Мировое признание полвека спустя: Личность и творчество Роберта Вальзера (1878–1956)
Вестник ПСТГУ.
III Филология
2007. Вып. 2 (8). С. 115-128
(К 50-летию со дня смерти писателя)
Я.С. Немцева
(ИМЛИ РАН, ПСТГУ)
В статье дан краткий обзор творчества швейцарского писателя первой половины XX в. Роберта Вальзера, который, несмотря на свои богатые новаторские изыскания в прозе и восхищенное к нему отношение Томаса Манна, Германа Гессе и Франца Кафки, долгое время оставался аутсайдером литературного мира и лишь к концу столетия был признан классиком мировой литературы.
WORLDWIDE ACKNOWLEDGEMENT HALF A CENTURY LATER: ROBERT WALSER’S PERSONALITY AND WORKS (1878–1956)
Y. NEMTSEVA
The article gives brief review of works by Robert Walser, Swiss writer of the first half of the XXth century who has been long regarded as an outsider in the world of literature despite his various novel approaches in prose and the admiration that Thomas Mann, Hermann Hesse and Franz Kafka felt for him, and who became an acknowledged classic of world literature by the end of the last century only.
Имя швейцарского писателя Роберта Вальзера известно в России главным образом специалистам-литературоведам. Впрочем, и в странах немецкого языка, в том числе и у него на родине, известность этого писателя была до недавнего времени не настолько велика, как это можно было бы предположить на основании восторженных отзывов о нем таких компетентных ценителей, как Томас Манн, Герман Гессе, Франц Кафка. Несмотря на то, что его произведения переведены на многие языки, регулярно переиздаются, инсценируются и экранизируются, а некоторые современные писатели объявляют себя почитателями и учениками Вальзера, в России он остается малоизвестным немецкоязычным мастером.
Лишь с недавнего времени его творчество стало объектом пристального внимания литературоведов и критиков разных стран. В России, например, о нем писали В. Д. Седельник и А. Глазова, в Германии — В. Беньямин, Ф. Михельс, А. Тусвальднер и М. Вальзер, в Англии — Э. Мороуз и К. Миддлтон, а сборник его работ в английских переводах с предисловием С. Зонтаг привлек к нему американского читателя.
Роберт Вальзер родился в 1878 г. в маленьком швейцарском городке Биле. Воспитывался он в многодетной и неблагополучной семье, где интересы и склонности детей не интересовали родителей, едва сводивших концы с концами. Отца семейства, Адольфа Вальзера, постоянно преследовали коммерческие неудачи1. Свою злость он постоянно вымещал на детях и требовал от них того, чего недоставало ему самому, то есть предприимчивости, деловой хватки и успеха в делах.
Элиза Вальзер-Марти, мать Роберта Вальзера, была женщиной вспыльчивой и неуравновешенной, подле которой дети переносили безрадостное детство. Будущий писатель рос замкнутым и отчужденным ребенком, что впоследствии выразилось в его творчестве. В романе «Семейство Таннер», к примеру, мы узнаем такой факт из его биографии: «Я никогда не болел и всегда завидовал тем, кто мог быть больным, о ком заботились, для кого произносили чуткие слова. Поэтому я часто представлял себя больным и бывал растроган в моем воображении тем, как мои родители со мной нежно разговаривали. У меня была потребность, чтобы обо мне чутко заботились, но этого никогда не происходило»2.
С 17 лет начинаются продолжительные странствия Роберта Вальзера по городам Германии и Швейцарии. Сначала он переехал в Базель, а затем в Штутгарт, где присоединился к своему брату Карлу, с которым еще в довольно нежном возрасте заключил соглашение — заниматься творчеством. Вальзер надеялся сделать театральную карьеру, но после провала на прослушивании у знаменитого актера Йозефа Кайнца решил «похоронить» свои амбиции. Следующее десятилетие он провел главным образом в Швейцарии. В этот период он не просто ищет работу, он ищет свое призвание и место в жизни. Вальзер был банковским служащим, продавцом книжного магазина, слугой в богатом замке в Силезии, работал на резиновой фабрике, на пивоваренном заводе, в агентстве для безработных, был переписчиком и секретарем в конторах, вел жизнь «незаметных парней», постоянно помыкаемых и отчужденных, которые появятся во множестве его более поздних рассказов.
