина становилась в отличие от декартовской носителем сил и качеств, которых нет у автоматов.

Представляющее вершину развития нейрофизиологии в середине XVIII в. учение Галлера составило одну из естественно-научных основ французского материализма. На это учение опирался Ламетри, непреходящей заслугой которого явилась, как известно, самоотверженная борьба с картезианским дуализмом» [20, с. 38].

Мы приведем здесь некоторые выдержки из «Основ физиологии», чтобы читателю был ясен подход Галлера к оценке роли эмоций в возникновении патологических явлений и в мобилизации функций органов, направленных к защите организма от натиска болезни.

В § 565 мы читаем следующее: «Из этих аффектов разума (гнева или страха) не только выявляются какие-либо определенные цели или задания, к достижению которых направлены действия человека, но и возникает желание уяснить себе те смутные побуждения внутри тела, которые сами по себе не оказывают серьезного сопротивления симптомам страха. И тогда разум будет господствовать над функциями организма: дыханием, возбудимостью сердца, силою мышц и желудка». Если сильная эмоция помогает мобилизации многих потенций человека и может способствовать единству действия, то тогда, по мнению Галлера, «страх возбуждает сердцебиения, вызывает учащение пульса, огромное напряжение мышц, кровь начинает вливаться и в те маленькие сосуды, которые доселе были закрыты, желчь изливается из пузыря; так иногда излечиваются болезни». Однако известно, что страх способен деморализовать и изменить раздражимость и чувствительность частей организма, поэтому, «если ослабевает сила нервов и работа сердца, замедляется пульс, нарушен аппетит и пищеварение, расслаблены сфинктеры, то тогда развивается истощение и человек тяжко заболевает» [50].

В этом же учебнике Галлер обсуждал вопрос о том, посредством чего осуществляется деятельность нервов и их функция связи и регуляции: с помощью «нервного сока» или благодаря электрической материи. В § 379 он писал: «Что касается природы нервного сока, то большая часть ученых считает, что сок похож на лимфу или белок яйца. Но можно привести много возражений против подобных мнений. Некоторые ученые думают, что нервный сок имеет электрическую природу или он подобен эфиру...». «Электрическая материя, — рассуждал Галлер далее, — является очень мощной, и она более пригодная для вызова движения мышц. Но очень трудно представить ее находящейся внутри нерва, не изолированной от соседних тканей. Электрическая материя проходит насквозь, через все тело животного. Но тогда она должна ослабевать в своей силе, так как должна преодолевать сопротивление мяса и жира» [50].

Не пытаясь решать умозрительно этот вопрос, Галлер считал, что только с помощью тщательных экспериментов можно узнать, как передаются сигналы по нервам: посредством ли быстро протекающего «нервного сока» или благодаря «электрической материи».

Изучение электрических рыб натуралистами Голландии и Франции, проведенное в начале XVIII в., применение разрядов лейденской банки в экспериментах Д. Бернулли (1729—1732 гг.) и самим Галлером — все это способствовало появлению гипотез о том, что электричество и является тем фактором, который обеспечивает работу нервных проводников. В частности, крупнейший английский натуралист Стефан Гальс (1677—1761 гг.) в своей книге «Очерки по статике, содержащие материалы по гемостатике» (1733 г.) предложил гипотезу, согласно которой электрическая энергия в животном организме возникает благодаря трению кровяных телец о стенки кровеносных сосудов. В Германии X. А. Ганзен отстаивал мнение о том, что электричество в организме должно играть роль «животных духов» в нервах (1743 г.). Карл Кесслер напечатал теоретическую работу «О движении электрической материи» (1747 г.), где писал: «Движение электрической материи является действительной причиной движений и ощущений в живом теле». Он утверждал, что «мельчайшие элементы электрической материи очень подвижны, они способны отталкиваться и притягиваться, имеют огромную способность к проникновению тканей». Характерно, что на юге Франции в университете Монпелье ученик Ф. Б. Саважа врач Ж. Т. Дюфай в 1749 г. защитил докторскую диссертацию под названием «Не является ли нервная жидкость электричеством?». Даже из этого краткого перечисления читатель может видеть, что почти одновременно в разных странах Европы появлялись гипотезы об электрической природе «животных духов» или «нервного сока».

Естественно, что, разрабатывая экспериментально проблемы функций различных отделов головного мозга, Галлер не мог забывать и о спорах между учеными по поводу места, где может находиться «душа».

Галлер писал в § 372 учебника: «Чтобы узнать местоположение души, мы должны производить эксперименты на животных. Душа должна находиться в головном мозгу, а не в спинном. Она может быть в ножках мозга, в полосатом теле, варолиевом мосте, мозжечке или в продолговатом мозгу» [50]. Требование экспериментов для решения вопроса о душе было реализовано самим Галлером и его учениками, И. Ф. Меккелем и И. Г. Цинном, з 1748—1749 гг. Прежде всего они наносили повреждения мозолистому телу, затем пересекали его, тем самым разобщая оба полушария; животные (собаки) жили несколько дней и погибали от нагноения. Но Цинну удалось доказать, что укол в область писчего пера продолговатого мозга вызывал мгновенную смерть подопытного животного. Это открытие Цинна было сделано в 1749 г., за 87 лет до открытия «жизненного узла» М. Ж. Флюрансом, который, очевидно, не был знаком с докторской диссертацией И. Цинна. По этому поводу можно вспомнить шутливое замечание профессора Ф. Мажанди в 40-х годах XIX в.: «Если какой-либо физиолог только еще думает поставить опыт, предполагая, что он новый, то он найдет его описание в книгах Галлера!».

