Роман Ф. Р. Шатобриана «Мученики»: своеобразие исторической и эстетической концепции
Е. А. Бельская
Роман-эпопея Шатобриана «Мученики» до настоящего времени продолжает оставаться одним ив наименее изученных его произведений. В отечественной науке единственным, хотя и очень значительным исследованием этого романа, является соответствующий раздел книги Б.Г. Реизова «Французский исторический роман в эпоху романтизма». Французская академическая критика дает роману весьма разноречивые оценки.
Выйдя впервые в свет в
Увидев в «Мучениках» выражение нового всплеска полемики писателя с императором, современники оставили в стороне вопрос о литературных достоинствах и недостатках эпопеи. Позднее, отвлекшись от имевшихся в романе намеков и политических двусмысленностей, Сент-Бев определил его как явление «чистого искусства»: «Когда г-н де Шатобриан пожелал замкнуться в сфере чистого искусства, он написал поэму «Мученики», бесконечно далекую ох общества, в котором он жил, и совершенно оторванную от чувств и склонностей своих современников». Противоположно оценивалось это произведение апологетами классицизма и служителями католической церкви. Классики выступали с критикой вошедшей в роман христианской мифологии, расцвеченной святыми чудесами, церковь же категорически возражала против вольных трактовок доктрин и истории раннего христианства. Немало сбивала с толку и реакция Наполеона: если «Гений христианства» вызвал одобрение первого консула, то «Мученики», наоборот, раздражение императора.
В складывающихся конкретно-исторических условиях, когда ведущие тенденции общественного развития уже обеспечивали восхождение класса буржуазии, Шатобриан сознавал, что именно в сфере идеологии, и прежде всего в религии, продолжавшей властвовать над умами его современников, политические интересы дворянства оставались наиболее защищенными. Будучи свидетелем великого социального переворота, Шатобриан как убежденный монархист, аристократ, чьи идеалы коренились в далеком рыцарском прошлом его класса, не мог не расценить этот переворот как проявление национальной трагедии. Однако писатель осознавал также, что в современных условиях буквальное восстановление средневекового уклада жизни в его первоначальных формах исключено. Эта особенность общественной позиции Шатобриана, с одной стороны, допускала его эпизодическое сотрудничество с консульством Наполеона, с другой - заставляла порой презирать вернувшихся из эмиграции Бурбонов, которые, как выразился Александр I, «ничего не забыли и ничему не научились», «не исправились и неисправимы». Известно, что оппозиционно настроенный по отношению к королевскому двору Луи Филиппа Шатобриан отказался от назначенной ему пенсии и зарабатывал себе на жизнь трудом переводчика.
Прямой выход Шатобриана к христианской теме в художественной эпопее обусловливался вполне определенными социально-политическими интересами: христианская история, как и христианские догмы, обрабатывалась им в духе соответствия сознанию современников, освоивших значительный культурный опыт, в том числе прошедших через искусы атеизма, вольтеровского деизма, «искренней» религиозности Руссо, религиозного доктринерства Максимилиана Робеспьера. «Дотягивание» истории первых христиан до современных потребностей вызывало критику многих выдающихся французских писателей, не отказывавших Шатобриану в талантливости обработки. Критикуя трактат Б. Констана «О религии» (1824-1830), Стендаль писал, что ему «недостает того внутреннего изящества, того душевного опьянения, которыми отличаются, например, сочинения г-на де Шатобриана...», открывшего «искусство трогать и доставлять удовольствие, высказывая ложь и сумасброднейшие нелепости, которым он сам, как это легко заметить, вовсе не верит».