Все эти годы его не оставляла надежда стать литератором. Он писал лирические стихотворения, короткие рассказы. Однако он творил не в свободное от работы время, а ради своего очередного сочинения увольнялся с иногда и нелегко доставшегося ему места, с головой погружаясь в творчество, которое почитал актом слишком торжественным и значительным, чтобы совмещать его с борьбой за хлеб насущный. По окончании же труда он вновь обращался в бюро по найму.
С 1896 г. Вальзер начал рассылать свои работы в газеты и журналы, и 8 мая 1898 г. состоялось первое издание стихотворений Вальзера в Берне. Стихи эти привлекли внимание видного литератора Франца Блея, который помог ему установить первые профессиональные контакты в Мюнхене, главным образом, с писателями, связанными с влиятельным журналом «Die Insel».
Начиная с 1904 г., когда в свет вышла книга «Сочинения Фрица Кохера» (Fritz Kochers Aufsätze), произведения писателя: стихи, рассказы, лирические этюды и романы — печатались в периодической прессе, выходили отдельными изданиями, однако так и остались достоянием узкого круга ценителей, среди которых были Ф. Кафка, Г. Гессе, К. Моргенштерн, С. Цвейг. Критики не обходили вниманием Вальзера, но он оставался для них загадкой, периферийным явлением литературного процесса3.
В 1905 г. Вальзер переехал в Берлин, где успешно обосновался его брат Карл, став известным уже к тому времени книжным иллюстратором и театральным художником. Проведенный здесь семилетний период был самым насыщенным и плодотворным в жизни поэта. В это время он много пишет, печатается, встречается с интересными людьми. Один за другим публикуются три его романа: «Семейство Таннер» (Geschwister Tanner, 1907), «Помощник» (Der Gehülfe, 1908) и «Якоб фон Гунтен» (Jakob von Gunten, 1909). Здесь автор с головой погрузился в литературную жизнь, посещая салоны и различные писательские общества. Среди его друзей и знакомых — группирующиеся вокруг журнала «Die Insel» писатели: Кристиан Моргенштерн, Макс Даутендей, Франц Блей, Франк Ведекинд и другие. Многие из них входили в кружок «мюнхенских неоромантиков».
Вальзер тоже печатался в журнале «Die Insel», и неоромантики сначала приняли его за своего, но вскоре за маской утонченного ипохондрика и беззаботного любителя прогулок разглядели неуклюжего провинциала, в реальном облике которого не было ничего романтически возвышенного. Их раздражал поток «грубой» реальности в миниатюрах и романах швейцарца, а ему в свою очередь был чужд духовный аристократизм кружка. Его посещения литературных салонов стали совершенно неуместными. После стычки с обществом, где его непочтительное чувство юмора, презрение к литературным и художественным направлениям и чудная манера одеваться расценивались как публичное оскорбление, Вальзер замкнулся, предпочитая оставаться в квартире брата Карла и присматривать за кошкой.
Сочинения Вальзера поражали современников резким несоответствием привычным образцам. Его даже упрекали в «неумении писать», в дилетантстве. Романы и миниатюры швейцарца были отмечены каким-то детским простодушием, наивностью и непосредственностью мировосприятия. Наивность эта воспринималась и оценивалась по-разному. Одни считали, что писатель только прикидывается простачком, этаким наивным юношей, словно пишущим школьные сочинения (это, кстати, любимая личина Вальзера), другие же видели в нем этого самого простачка, полагая, что сила писателя не в глубине мысли, а в наивно-незамутненном взгляде на мир, которому он, как ребенок, не перестает удивляться. В 1925 г. Томас Манн сказал о Вальзере: «Умен, как очень тонкий, благородный, благонравный и неблагонравный ребе. И все же «наивность» Вальзера сильно преувеличена. Это одна из его защитных масок, но не само лицо. За мнимой безыскусностью его романов и новелл открывается продуманная структура. Маска наивного ребенка, забавного человека, чудака позволяла прямо, без обиняков и недомолвок высказывать то, что в других условиях утонуло бы в формулах вежливости.