Учебник Галлера вскоре был переведен на французский, английский и итальянский языки, позже — на немецкий. В отличие от других учебников по физиологии Галлер много места отвел вопросам методологии эксперимента и наблюдения. Он настойчиво пропагандировал применение экспериментального метода на животных в сочетании с клиническим наблюдением, варьированием условий эксперимента, с математической обработкой полученных результатов, требовал обязательных контрольных опытов. Он учил своих слушателей, учеников и сотрудников точности фиксации полученных результатов, упорного поиска условий, которые определяют возникновение того или иного явления.

Энергично борясь против витализма в медицине и биологии, Галлер отстаивал положение, что в научных спорах главным аргументом в пользу правильности гипотезы, теории или закона должны быть эксперименты с их безупречной повторяемостью, а не софистика и умозрительные суждения и схемы. Но это не означает, что Галлер был противником гипотез вообще. Его отношение к теории наиболее отчетливо было выражено в предисловии к немецкому изданию книги Ж. Бюффона «История природы» (т. I, в 1751 г.), которое позже вышло отдельно под названием «О пользе гипотез».

Анализируя взаимоотношения естествознания и философии в XVII в., Галлер писал: «Прошло едва ли 100 лет, как в Европе появились великие ученые, чьей заслугой было объяснение процессов, происходящих в природе, и построение умозрительных произвольных теорий. Когда Рене Декарт объяснил возникновение вселенной и ее устройство механическим способом и приписал мельчайшим частицам материи такие формы движения, какие он считал необходимыми, то вся Европа узрела эту творческую силу как несомненную привилегию одного мирового мудреца!». Далее Галлер осветил историю борьбы идей в науке и показал, как возникновение новых гипотез и теорий приводит к постепенному забвению и исчезновению старых теорий — таков естественный ход развития науки. «Картезианец вытеснил последователей Аристотеля, а Гассенди обнаружил слабости у Декарта и его последователей», — писал Галлер. И далее: «Большое преимущество нашего времени состоит в том, что всюду совершенствуется искусство труда ученых: оно обеспечивает снятие покрова тайны с произведений природы. Усовершенствованные телескопы и микроскопы, новые стеклянные химические сосуды, приборы для точных измерений и новые инструменты — все это увеличивает царство науки в большей степени, чем это сделал отец порядка — Аристотель, чем творческий дух Декарта или начитанный Гассенди» [27, ч. 1, с. 108—117].

Но эмпирические данные требуют обобщений и объяснений, и Галлер считал, что здесь важную роль должна играть гипотеза. «Гипотеза, — писал он, — еще не является истиной, но представляет собой ее поиск, ибо никаким иным путем человек не может приблизиться к истине. Я не знаю ни одного ученого, который бы делал открытия, не используя гипотезы. Когда Кеплер отыскивал законы движения планет, то он сначала высказал совершенно неправдоподобную гипотезу, эта гипотеза послужила ему основой для открытия законов обращения планет вокруг солнца, законы Кеплера подтолкнули Ньютона на поиски той силы, которая управляет этими движениями». Напомнив читателю, что Ньютон считал философию или метафизику опасной для физики, Галлер продолжал: «Разрушитель надуманных теорий, Ньютон был вынужден сам сформулировать несколько гипотез и теорий о природе света, о времени и пространстве и других предметах».

Много места в этом предисловии Галлер отвел рассуждениям о том, как гипотеза после опытной проверки может превратиться в закон, математическая формула которого способна приблизить нас к истине. В конце предисловия он писал следующее: «В трех частях этой интересной книги нет места, где господин Бюффон не представил бы читателю своих гипотез. Его гипотезы о происхождении вселенной, о происхождении животных и растений, об образовании Земли таковы, что нуждаются в тщательной проверке. Автор обнаружил обширные познания о многих вещах, много опыта и проницательности. Но в своих предположениях он уходит гораздо дальше, чем ему позволяют опыт и наблюдения. И все же мы советуем прочитать эту книгу с большим вниманием, так как в ней много нового ...». Защищая Бюффона от обвинений в безбожии, которые ему предъявляли богословы Сорбонны, Галлер назвал его «главным зачинщиком противоречивых произведений, где он свободно предлагает читателю совершенно неправдоподобные, новые гипотезы». «Но, — продолжает Галлер, — такая свобода при составлении гипотез очень полезна ... И такие неправдоподобяые гипотезы могут стать тропою к истине и тем самым приблизят человека к познанию божественного промысла» [27, с. 117].