Религия становилась во Франции почвой борьбы с царствующими дворами. Известно, что к рассматриваемому времени Наполеон налаживал отношения о католической церковью, заявив о своей готовности признать католицизм «религией большинства французского народа». В социальном плане это была сдача позиций, завоеванных народом Франции в ходе революции. Это тем более становилось явным, если вспомнить о том, что Наполеон был атеистом и «уж во всяком случае в итальянском аристократе графе Кьярамонти, который с 1799 года стал папой Пием VII, Наполеон усматривал не преемника апостола Петра и не наместника бога на земле, а пронырливого старого итальянца». Компромиссы Наполеона определялись большой политикой: ослабить возможных союзников Бурбонов. Религиозная покладистость Наполеона нарастала в свете задач основания «четвертой династии», династии Бонапартов (после Перовингов, Каролингов и Капетингов). Однако обращение Наполеона с католическим Римом не могло не вызвать возмущения католиков-французов, ибо император показал, что папское благословение не имело для него решающего значения. Наполеон еще раз «обойдет» папу в оформлении развода с Жозефиной в
После того как ему исполнилось двадцать пять лет, писатель, по собственному заявлению, посвятил свою жизнь борьбе с ложными идеологиями: «...Вся моя жизнь была борьбой с тем, что казалось мне ложным в религии, философии и политике; против преступлений или заблуждений моего века, против людей, которые злоупотребляли властью для разврата или порабощения народов» - читаем в предисловии к «Гению». Шатобриан приступил к работе над «Мучениками» в Риме в
В условиях, когда богословские книги «читают лишь немногие набожные люди, которых нет надобности убеждать», поэтам следует обратиться к христианству: «Мученики», в частности, должны были продемонстрировать культурное и нравственно-этическое превосходство христианства над язычеством, показать триумф христианства в процессе развития цивилизации. Действительные же исторические и социальные процессы, в ходе которых христианство идеологически возобладало над античным политеизмом и язычеством, остались вне авторского внимания. Стоящие перед Шатобрианом в поэме задачи (поэмой называл роман он сам) казались ему вполне достижимыми и вне показа причин социального движения низов, кризиса политики императорского Рима, движения варваров и формирования новой феодальной действительности.
Писатель сосредоточивает внимание на отдельных аспектах морально-драматического противоборства политеизма и христианства, т.е. на тех аспектах, которые сохраняли свою актуальность до нового времени. Видимо, установка на современность предопределила исторический анахронизм в описании исторических персонажей: «Почти все величайшие деятели церкви проживали между концом III и началом IV века. И чтобы представить глазам читателя всех этих замечательных людей, я должен был несколько уплотнить время».
Исторические персонажи раннехристианского движения и императорского Рима не определяют сюжетного действия, не разрешают возникшего конфликта, хотя и находятся к нему в определенном отношении. Они лишь эпизодически упоминаются. Эта авторская установка вытекает из идеологической установки дать прекрасные образцы раннехристианского мученичества. Противоречие христианской и античной, языческой культур оказывается свернуто до противоборства внутренних тенденций в духовном сознании Эвдора. В романе очевидно распадение эпических и исторических материалов, включенных в него, но не «опоясанных» линией Эвдора. Великолепный культурологический материал, городские пейзажи, исторические зарисовки замерли историческими декорациями, оказались не включенными в жизненные обстоятельства центральных персонажей. Не приходится отрицать мысль Б. Г. Реизова о том, что «Мученики» - первый во французской литературе образец «местного колорита».
Но роман также свидетельствует о принципиальной методологической несовершенности в исторической реконструкции. Анализируя принципы исторической реконструкции действительности у Шатобриана, следует заметить, что писатель не воссоздает царившей в раннехристианской общине атмосферы простоты, братской солидарности, имевших реальную социальную основу. Переход в христианство императрицы Приски и ее дочери Валерии, являющийся эпизодом эпического ответвления сюжета в романе, рассмотрен автором в абстрактно-нравственном аспекте, это скорее повод для панегирика христианству: «О царство религии, которое увлекло супругу римского императора тайно покинуть подобно неверной женщине императорское ложе, чтобы бежать навстречу к несчастным, чтобы пойти искать Иисуса Христа у алтаря безвестных мучеников, среди гробниц, в окружении людей гонимых и преследуемых». Природу обращения представителей императорского двора, членов семьи Диоклетиана такой комментарий, естественно, не проясняет.
В действительности этот сюжетный мотив романа открывал перед Шатобрианом возможность глубоко исторического анализа масштабного по содержанию и значению конфликта порубежного столкновения идеологических систем двух миров. Обращение Приски и Валерии к христианству стало реальным в условиях исчерпания античного миросозерцания. Императорский Рим, хотя и сохранял свое великолепие и могущество, но вступал в полосу экономических и политических кризисов, приведших в конечном счете к его падению.
Болезненные процессы захватили все сферы жизни. Людям различного социального происхождения мир начинал казаться сосредоточением зла и несправедливости. Массовое сознание все больше увлекалось верой в колдовство, магию, прорицателей. Возникла потребность в соединении религиозно-мистического и философского истолкования действительности, что своеобразно преломилось в христианстве. Однако массовый, демократический аспект в романе, отражающий победу христианства над политеизмом и безбожием, отсутствовал, хотя роман изначально мыслился как эпопея в духе христианских эпопей Данте, Мильтона, Тассо, Ессиана.