Первый роман Роберта Вальзера «Семейство Таннер» (1907) был полностью построен на автобиографическом материале. Уже здесь проявился один из парадоксов вальзеровской прозы: внешне это выглядело как простые автобиографические заметки, которые постепенно поднимаются до символа.
Двадцатилетний Симон Таннер, самый непутевый из многочисленного семейства, исполнен наивной веры остаться человеком при любых условиях. Первейшая его обязанность — быть счастливым. Чтобы добиться этого, он мечется по миру в поисках работы, и больше всего его пугает угроза стать придатком бездушного, обезличивающего механизма. Жизнь сурово обходится с Симоном, но он не впадает в уныние.
«Семейство Таннер» — это «роман испытания». Человечность сохраняется только ценой отказа от буржуазности, от общественных норм поведения. Противоборство личности с обществом ведется не во имя завоевания места под солнцем, а во имя сохранения человечности вопреки давлению обстоятельств. Борьба эта неравная, внутреннее «я» человека не в состоянии долго выдерживать давление общественного мнения и оказывается под угрозой деформации. Но и деформированный герой лучше и человечнее, «нормальнее» своего окружения, — полагает Д. Затонский4. «Разочарование в личности деградирующей, распадающейся, уходящей от самой себя не может не сопровождаться поиском индивида стойкого, дельного или, по меньшей мере, сопротивляющегося разложению».
Таков вальзеровский герой. Рассказывая о себе разным слушателям в различных жизненных ситуациях, он обретает самопознание, открывает в себе новые черты и качества. Его способ самоутверждения — противопоставление себя окружению, демонстрация своеобразия своей личности. Романтически страстные диалоги Симона — это обвинительные акты обществу, в котором нет места для бескорыстного служения людям. Симон становится посторонним, хотя и жаждет деятельности; недобрый, агрессивный мир теснит его, он отступает, не теряя, однако, надежды найти способ стать полезным людям.
Второй роман Вальзера «Помощник» (1908) был также написан на основе опыта прошлых лет, когда Вальзер работал помощником инженера, ставшего изобретателем, но оказавшегося на грани банкротства. Тема романа — крах предприятия и упадок бюргерской семьи — уже не нова, но автор придает ей неожиданный поворот: в центр он ставит не буржуа Тоблера, хозяина виллы «Под вечерней звездой», инженера-изобретателя, а бедного наемного служащего Йозефа Марти, человека, наделенного плебейской гордостью и не помышляющего стать собственником, «хозяином». Марти искренне привязывается к Тоблеру, хотя тот обходится с ним бесцеремонно и месяцами не выплачивает жалования.
В душе бедного служащего разыгрывается конфликт между жаждой служить людям и невозможностью воплотить эту потребность в мире. Марти тянется к людям и не находит контакта. Это вызывает в нем тревогу и раздражение, он упрекает себя в заносчивости, в «безголовости» и полон решимости узнать, что же он такое – «стоящий работник или ничтожество, светлая голова или тупая машина, умница или бездарь».
Марти испытывает себя, верит в фирму, но она не выдерживает экзамена. Сюжетное напряжение возникает из несоответствия между надеждами служащего и реальным положением дел фирмы. Марти мечется между надеждой и отчаянием.
В «Помощнике» Вальзеру удалось запечатлеть действительность и героя в их социальной и психологической определенности. Он называл роман самым реалистическим своим произведением.
Последний берлинский роман Роберта Вальзера — «Якоб фон Гунтен» (1909), ставший одной из любимых книг Франца Кафки и признанный сегодня шедевром Вальзера, привел в недоумение современников своим необычным сюжетом: юный отпрыск знатного и богатого рода порывает с семьей и становится учеником школы домашних слуг, чтобы в ее стенах отрешиться от своеволия и строптивости и научиться приносить пользу людям, служа им.
Мотив слуги и мотив детства проходят через все творчество Вальзера. Быть слугой — значит служить людям, делать маленькие добрые дела.