Заключительные фразы выражают мировоззрение представителя так называемой натуральной теологии, в них звучит убежденность последовательного кальвиниста, считавшего, что прогресс науки поможет людям познать божественную мудрость. Но объективно Галлер в своем предисловии выступил в защиту права ученого на творчество без цензуры со стороны профессоров богословия, за свободу мысли, за новаторство. Мы писали выше, что Галлер в составлении рецензий и рефератов на научную и художественную литературу видел средство широкого общения с интеллигенцией стран Европы, одну из форм популяризации знаний, способ широкого обсуждения проблем науки и искусства. Вместе с тем он убеждал читателей-современников в том, что для расширения их кругозора весьма полезно знакомство с описанием животных, растений, жизни людей далеких стран, которые можно найти в книгах путешественников и миссионеров. Он был убежден в том, что знание о растительном и животном мире разных континентов, жизни их народов, истории, их культуры, религии, государственного устройства обогащает человека. И это мнение Галлера было подкреплено его делами: он принял активное участие в переводах, редактировании и публикации в Геттингене 11 томов, где были собраны материалы о замечательных путешествиях по суше и по морю. «Колумба следует поставить рядом с великими физиками Гюйгенсом и Ньютоном, ибо открытие им Америки необычайно расширило умственный горизонт европейцев», — писал Галлер в одной из своих рецензий и повторял эту мысль неоднократно. В переписке и рецензиях Галлер отстаивал мнение о том, что для более совершенного познания законов природы и общества необходимо стремиться к синтезу достижений опытного естествознания с результатами, полученными историками, географами, антропологами и этнографами.

Научно-педагогическая деятельность Галлера содействовала тому, что молодой Геттингенский университет стал вторым Лейденом: возможность послушать лекции Галлера, общаться с ним, работать под его руководством привлекала сюда много молодых людей из различных стран Европы. Английский король Георг II, посетивший Геттинген в 1748 г., убедился, что Галлер поставил университет на прочную основу и назначил его своим советником и лейбмедиком. Монаршья милость заставила врагов Галлера на время прекратить свои козни. Австрийский император жалует ему дворянство — и отныне 40-летний натуралист становится бароном империи. Университеты Англии и Голландии приглашают его к себе, Фридрих II пытается сманить его в Галле. И из далекой России Галлер также получил приглашение. Ему завидуют коллеги, профессора университета выражают недовольство властью иностранца. Его близкий друг, многолетний помощник и ученик И. Губер женился на дочери И. М. Гесснера — лингвиста и библиотекаря Геттингенского университета — и превратился в непримиримого врага Галлера. Усиливается критика его работ со стороны клинициста Г. ван Свитена и физиолога Г. Е. Гамбергера. Продолжается полемика с К. Линнеем.

Галлер тоскует по родной Швейцарии. По существовавшему положению профессора университета не имели каникул, и все же в 1745 г. Галлер приезжает к своему другу ботанику Иоганну Гесснеру в Цюрих. Он бродит по горам, собирает растения для гербария. Удается побывать и в родном Берне, и тут у него возникает страстное желание вернуться в Швейцарию. Геттинген с его плохим климатом, с интригами профессоров, с изнурительной работой стал ему чуждым. Но как он может бросить многочисленных учеников, помощников — молодых пытливых медиков, которые верят ему, полюбили науку, воодушевлены его энтузиазмом и готовы посвятить себя научным исканиям? Правда, среди студентов и врачей, которые стремятся работать у него, встречаются и карьеристы, и недалекие люди. Но большинство его учеников — это те медики и натуралисты, которые станут его последователями и будут содействовать расцвету анатомии, медицины, физиологии, эмбриологии. Ради этой молодежи Галлер терпит выпады недоброжелателей, не обращает внимания на недовольство и зависть.

Естественно возникает вопрос, почему Галлер поручал ученикам разработку клинических тем, которые были далеки от его главного интереса — от изучения раздражимости и чувствительности как атрибутов живой материи? Дело объясняется просто: Галлер был не только куратором Геттингенского университета, профессором кафедры анатомии, ботаники и хирургии, но он был назначен Мюнхаузеном архиатром всей провинции Ганновер, т. е. ему были подчинены и гражданские, и армейские медики; в сферу его интересов и обязанностей входили также вопросы эпидемиологии, гигиены, санитарии и рационов солдат. Архиатр, или главный врач Ганновера, должен был вникать и в судебную медицину, не случайно, что он в 70-х годах подготовил к изданию 2 тома своих лекций по судебной медицине.

Если рассмотреть внимательно литературную продукцию учеников Галлера и защиту ими диссертаций на степень доктора медицины, то можно увидеть, что наиболее интенсивно Галлер работал с ними с 1748 г., и особенно в 1751 —1753 гг.

Начав работать в Геттингенском университете, Галлер стал приглашать врачей, которые изъявляли желание заняться анатомией человека или взять для докторской диссертации какую-нибудь клиническую тему. Иначе говоря, вначале на кафедре ему помогали люди со стороны. Постепенно обширные знания, энтузиазм и умение работать с молодежью создали Галлеру репутацию выдающегося педагога. В его ведении находилась организованная им больница, куда поступали больные не только из Геттингена. Обилие анатомического материала обеспечило возможность хорошо поставить преподавание анатомии человека, а проведение Галлером разнообразнейших физиологических и эмбриологических экспериментов привлекало наиболее способную молодежь к проведению научных исследований. Привлечение студентов к экспериментам, тенденция Галлера привить молодым ученикам вкус к науке, к научным исследованиям были характерной чертой его деятельности в университете.

Из переписки И. Гесснера с Галлером известно, что в Геттинген приезжали из Швейцарии молодые люди слушать лекции своего земляка. Они не выполняли научных исследований и ограничивались только посещениями лекций, ботанического сада и клиники. По-видимому, их было около 10—15 человек.