Писатель работал над эпопеей до
Типологически дли жанра эпопеи подобная структура не противопоказана: но оказались трудно соединяемыми события мирового фона и индивидуальные судьбы персонажей. Эстетика эпических поэм требует, чтобы индивидуальное эпическое действие исходило из основ бытия, оно непосредственно входит в жизнь персонажей, их намерения, цели. Грандиозный материал вместе с линией индивидуальных судеб складывается «в общую картину данного века и национальных черт». Однако уже эстетика Буало связывала жанры эпоса главным образом с особенностями строения эпических поэм, материалом которых должны быть события величественные, развернутые на мифологической основе. Эти правиа оказались вполне выполнимыми для Шатобриана, объявившего еще в «Гении» о необходимости создания новой, христианской мифологии.
Широкая жизнь и христианство представлены в романе как две главные доминаты возможного развития центральных героев - христиан-мучеников. Изображение процесса формирования истинных христиан дает основание говорить о своеобразном варианте христианского романа воспитания, сюжетная основа которого складывается путем нанизывания драматических сцен из истории жизни Кимодокии и Эвдора. Драматизм естественно вытекал из самой природы изображаемых характеров, из процесса перевоспитания их как мирских людей, вера которых все более соединяла их с богом. Именно в создании нового типа идеального характера (целостного, гармоничного, уравновешенного) видел Шатобриан эстетическую заслугу христианства, в нравственной основе этого характера христианство, открывая истинного Бога, открывает истинного человека.
Идеальность характеров главных героев, их нравственный стоицизм, упорное и последовательное развитие в ходе сюжетного действия главной идеи, связанной с утверждением величия христианства, его значения для современной цивилизации, заставляли самого писателя говорить о «Мучениках» как эпической поэме. Действительно, Шатобриан в образах Эвдора и Кимодокии отразил многосложный процесс становления по-настоящему героических и трагических характеров (конечно, не без пауз, но последние оттеняли в большей мере силу нравственных начал христианства, чем реальные противоречия при обращении героев). В духе религиозности литературы главные герои проживают круг бытия, повторяя, по точному замечанию Гегеля, вечную историю бога: подвергаясь бесконечным лишениям, жестоким гонениям, проявляя величие в готовности их переносить.
В свое время Гегель предупреждал и об опасностях, таящихся в увлечении описанием неслыханных ужасов, телесных наказаний и истязаний, обезглавливания, сожжения, колесования и т.д., полагая, что о включением такого рода материалов разрушается эстетическое содержание искусства. Однако применительно к истории Рима времен Диоклетиана этот аспект изображения исторической действительности кажется в содержательном отношении вполне обоснованным, поскольку является средством воссоздания исторического колорита. «В III в. императорский Рим, пропитанный кровавыми смутами, вступает в тяжелый период медленного заката, который завершается его погружением в мир формирующегося феодализма, неторопливо поднимающегося на сцену истории» - такова общая характеристика Рима времен Диоклетиана, сменившего его Гераклеса, Галерия, во время правления которых начинаются преследования христиан, Эвдора и Кимодокии в частности.
Драматизм происходящего предопределяет своеобразие воссоздаваемого события. Контраст становится ведущим принципом в обрисовке характеров, внешности героев, их речей и поведения. С одной стороны, старый Диоклетиан, Константин на лошади, Галерий в великолепной коляске на паре тигров, с другой - Эвдор. «И сзади всех шел один, со строгим видом и опущенными глазами Эвдор, на нем было простое черное платье». Изображение приобретает сценический характер: большое внимание писатель уделяет расстановке фигур, описанию их поз, жестов. Например, описание позы Геракла: «Геракл встал. Он был в плаще. Лицо его было сурово и задумчиво. Он стоял некоторое время молча, чтобы на него обратили внимание, и вдруг быстро простер свои руки, откинул назад плащ и, прижав к сердцу руки, до земли поклонился Диоклетиану и Галерию и начал говорить».
Шатобриану удалось передать в романе реально-историческую противоречивость отношения господствующего Рима к христианству: личную терпимость Диоклетиана к христианам, лютую ненависть Гераклеса (Геркулия).
[…]
Через Эвдора Шатобриан дает возможность христианству выразить свои доктрины и притязания на роль единственной государственной религии: «Говорят, что христианская вера вышла на черни и потому в ней эти мерзости. Но ведь вы упрекаете ее за то, что составляет ее красоту и славу. Она пришла утешить людей, о которых люди забыли и от которых они отвернулись... Наша вера ничего не приняла в себе дурного из народа, но она исправила его нравы...» И далее: «Рим подымается и просит Христа».