Единственный интерес владельца мужской школы Беньямента — получить с мальчиков деньги. Учителя ничего не дают ученикам и откровенно их игнорируют. «По большей части мальчикам нечем заняться, и «есть только один класс, — пишет Якоб в своем дневнике, — …где нас наставляет и направляет молодая дама, фройляйн Лиза Беньямента, сестра директора школы. Она входит в класс с небольшой тросточкой в руке. Мы все встаем за своими партами, когда она появляется. Как только садится она, нам тоже позволяется сесть. Она властно и резко стучит три раза по краю стола, и урок начинается…». «Наставления, которые мы имеем удовольствие получать, состоят главным образом из внедрения в наше сознание терпения и послушания — тех двух свойств, которые обещают либо очень мало успеха, либо вовсе никакого…».
Воспитанникам пансиона Беньямента внушается мысль, что они люди до ничтожества маленькие и должны смириться с этим. Поначалу Якоб, «потомок древних завоевателей», попав в заведение, где учат аскетизму, послушанию и строжайшей регламентации, испытывает неведомое ему чувство удовлетворения. Однако Якоб и в подчинении умеет сохранить внутреннюю свободу. Прикрываясь маской покорности, Якоб внимательно наблюдает за жизнью школы, стоящей на грани финансового краха, изучает своих наставников и товарищей. Он довольно много времени тратит на описание своих почти патологичных и определенно эксцентричных соучеников. Странные амбиции и чувства, которые невозможно постичь, пересказываются Якобом по мере того, как ученики совершают вылазки в город или выполняют различные обязанности в пансионе.
Мы будто проникаем в темную сердцевину вещей, глядя на жизнь, словно в кривое зеркало. Читатель лишен твердой почвы под ногами. Повернешь за угол, войдешь в комнату, встретишь однокурсника – и все изменится, или же не изменится ничего. Повсюду парадокс, иллюзия, умаление собственного достоинства.
Крайнее отчуждение разносится эхом по всем коридорам, стерильное и разрушительное. Пансион изолирован от остального мира. Студентам предписано играть подобострастные роли, однако под внешним лоском в них ощущается абсолютная угнетенность. Это ясно видно по фон Гунтену. По его записям чувствуется, что он молодой бунтарь, загнанный в клетку.
Кристофер Миддлтон, которому принадлежит первый перевод на английский книги Вальзера «Прогулка и другие рассказы», также перевел и «Якоба фон Гунтена», охарактеризовав Вальзера термином «люминоидный». Таким словом обычно описывают нечто религиозное, мистическое. На взгляд Миддлтона, это то качество в Вальзере, которое взрывает нормы, а подавляемые побуждения делает основными ценностными критериями. Оно способно «пронзать нормативные кодексы, приходить к преднамеренным прозрениям… созерцать мир наново…». «Поразительно, — писал Миддлтон, — что он так долго сумел выстоять против одиночества, ужаса, разочарований и, вероятно, против жестокой тяги к смерти»5.
Роман «Якоб фон Гунтен» опять-таки автобиографичен, поскольку описанный в нем пансион Беньямента имеет много общего с заведениями, в которых приходилось учиться Вальзеру: с гимназией в Биле, с берлинской школой домашних слуг.
В конце концов, пансион закрывается после смерти фройляйн Беньямента, и недоучившийся Якоб вместе с директором решают отправиться на поиски приключений в Африку, в «пустыню», надеясь вдали от цивилизации найти применение своим нерастраченным силам.
В романе много фантазий, снов, видений, и все же это самый реалистичный роман Вальзера. Еще в 1920-е гг. немецкий литературовед и искусствовед Вальтер Беньямин заметил, что «Вальзер начинается там, где кончаются сказки»6.
К форме литературного дневника, в которой написан «Якоб фон Гунтен», Вальзер тяготел с самого начала. Она как нельзя лучше соответствовала творческой индивидуальности художника. Помимо романов в подобной форме выстроен весь массив малой прозы Вальзера. Это более тысячи рассказов, зарисовок, миниатюр. Недаром сам писатель рассматривал свои многочисленные этюды, как крупицы одной большой исповеди, как этюды и главки одного продолжительного романа — романа своей жизни7.
В берлинский период творчества Вальзера его книги выпускаются минимальными тиражами и годами пылятся на издательских складах. Это крах всех надежд писателя, повлекший за собой его возвращение в родной Биль. Он снимает мансарду с пансионом и почти восемь лет существует на редкие гонорары за миниатюры, которые печатались в газетах Берлина, Праги и Вены. С началом Первой мировой войны жизнь Вальзера превращается в непрерывную череду неудач, крушений и кризисов.