Нам не удалось выяснить длительность работы и последующую карьеру для многих из учеников Галлера. Можно отметить, что у него работало немало земляков, причем не по одному году. Галлер был последователем Галена и стремился объединить экспериментальные анатомо-физиологические исследования с клиническими наблюдениями. Его энергичная и разносторонняя деятельность в молодом Геттингенском университете, где богословы не были так влиятельны, как в университетах Испании, Италии или в Сорбонне, обеспечила возникновение и развитие большой научной школы, которая упрочила в университетах Европы положение медицинского факультета как ведущей силы университета.

Руководя работой своих учеников, Галлер ориентировал большую часть экспериментальных работ по физиологии на обоснование учения о раздражимости и чувствительности как основных свойствах живого. Но, кроме этого, молодые медики и приезжие зрелые врачи изучали у Галлера проблемы патологии дыхания и кровообращения, рационального питания, фармакологии, акушерства и ги-некологии, восстановления функций органов после хирургических операций. Проводились работы по анализу причин уродств, что связывалось с эмбриологией, с изучением и строением органов у зародышей. Был осуществлен ряд исследований по физиологии дыхания, что было связано с определением условий и приемов, необходимых для оживления утонувших. Проводились исследования санитарно-гигиенического характера: выяснялись значение кожных паразитов для распространения болезней, роль глистов в поражениях кишечника. Эти и подобные работы вызывались насущными запросами медицины, так как войны в Европе вызывали вспышку различных эпидемий, разносчиками которых были паразиты.

Интерес самого Галлера к проблемам эмбриологии, акушерства и гинекологии возник еще в Париже, где он под руководством хирурга А. Лодрана изучал хирургию и акушерство. Этот интерес приобрел иное содержание, когда ему удалось в Берне наблюдать случай сросшихся близнецов и явления уродства у новорожденных детей. Изучение уродств и гермафродитизма ориентировало его интересы на познание тех факторов, которые способны определить развитие тех или иных органов, их структуру и функцию. В этой связи находятся его последующие работы по эмбриогенезу сердца и кровеносных сосудов, скелета, органов чувств и нервной системы, скелетных и гладких мышц. В этих широко поставленных исследованиях были получены очень ценные результаты для постановки им в будущем проблем антропологии. Следует отметить также активное участие Галлера в издании 11 томов описаний путешествий. Эти книги вызвали серьезный интерес к биологии человека, к влиянию на него климата и подготовили почву для плодотворной работы в Геттингене знаменитого профессора сравнительной анатомии и антропологии И. Ф. Блюменбаха, который в течение почти 60-летней деятельности в Геттингене был одним из последователей Галлера.

Несколько работ учеников Галлера были посвящены защите наблюденных им фактов и теоретических обобщений, а также проверке более ранних теорий, которые были представлены врачами-физиологами XVII столетия. В частности, X. Тренделенбург опубликовал несколько статей, в которых отстаивал правоту фактов и обобщений Галлера в области физиологии дыхания перед иенским физиологом профессором Г. Э. Гамбергером.

При этом Галлеру иногда приходилось признавать свои ошибки. Так, например, его формально логический подход при делении тканей на раздражимые и чувствительные, когда за основной признак раздражимости он брал способность ткани к сокращениям, вызывал критику клиницистов. Галлер рассуждал так: твердая мозговая оболочка сокращается в ритме дыхательных движений, но собственных сокращений у нее нет, следовательно, она должна обладать чувствительностью. Но эту зависимость он смог установить только после работ своего ученика И. Вальсдорфа, в 1753 г. До этого Галлер был убежден, что твердая мозговая оболочка обладает сократимостью, а раз так, то она не может иметь чувствительности. Возражения клиницистов вызвали постановку опытов, а их результаты вынудили Галлера изменить свое мнение. То же самое имело место и с его убеждением, что сердце не может иметь чувствительности, раз оно характеризуется способностью к автоматии. Позже в его же лаборатории был выявлен факт влияния на сердце раздражений левого блуждающего нерва. По-видимому, одной из причин ошибок Галлера в этом отношении явилось его предубеждение против применения микроскопа для проверки связей органов с нервной системой.

Галлер был последователем Бургава, он энергично боролся против сторонников учения Г. Шталя об «анима» как высшем регуляторе всех функций организма и против упрощенных аналогий ятромехаников. И естественно, что он стал объектом критики со стороны представителей обоих лагерей тогдашней медицины. Последователи Шталя не признавали учения о раздражимости и чувствительности, ибо учение об «анима» значительно упрощало все сложные проблемы науки о жизни. Что касается последователей Борелли, то им казалось, что Галлер делает уступки витализму, вводя новые представления о раздражимости и чувствительности для объяснения нормальных и патологических процессов в человеческом организме. Мы выше описали, что условия работы и жизни в Геттингене для Галлера не были весьма благоприятными. Зависть коллег, их недовольство возвышением иностранца, к тому же ставшего и официальным распорядителем дел университета, критические выступления против него К. Линнея, Г. Э. Гамбергера, А. Гаена, Г. ван Свиттена (за исключением Гамбергера, все они были учениками Бургава), критика учения о раздражимости и чувствительности, расстроенное здоровье и, наконец, тоска по родине заставили Галлера решиться на побег из Ганновера в Берн. Поводом для отъезда из Геттингена была свадьба старшей дочери Галлера от первого брака.