Эта сцена в романе связана с завершением сюжетного действия: Эвдор по доносу раба был схвачен и заключен в тюрьму; оканчиваются трагически и странствия его жены Кимодокии, которая страдает втройне: и как преследуемая христианка, и как жена Эвдора, и как женщина, преследуемая мужскими притязаниями Гераклеса. Судьба Кимодокии - цепь непрерывных гонений и страданий: из-за любви к Эвдору она принимает христианство, хотя бесконечно любит и своего отца Демодокуса, который является языческим жрецом; спася дочь от преследований Гераклеса, Демодокус ранее посвятил ее в жрицы богини музам; любовь к Эвдору требовала от Кимодокии отказа от прежней веры, а обращение в христианскую веру ввергло ее в новые муки и бесконечные странствия. Героиня становится свидетельницей пожара в церкви Гроба Господня в Иерусалиме; спасаясь от рабов Гераклеса, она отправляется на корабле в Грецию, буря приносит, однако, его в Италию, в которой муж заключен в тюрьму, всех христиан бросают зверям в цирке, а ее решают отправить в «непотребный дом».
Обращает на себя внимание то, что линия воспитания Кимодокии неуклонно развивается по восходящей, ее поведение, ее выбор в исключительно драматических условиях неизменно связан с торжеством веры. Геракл не смог добиться ее любви ценой жизни Эвдора; она отказывается от свободы, страдая за отца, добивающегося ее освобождения, разделяет участь мужа и осужденных христиан. Перед выбором такого рода оказывается и Эвдор, которого призывают к отступничеству от бога ценой спасения Кимодокии. Эпопея завершается, однако, по принципам драматического действия, что вполне соответствовало принципам аристотелевской поэтики. Гибель главных сюжетных героев - Эвдора и Кимодокии - в римском цирке стала символом торжества христианства.
Завершение героической жизни персонажей происходит вновь по принципам эстетики классицизма. Образы Эвдора и Кимодокии формально и содержательно отражают совпадение действительности и понятия. Характеристику идеала классического искусства дал Гегель: «Своеобразие содержания в классическом искусстве состоит в том, что оно само является конкретной идеей и в качестве таковой конкретно духовным началом». Спокойствие - отличительная черта этого типа идеала, поэтому при описании его Шатобриан прибегает к принципам скульптуры и живописи. Частное, индивидуальное, личностное подавлено, вся сила, воля, страсть Эвдора перед казнью переплавились в высшие начала его жизни: «Эвдор стоял перед девушкой, сложив крестом руки и подняв к небу глаза», Кимодокия «умерла без страданий».
Как в драме, завершают свою жизнь и другие персонажи романа, отражая завершенность конфликта; Диоклетиан; недолго длилось торжество Галерия - Константин, разбив под Римом его войска, стал императором и позволил христианам свободное вероисповедование; Гераклес был свергнут народом и, тяжело больной проказой, находился на излечении у христиан. Так завершающее индивидуальное действие - линия воспитания главных героев становится завершением эпического повествования. Это соответствует опять же более канонам драмы, чем эпоса, а выведенные герои представлены скорее как персонажи средневековых, рыцарских эпопей, чем героических: та же абстрактность идеальных характеристик, отчужденность от национального содержания, «субстанционального в собственном смысле слова» (Гегель), недостаточная жизненная полнота, односторонность пафоса, перевес «за одной страстью и ее причинами».
Авторский пафос определил и характер изображения обстоятельств в романе: нравственная чистота жизни семейства, братская взаимопомощь, христианское милосердие простого воина Захария, величественная простота епископа Кирилла и способность к всепрощению епископа Марцеллина, как и христианская любовь Эвдора и Кимодокии, противопоставлены императорскому Риму, политеизм которого переходил в безбожие. Воссоздавая в романе христианский мир через описание судеб Эвдора и Кимодокии, необходимо было отразить не только его противостояние императорскому Риму, но и возможности перехода аз политеистического состояния человечества в христианскую религиозность. В «Мучениках» нет столь обстоятельного противопоставления нарождающейся цивилизации античной, гомеровской эпохе и гомеровской эстетической культуре, хотя в романе имеется немало описаний религиозных обрядов, праздников, культовых ритуалов (праздники Дианы, Бахуса и т.д.). В предисловии в «Мученикам» писатель объяснял свой замысел: «Я искал возможную историческую эпоху соприкосновений двух религий».
Л-ра: Традиции и взаимодействия в зарубежной литературе ХІХ-ХХ веков. – Пермь, 1986. – С. 22-36.
Произведения
Критика