Доминирующим чувством этих лет становится одиночество. У Вальзера нет семьи, нет друзей и единомышленников. Время и невзгоды сделали его трудным в общении, резким и ворчливым. Он по-прежнему много пишет, но его миниатюры большей частью оседают в ящике письменного стола, а роман «Тобольд», завершенный в 1919 г., так и не находит издателя. Навсегда теряется в издательствах и рукопись романа «Теодор», с которым Вальзер связывал свои надежды. Однако писатель снова и снова брался за перо, работая в малых жанрах, и рассылал свои произведения в газеты и журналы.
В то время «малая проза» в писательском ремесле называлась «фельетонами». Такие очерки заполняли последние страницы изданий, следуя за собственно новостями. Фельетоны состояли из коротких впечатлений, обрывков сплетен, развлекательных грез, личных анекдотов и притч. По большей части они были лирического характера. Стиль их должен был быть неглупым, но и неглубоким. Вальзеровские тексты из-за присущих им иронии и лиризма попадали на газетные страницы. Ему с удивительной легкостью удавались бытовые зарисовки, не имеющие, казалось бы, никакой информационной ценности. «Но если он однажды обращал на что-то свой взгляд, то тут же начинал колдовать», — пишет о Вальзере Антон Тусвальднер8. Оплата за его неповторимый писательский труд тем не менее была мизерной.
Роберт Вальзер считается выдающимся мастером «малой прозы», смелым реформатором жанра новеллы, короткого рассказа, лирической миниатюры. «Малая проза» занимает более двух третей литературного наследия писателя. Прозаические этюды, жанр которых чрезвычайно трудно определить, сочетают в себе и отражение реальных жизненных процессов и авторских переживаний, и пародию, и самоиронию. Вальзер меняет привычные представления о любви, жизненном успехе, счастье.
Тексты из сборников «Сочинения» (1914), «Истории» (1914), «Маленькие поэмы в прозе» (1914) и другие, на первый взгляд, представляют собой пеструю смесь случайных ассоциаций. Однако все они построены по особым вальзеровским законам: начинает автор, как правило, с какого-нибудь тривиального мотива, затем незаметно усложняет его, обогащает абстрактными понятиями, которые, подвергаясь авторской пародии, демонстрируют несовпадение видимости и сущности. В игровой манере Вальзер высказывает глубокие мысли о действительности и человеке9.
Иронический подтекст и правда в описаниях были основными средствами, благодаря которым Роберт Вальзер мог выразить свое отношение к мещанской среде. Ирония для Вальзера не только способ самозащиты, но и средство нападения. Если, к примеру, для Томаса Манна или для Германа Гессе ирония была средством духовного преодоления убожества жизни, способом выстоять, то для Вальзера она возможность отрицания всерьез, форма категорического неприятия обывательского существования. С ее помощью он возвеличил бедность, нравственную неуступчивость, наделил «маленького человека» гордым нравом, привлекательностью, правом на достоинство.
Из Биля Вальзер отправлялся в свои Spaziergänge — походы по окрестностям, которые заводили его в деревеньки и городки центральной Швейцарии и вдохновляли на прозаические наброски, которые он продолжал писать для различных газет и в 1917 г. опубликовал в книгах «Прогулка» (Der Spaziergang), «Прозаические работы» (Prosastücke), «Маленькая проза» (Kleine Prosa).
В 1918 г. Вальзер пишет «Жизнь поэта» (Poetenleben), а затем следует «Зеландия» (Seeland, 1919). Идиллическая направленность его произведений, написанных в Бильский период, совпавший по времени с Первой мировой войной и Октябрьской революцией, стала причиной того, что у него появилась репутация «писателя, ставшего пастушком». Донельзя аполитичные, его работы, наполненные многословными арабесками, раздражающими отступлениями, абсурдно учтивым цветистым языком, тем не менее являли собой ту реальность, которая оказывалась оппозицией миру, охваченному войной10.