Летом 1753 г. Галлер, не дождавшись разрешения короля Георга ІІ, со старшим сыном Готлибом, женой и 8 детьми от третьего брака поехали на свадьбу и больше в Германию не возвращались. Позже его супруга и Циммерман приехали в Геттинген и забрали огромную библиотеку Галлера в 13 500 книг, его рукописи и имущество. Несмотря на письма короля Англии в Большой совет Бернской республики, убеждавшего воздействовать на Галлера, последний был непреклонен и отказался возвратиться в Геттингенский университет или переехать в Оксфорд, где ему предлагали кафедру.

Галлер согласился остаться куратором Геттингенского университета, руководить научным обществом, преобразованным в Академию наук, и быть редактором журнала «Геттингенская газета научных событий». В продолжение 17 лет он принимал посланцев университета, приезжавших в Берн или в Роше, выносил решения, посылал приказы, рецензии, статьи, правил корректуры статей для журнала. По дорогам Германии и Швейцарии двигались курьеры и повозки, в которых находились деловые бумаги и материалы Академии и журнала. Тем временем вновь вспыхнула война между Англией и Францией, Ганновер — вотчина английского короля — стал полем сражений, и армии Франции оккупировали Геттинген в 1756 г. Французы находились там четыре года, и все же оккупация не порвала деловых связей Галлера с университетом. В 1760 г. скончался умный и энергичный администратор Мюнхаузен, всегда энергично поддерживавший организационную и научно-педагогическую деятельность швейцарского натуралиста-медика. Смерть Мюнхаузена в корне изменила обстановку в Ганновере. И Галлер остался у себя на родине, отклонив различные приглашения из Берлина, Петербурга, Утрехта, Оксфорда.

Прежде чем закончить освещение разносторонней деятельности Галлера и перейти к последнему периоду его активной деятельности в Швейцарии, мы должны остановиться на длительной и острой дискуссии между ним и французским философом-врачом Ж. О. Ламетри в 1743— 1751 гг.

Полемика А. Галлера с Ж. О. Ламетри

Талантливый философ и популяризатор медицины и естествознания Ж. О. Ламетри очень рано заинтересовался медициной и уже в 20 лет имел медицинское образование. Для усовершенствования он отправился в Лейден, где слушал лекции Г. Бургава в 1731 —1732 гг. Возвратившись во Францию, он решил ознакомить своих соотечественников с трудами великого медика. Ламетри перевел с латинского и издал речи и книги Бургава: «Трактат об огне» (1734 г.), «Лечение венерических болезней» (1735 г.), «Афоризмы Бургава и рассуждение о лечении болезней» (1739 г.), «Трактат о медицинских вопросах» (1739 г.), «Установления медицины» (1740 г.), «Химическая история земли» (1741 г.), «Установления медицины и афоризмы Бургава» (1743 г.). К последней книге как добавления к ней были изданы два тома «Комментариев».

Но в 1738 г. Галлер издал на латинском языке «Установления медицины» Бургава, и поскольку эта книга впервые увидела свет в 1708 г. и с тех пор не изменялась, то он написал 4 тома «Комментариев», куда внес не только результаты наблюдений и опытов своих коллег, но и своих опытов, материалы диссертаций учеников и дал первоначальный эскиз своего учения о раздражимости и чувствительности. Последний, IV том «Комментариев» Галлер издал в 1743 г. Ознакомившись с «Комментариями» Ламетри, Галлер обвинил его в плагиате. В нашу задачу не входит тщательная сверка латинского текста комментариев Галлера и французского текста Ламетри, чтобы окончательно решить вопрос, имел место плагиат или нет.

Философ А. М. Деборин в обширном предисловии к «Избранным сочинениям» Ж. О. Ламетри (1925 г.) то соглашался с мнением, что Ламетри мог кое-что позаимствовать у Галлера, то считал, что раз они оба были учениками Бургава, то неудивительно, что могли иметь одинаковое суждение по научным вопросам. Однако, мы уже отмечали выше, что Галлер, модернизируя положения своего учителя, внес в «Комментарии» много новых материалов, как коллег, так и собственных, а также результаты своих учеников. Кроме этого, Бургав скончался в 1738 г., а первое изложение учения о раздражимости и чувствительности было опубликовано Галлером в 1740 г. Поэтому утверждение, что оба комментатора заимствовали мысли и факты Бургава, малоосновательно.

По-видимому, Галлер имел некоторые основания обвинить Ламетри в плагиате. Раздраженный философ в 1745 г. опубликовал под псевдонимом Шарп книгу «Естественная история души», где, логически развивая факты и теоретические обобщения Бургава и Галлера, оценивал их как материалистов и союзников атеистов.

Галлер был возмущен и в 1747 г. выступил в защиту своего учителя. В рецензии на книгу он доказывал, что Бургав был глубоко верующим христианином-кальвинистом, что он уже в 1690 г. в своей докторской диссертации подверг резкой критике учения Эпикура и Спинозы, а позже, будучи профессором на медицинском факультете Лейденского университета, не раз утверждал, что «все ощущения человека являются результатом свободной речи бога с ним, а не следствием деятельности его мозга и органов чувств». Пожалуй, впервые Галлер столкнулся с тем, что его эксперименты и теоретические взгляды могут способствовать распространению атеистических положений.

В 1747 г. Ламетри нанес Галлеру серьезный удар, выпустив в Лейдене анонимно книгу «Человек-машина» с посвящением: «Господину Галлеру, профессору медицины в Геттингене». Через два года в произведении «Предварительное рассуждение» Ламетри писал об этом следующее: «Необходимость скрываться заставила меня выдумать „ Посвящение господину Галлеру” (в «Человеке-машине»), Я понимаю, что с моей стороны было двусмысленной выходкой дружественное посвящение столь смелой книги ученому, которого я никогда не видал и который за 50 лет своей жизни не смог освободиться от всех предрассудков детского возраста. Но я не подумал, что меня выдает мой стиль. Может быть, мне следовало бы уничтожить это произведение, которое вызвало столько шума и крика, также отречение того, к кому оно было обращено; но оно получило столько крупных похвал со стороны писателей, одобрение которых бесконечно лестно, что у меня не хватило на это мужества» [13, с. 39].

Было ли это «Посвящение» действительно дружественным? Приведем несколько выдержек, чтобы читатель мог решить сам, как можно понимать намерение Ламетри.

«Это вовсе не посвящение. Вы гораздо выше всяких похвал, которые я мог бы расточать по Вашему адресу... Я обращаюсь к Вам не с книгой, а с раскрытой душой, чтобы Вы уяснили мне природу этого возвышенного наслаждения познанием. Это и является предметом моего обращения...». «Скажите мне, дитя Аполлона, знаменитый швейцарец и современный Фрокастор,¹— Вы, постигающий одновременно все, умеющий измерять природу и, что еще важнее, чувствовать ее и даже изображать, ученый врач и еще более великий поэт, скажите мне, какими чарами познание превращает часы в мгновения... Чтение Ваших очаровательных поэтических произведений так потрясло меня, что я не могу не попытаться сказать, чем они вдохновили меня. Человек, представший мне в этом свете, не может быть чуждым моей теме ...». Далее Ламетри процитировал стихотворение «Дорис», где Галлер писал об удовольствии заниматься наукой, и на следующей странице продолжал: «Из всех привлекательных даров Природы для меня, по крайней мере, как и для Вас, дорогой Галлер, самым привлекательным является философия ...». После заверения читателя в том, что взгляды автора являются пересказом убеждений и мыслей «нашего дорогого учителя Галлера», Ламетри с сарказмом продолжал: «Мудрецу вроде Вас вещи должны представляться в таком же виде, как человеку, который стал бы смотреть на землю с высоты небес и для которого исчезло бы величие других людей и самые прекрасные дворцы превратились бы в хижины, а самые многочисленные армии стали бы похожи на кучи муравьев, сражавшихся со смехотворной яростью из-за зернышек...». «Счастлив тот, — писал в конце посвящения Ламетри, — кто имеет вкус к умственным занятиям! Еще более счастлив тот, кому удается при помощи их освободить свой ум от иллюзий, сердце от тщеславия. Это — желанная цель, которую Вы достигли еще в нежном возрасте при помощи мудрости» [13, с. 178]. Даже на основании этих немногих цитат (все посвящение занимает 6 страниц) нельзя признать, что посвящение является дружественным! Скорее — это едкий памфлет.

В замечательной книге Ламетри, содержащей материалистическую трактовку понимания человека, автор отстаивал объективное, опытное изучение природы, критиковал религиозные воззрения и идеализм в блестящем литературном стиле. Читатель и сейчас может почувствовать в ней дух эпохи и атмосферу идейной борьбы в науке. Последующие произведения Ламетри: «Рассуждение о счастье» (1748 г.), «О свободе» (1749 г.), «Система Эпикура» (1750 г.), «Искусство удовольствия» (1751 г.) были развитием ряда положений, которые он высказал в своем знаменитом сочинении «Человек-машина».

По существу эти произведения Ламетри ознаменовали начало активной деятельности французских философов-материалистов, которые с 1751 г., благодаря знаменитой «Энциклопедии», энергично и последовательно боролись с идеализмом и религиозными воззрениями, за прогресс научного познания природы и являлись идеологами буржуазии, подготовившими возникновение революции во Франции в конце XVIII в.

Трактат «Человек-машина» вызвал негодование и ярость церковников Голландии и появление книг и памфлетов, опубликованных в Лейдене, Лейпциге, Берлине и других городах. Стиль Ламетри был уже приметен для читателей, и ему пришлось покинуть Голландию и переехать в Берлин к королю Фридриху ІІ, покровителю философов.

Галлер получал письма от коллег и различные запросы: действительно ли анонимный автор высказал его истинные взгляды на религию; уж не является ли сей глубоко верующий кальвинист скрытым материалистом? В письме во французский журнал Галлер сообщил, что «автора книги он не знал, тот никогда не был его учеником», и добавил: «Благоговение перед создателем, религией и истиной не позволяет мне без ужаса и содрогания видеть тварь, которая осмеливается восстать против своего отца и зиждителя» [6, с. 32].

В предисловии к избранным сочинениям Ламетри А. М. Деборин писал: «Между тем на самом деле Ламетри отделяла от Галлера пропасть, ибо первый развивал в своих произведениях материалистические идеи, а второй стоял на почве спиритуализма и религии. Естественно, что у Ламетри возникла мысль свою книжку „Человек-машина" издать с таким посвящением Галлеру, которое показало бы, что он всем обязан ему, что он в сущности повторяет в своем „страшном" произведении мысли и идеи, принадлежащие геттингенскому ученому. При этом в самом посвящении он использовал стихи Галлера, чтобы тем подтвердить снова, что он совершил „плагиат". Галлер этой шутки в своей святой простоте совершенно не понял...». Ниже Деборин продолжает: «Надо сказать, что Ламетри действительно использовал результаты физиологии и анатомии своего времени, чтобы показать, что люди, говорящие материалистической прозой, не сознают этого. Если бы Ламетри только „списал" Бургава и Галлера, чтобы доказать, что из их собственных исследований необходимо сделать материалистические выводы, то и в этом случае его заслуги были бы огромны. Но мы знаем, что это не так, что о плагиате говорить не приходится. Наивный Галлер был опечален тем, что Ламетри сделал Бургава (и, конечно, его самого) материалистом» [6, с. 27]. Далее Деборин оценил Галлера как тщеславного карьериста, обскуранта и наделил его не очень привлекательными качествами.