Творчество Вальзера 20-х и нач. 30-х гг., слишком часто и «удобно» помечавшееся в прошлом этикеткой «психопатологии», в высшей степени экспериментально. Приближаясь к «автоматическому письму» сюрреалистов, многие его тексты структурируются омофонами и навязчивыми рифмами. То, что кажется глупым и прямо бессмысленным на первый взгляд, фактически оказывается подрывной стратегией, позволяющей Вальзеру критиковать не только условности речевых шаблонов, но и социальное поведение, и общественную политику, подпавшие под тиранию соглашательства. Мастерски владея искусством монтажа и острословия, оказывая шоковое воздействие на читателей, привыкших к «хорошему вкусу» и скандализированных табуированными темами, Вальзер в самом деле предстает, по выражению Марка Хармана, «причудливым авангардом в одном человеке». Сходные вопросы (резкая критика культурной индустрии и буржуазного интеллектуального потребительства) поднимались в 1920-е гг. Андре Бретоном и Вальтером Беньямином.
Для того чтобы хоть как-то обеспечить свое существование, Вальзер вынужден был писать короткие миниатюры и фельетоны для публичных газет и журналов, однако в конечном итоге он почувствовал, что больше неспособен идти на компромисс. Последний его переезд состоялся в 1921 г. — в Берн. Там, униженный крайней нищетой, он решил писать только то, что сам захочет увидеть в печати.
В Берне Вальзер всего на полгода устраивается помощником библиотекаря в Государственный архив, после чего вновь бросает работу и возвращается к жизни свободного писателя, возобновляя кочевые привычки молодости, и за восемь лет пятнадцать раз переезжает с одной съемной квартиры на другую. Следствием переезда в этот город стала постоянно росшая пачка отказов — изоляция и лишения писателя усугубились.
Сборник прозаических работ под названием «Роза» (Die Rose, 1925) стал последней книгой, опубликованной писателем при жизни. В этом томе мастерски сработанные короткие рассказы и эссе пересыпаны возмутительными набросками, фрагментами историй, письмами воображаемых людей, афоризмами и почти совершенно невнятными монологами. Во многих произведениях используется определенный прием, когда пейзажи превращаются в пейзажи грез, а рассказчик — в некое лицо, озирающее события издалека и внезапно становящееся неотъемлемой частью рассказа.
Швейцарский критик Макс Рюхнер в частном письме назвал Вальзера «Шекспиром короткого рассказа». Таким образом, Вальзера можно в какой-то мере считать реформатором жанра новеллы. Свободные фантазии, вариации на темы текущей жизни, иронические комментарии к событиям дня, стихотворения в прозе, построенные на столкновении шутливого и серьезного, возвышенного и банального. Это не только давало простор юмору, но помогало за шутливыми перевоплощениями показать сомнения автора в нерушимости внешне столь прочного швейцарского бюргерского миропорядка.
Отстаивая право личности на свое видение мира, отличное от навязываемых обществом клишеобразных представлений, разрушая эти представления с помощью иронии и пародии, Вальзер, случалось, расшатывал заодно и коренные родовые признаки эпической прозы: единство действия, цельность образа, взаимосвязанность повествовательных элементов. Расшатывал, конечно, не для того, чтобы с помощью хаотичной формы выразить хаос и бессмыслицу бытия, а для того, чтобы поставить под сомнение упорядоченность и кажущуюся незыблемость существующего.
Четвертый и последний роман Вальзера «Разбойник» (Der Räuber, 1925), написанный в бернский период, так и остался в его бумагах. Он был расшифрован и издан только в 1972 году. «Разбойник» представляет собой один из более чем 500 его текстов, так называемых «Микрограмм», написанных простым карандашом микроскопическим почерком. Снова переживая кризис, связанный с враждебностью соотечественников, которую он воспринимал как месть за духовную независимость и неподкупность, Вальзер изобрел этот, по его собственному выражению, «карандашный метод», для того чтобы успешнее преодолевать собственный творческий застой. После смерти Вальзера большая часть его микрорукописей, первоначально считавшихся написанными каким-то кодом, была расшифрована в результате кропотливого двадцатилетнего труда и издана под названием «Aus dem Bleistiftgebiet».
Постепенно в работах Вальзера образ автора становился мрачнее, как и образ всего человечества, фрагментарный и все более грозный. Проза его наполняется противоречиями, конфликтами между ним самим и его историями. Их не покидает ирония, но со временем она приобретает горький привкус.
Большинство критиков соглашаются в том, что Вальзер расстраивает и одновременно завораживает читателей тем, что, в конечном итоге, избегает их. Будучи в высшей степени самоаналитичным и даже временами исповедальным, Вальзер прячется за мириадами рассказчиков от первого лица: мальчиков на побегушках и конторщиков, детей и женщин — одиноких или семейных, молодых или старых, рабоче-крестьянских и аристократических. Он и сам как-то раз заметил, что все его произведения — это некий неоконченный роман, «я-книга, разрезанная на бесчисленные мелкие фрагменты».
Это замечание не очень много сообщает нам о самом Вальзере, и мы никогда уже не узнаем наверняка, кем был этот «я», говоривший столькими голосами и носивший столько личин. Тем не менее, он честно предупреждал критиков и читателей: «Ни у кого нет права относиться ко мне так, будто они меня знают».
Последнюю треть жизни — 27 лет — Вальзер провел в санатории для душевнобольных. В конце 20-х гг. у писателя начались острые приступы беспокойства, он начал «слышать голоса». Кошмарные и неумолчные, они преследовали его уже давно, не оставляя в покое его мысль ни на мгновение. В конечном итоге, Вальзер в надежде избавиться от переутомления и мучительной бессонницы по собственной воле удаляется в психиатрическую лечебницу в Вальдау на окраине Берна. Поначалу он часто наведывался в город, поддерживал связи с редакциями многих периодических изданий и не прекращал творческой работы. Миниатюры этого периода ничем не отличались от созданных ранее. В них не чувствуется ни смятения духа, ни помрачения разума, ни раздвоения личности. Тексты отличаются ясностью мысли и характерной, дразнящей, вальзеровской иронией.
От пребывания в этом «монастыре современности», по выражению Элиаса Канетти, состояние его, первоначально диагносцировавшееся как шизофрения, быстро улучшилось: он мог гулять по городу, вновь начал публиковаться в газетах. К 1933 г. Вальзера уже не считали клиническим случаем, то есть человеком, нуждавшимся в лечении. Однако по просьбе его любимой сестры Лизы и несмотря на его решительное, почти отчаянное сопротивление, его переводят в лечебницу более строго режима, в Херизау, находившуюся в маленьком отдаленном городке на востоке Швейцарии, только потому, что содержание пациента там обходилось значительно дешевле.
Насильственный перевод, означавший усиление изоляции, резко травмировал писателя и вызвал полный и окончательный отказ от творчества. С этого времени и за оставшиеся 23 года жизни он не написал ни единой строчки. «Я здесь не для того, чтобы писать, а для того, чтобы быть сумасшедшим», — говорил он Карлу Зелигу, своему юридическому опекуну после смерти сестры. В ответ на призывы вернуться к литературному труду он с горечью заявил: «Нелепо и жестоко требовать от меня заниматься писательством в приюте. Единственной почвой, на которой можно творить, является свобода. И пока это условие остается невыполненным, я не вернусь к литературной работе»11.
Изолированный от общества, Вальзер отказался от контактов с людьми. Болезнь писателя так и осталась неразгаданной, возможно она действительно была наследственной, доставшейся сыну от матери, а возможно он просто изнемог в неравной борьбе с недобрым, враждебным его искусству окружением и ушел от него в анонимное существование пациента.
Конец литературной деятельности Вальзера почти совпал с концом эпохи, которую когда-то называли «мирное время». Воздух перемен, наполнявший уже в двадцатые годы книги Томаса Манна, Германа Гессе, в художественную работу Вальзера не проник. Это, конечно, отодвинуло Вальзера от современников в истории литературы.
Можно назвать немало причин, по которым художественные открытия писателя не были вовремя оценены по достоинству. Тут и свойственная Вальзеру шокирующая новизна в воссоздании «внутренней работы души», и сам образ жизни художника.
Но главная причина вытеснения из национальной литературы одного из талантливейших ее мастеров — в том, что Вальзер был художником неудобным, тревожащим нечистую совесть своих самодовольных соотечественников, а с такими «блудными сыновьями» Швейцария в 1930–40-е гг. особо не церемонилась. Творчество Вальзера было заново открыто только в 1960–70-е годы.