Галлер не был карьеристом, он не пленился заманчивыми перспективами переезда в Оксфорд, Берлин или Петербург, а бежал из Геттингена на родину и 24 года своей жизни и научной деятельности отдал на благо Швейцарии. Между тем переезд Ламетри в Берлин обеспечил ему сравнительно спокойную жизнь, и его литературные занятия продолжались без помех; он печатал свои произведения на французском и немецком языках, был членом Берлинской Академии наук и собеседником Фридриха II.

В начале 1751 г. Ламетри прислал Галлеру свою статью (брошюру) «Искусство наслаждения», а затем новый памфлет — «Маленький человек с большим хвостом», где выставил своего противника в дурном свете, не стесняясь выдумками и ложью. В частности, Ламетри писал о том, что он посетил Галлера в Геттингене в 1735 г. и вел с ним беседы на медицинские темы, что он встречался с ним в Берне в доме Штайгера — друга детства Галлера — и обсуждал с ним вопрос о происхождении геморроя. Более того, ему, Ламетри, известно, что Галлер написал какую-то работу, атеистическую по своему содержанию, и прочитал ее перед сборищем «непотребных» женщин. Хорошо известно, что Ламетри никогда не был в Геттингене и Берне, и тем более ни разу не видал Галлера и не разговаривал с ним. В этом злом памфлете было верно одно положение, а именно то, что Галлер написал в защиту Бюффона от атаки богословов Сорбонны, обвинявших его в атеизме, предисловие к I тому «Естественной истории», вышедшей на немецком языке в начале 1751 г.

Получив от Ламетри этот памфлет, Галлер был возмущен и отправил письмо президенту Берлинской Академии наук П. Л. Мопертюи. Приведем выдержки из этого письма, опубликованного биографом Галлера Герминой Шаванн.

«Вы видите, до чего может дойти мстительность господина де Ламетри. Он добивается по крайней мере того, чтобы сделать меня одинаково ненавистным как христианам, с которыми я живу, так и распутникам, с которыми он меня объединяет. Какое это надругательство и над людьми, и над Высшим существом пытаться обмануть его вместе с людьми, затрагивать религиозное чувство, которое мое сердце отвергло, о чем я имел неосторожность сказать в присутствии человека, столь расположенного к тому, чтобы торжествовать надо мной из-за моей неосторожности. Разве можно не презирать такого человека, какого господин Ламетри сделал из меня?.. Милостивый государь! Могу ли я не желать обезоружить столь опасного врага, по крайней мере по его намерениям? Могу ли я столь пренебрегать собственной личностью, чтобы не защитить ее, когда она низведена до уровня лицемеров и мерзавцев?». И далее Галлер сопоставил факты и утверждения Ламетри, с тем чтобы показать, насколько автор памфлета уклонился от истины, и закончил письмо словами: «Я не знаю, милостивый государь, позволите ли Вы мне просить Вас о содействии. Мне кажется, что было бы достойно Вас обязать игривого и легкомысленного автора, причиняющего, может быть, больше зла, чем он сам того хочет, воздать мне справедливость и развенчать те смешные выпады, которые он сделал в мой адрес и ложность которых он знает лучше, чем кто-либо другой. Если он попытается сохранить союз неверия с добродетелями, и притом с добродетелями, самыми неотделимыми от гражданской жизни, то, я думаю, он сам должен будет понять, что действовал в отношении меня вопреки законам, которые создал бы в своих интересах род человеческий, если бы даже религии вовсе не существовало» [25, с. 59].

Биограф и ученик Галлера Циммерман сообщил, что Галлер одновременно отправил письмо и Ламетри. Но оба послания прибыли в Берлин, когда Ламетри умирал от пищевого отравления, которое он решил лечить по-своему. Мопертюи сообщил Галлеру, что умирающий признался в своей выдумке и был готов дать любое удовлетворение обиженному Галлеру [43, с. 238].

Вся эта острая и озлобленная полемика двух выдающихся учеников Бургава вызывает досаду и грусть. Ведь Галлер понимал, что в лице талантливого философа-врача, который перевел и издал многие произведения Бургава с целью успешной борьбы с влиянием витализма Шталя среди медиков Франции, он мог бы иметь союзника. Но спор из-за «Комментариев», религиозность Галлера, его желание защитить Бургава от обвинения в атеизме и скрытых материалистических убеждениях помешали ему иначе отнестись и к «Естественной истории души», и к посвящению ему «Человека-машины».

На примере острой дискуссии между материалистом-философом Ж. О. Ламетри и позитивистом-натуралистом А. Галлером отразились как в зеркале противоречия развития естествознания в XVIII в. Как справедливо отметил Деборин, заслугой Ламетри было то, что он сумел показать, как подлинный ученый, вскрывая законы развития живой материи, логикой своего творчества разрушает религиозные объяснения жизненных процессов и становится союзником материалистов-философов в борьбе с религией и суевериями. Основательная работа Ламетри по переводам книг Бургава, посещение его лекций в Лейденском университете убедили его, что идейная борьба голландского медика и натуралиста против анимизма Г. Шталя и ограниченных представлений о специфике жизненных процессов ятрофизиков совпадает по своим целям с намерениями философов-материалистов. В то же время учение Бургава об «общем чувствилище» как высшем регуляторе жизненных процессов в животном организме и организаторе его взаимоотношений со средой было направлено на преодоление дуализма Р. Декарта. Галлер был последователем Лейбница, и для него оказалось труднопереносимым «откровение», не от бога исходящее, а от другого ученика Бургава — материалиста-медика, более глубоко понявшего смысл научной деятельности Бургава и его самого. В том же 1747 г. в учебнике «Основы физиологии человека» он дал схему отражения предметов и событий действительности органами чувств и мозгом человека в виде пяти фаз. Этот первый схематический набросок процессов отражения не обратил на себя внимание Ламетри.

Обратимся к последнему памфлету Ламетри «Маленький человек с длинным хвостом». По традиции того времени памфлетист вовсе не ставил перед собой задачу строго придерживаться истины, а стремился так скомбинировать вымысел с истинными происшествиями, чтобы выставить объект памфлета в смешном виде, унизить его. Где мы можем найти «крупинки истины»? Общался ли Галлер с непотребными женщинами? Да, поскольку он организовал родильный дом для бедных женщин и работал там как акушер и главный врач Ганновера. Выступал ли он перед ними с чтением какого-то сочинения антирелигиозного характера? Конечно, нет. Но здесь Ламетри, видимо, следивший за литературной продукцией Галлера, подразумевал его работу «О пользе гипотез», опубликованную в защиту Бюффона от нападок богословов Сорбонны. И Ламетри правильно понял, что логическое развитие положений Галлера о свободе мысли ученого от цензуры церкви и богословов было ударом по богословию вообще. Но откуда Ламетри узнал о неосторожном признании Галлера о своих сомнениях в отношении религии? Что это — выдумка или правда? Циммерман сообщил в биографии своего учителя, что в 1750 г. король Фридрих II присылал в Геттинген своих эмиссаров обоего пола с поручением убедить Галлера переехать в Берлин. Вполне вероятно, что Галлер пооткровенничал, и те передали его слова Ламетри. Для полного торжества над противником Ламетри обличает эти колебания некогда стойкого кальвиниста. Что оставалось Галлеру? Он пишет письмо обидчику, взывая к его совести, и к Мопертюи. Когда Галлер узнал о смерти Ламетри, то опубликовал отдельно два своих письма и ответ Мопертюи.

Заканчивая эту главу изложением спора между Ламетри и Галлером, мы хотим сказать о необходимости пересмотра отношения к великим натуралистам прошлого, которые своей научной деятельностью обеспечили прогресс естествознания, способствовали укреплению материалистического мировоззрения, но из-за различных обстоятельств: религиозности семьи, неспособности побороть предрассудки, традиции и т. п. — оказались в позиции ученых, колеблющихся между идеализмом и материализмом. Конечно, их нетрудно было зачислить в лагерь «филистеров и обскурантов», утратить серьезный интерес к их экспериментальным работам, гипотезам и теориям. И подобное клеймо оказывалось достаточно прочным и долговременным!

Циммерман писал в своей книге о том, что его учитель переживал в период 1744—1751 гг. немало невзгод, глухо, намеками он поведал читателю о зависти и недоброжелательстве профессоров. Г. фон Селль, историк Геттингенского университета, назвал эти невзгоды своими именами: это превращение близкого друга, ученика и помощника И. Я. Губера в ожесточенного врага; обращение к Мюнхаузену в 1747 г. части профессоров с просьбой уволить Галлера; выпады лингвиста И. М. Гесснера и шовинистов — ревнителей немецкого языка и литературы. И поэтому неудивительно, что Циммерман писал о вспыльчивости Галлера, о его страстном желании уехать из Геттингена, места, где он похоронил двух жен и сына, и где рядом с радостью, которую ему приносило творчество, педагогическая деятельность, растущая популярность, наконец, слава, он испытывал столько несчастий и бедствий.

С переездом в Берн началась новая полоса жизни и поразительной продуктивности Галлера, которая превратила его в центральную фигуру естествознания и медицины не только Швейцарии, но и стран Европы!

¹ Дж. Фрокасторо (1478—1553 гг)—знаменитый итальянский астроном, врач и поэт

• Глава первая. Детство. Годы учения в Тюбингене и Лейдене. Путешествие в Англию и Францию
• Глава вторая. Возвращение на Родину. Занятия математикой, ботаникой, анатомией, поэзией и медициной в 1728—1736 гг.
• Глава четвертая. Научно-организационная деятельность Галлера в Швейцарии в 1753—1777 г.
• Глава пятая. Эмбриологические исследования Галлера и его учеников и их связь с учением о раздражимости и чувствительности
• Глава шестая. Галлер — сотрудник «Энциклопедии» Дидро
• Глава седьмая. Конфликт между Галлером-поэтом и Галлером-натуралистом
• Глава восьмая. Место Альбрехта Галлера в естествознании и медицине и влияние его экспериментальных и теоретических исследований на прогресс физиологи