Патрик Ковен. В объятьях ветра
Т. Эйдельман
Роман Патрика Ковена начинается с описания баскетбольного матча. Где он происходит, кто его участники — непонятно. Ясно только одно — играют не очень умелые любители, и, как и полагается любителям, играют с огромным напряжением и энтузиазмом. Но вот матч кончается, и выясняется, что все игроки — инвалиды, неспособные подняться со своих кресел на колесах. «Сидячий баскетбол» становится символом существования больных в парижской клинике, где, казалось бы, кипят страсти, идет бурная жизнь и в то же время все поступки и мысли людей ограничены постоянным ощущением неподвижности и безысходности.
Герои Патрика Ковена оказываются в ситуации, сентиментальность которой может поначалу оттолкнуть читателя. Пьер, абсолютно благополучный и преуспевающий деловой человек, и молодая красавица Клод, превратившись в калек, уже не могут поддерживать нормальный контакт со своим прежним окружением. Жена и дочь Пьера делают все возможное для того, чтобы облегчить его жизнь: загородный дом, куда его привозят из клиники на выходные, оснащен приспособлениями, помогающими ему передвигаться; все стараются делать вид, что жизнь, сломанная автокатастрофой, постепенно входит в свою колею. И все же, несмотря на все эти усилия, а может быть, именно из-за них, между Пьером и его заботливой женой и послушной дочерью возникает непреодолимое отчуждение. Каждое новое проявление заботы только лишний раз демонстрирует Пьеру его ущербность. Клод тоже не хочет и не может видеть своего возлюбленного, с которым ее связывает множество прекрасных воспоминаний. Он ведет себя безупречно и не хочет покинуть любимую в беде, но ее пылкая любовь осталась в прошлом существовании, окончившемся на горном склоне где-то в Альпах.
Итак, сразу ясно, что сюжет будет трогателен и незамысловат.
Действительно, формально все происходит именно так, как и должно происходить в сентиментальном фильме. Пьер и Клод, очутившись в тяжелейшей, безвыходной ситуации, начинают осознавать бессмысленность своей прежней жизни и, полюбив друг друга, решают начать все сначала. Но Клод предпринимает последнюю попытку вылечиться и гибнет после неудачной операции, оставив Пьера в одиночестве.
Что же, перед нами слезливая дешевка о несчастных инвалидах? Ничуть не бывало. Множеству историй о любви к слепым, глухим, немым или безногим удается взволновать лишь самую неискушенную часть публики. Но стоит автору чуть-чуть сместить «центр тяжести» сюжета, и перед нами могут оказаться уже «Огни большого города». Конечно же, талант Ковена несопоставим с гением Чаплина. Сближает их только одно: слепота чаплиновской героини была только предлогом, позволившим рассказать о вещах, волнующих всех людей — слепых и зрячих, здоровых и больных. В романе Ковена история Пьера и Клод положена в основу не примитивной мелодрамы, а серьезного повествования о любви, мужестве и стойкости. При этом для писателя важно не только то, что больные «такие же люди», как и здоровые, но и то, что здоровые бывают подчас так же беспомощны, как и больные, и так же нуждаются в поддержке. В одном из первых романов Патрика Ковена, «Слепая любовь», абсолютно нормальный человек неожиданно влюбляется в слепую женщину. Но вскоре выясняется, что ему, одинокому, замкнутому, неуверенному в себе, нужна ее помощь ничуть не меньше, чем ей — его. Слепота Лоры и одиночество Жака воспринимались как явления одного порядка, не как болезнь, а как неприспособленность героев к жизни.
Точно так же и история Пьера и Клод интересна вовсе не тем, каким образом два инвалида сумели добраться до берегов Нила и принять участие в туристской поездке. Куда существеннее то, что перед нами два человека, выбитых из нормальной жизни и пытающихся выстоять и выжить. Разрыв с прежним существованием, казалось бы, должен был навеки заключить героев в тюрьму, воздвигнутую для них их несчастьем. Но на наших глазах происходит прямо противоположное. Уходя от своего прошлого в мир больных, Пьер и Клод на самом деле стремятся прорваться к новой, здоровой жизни. Можно подумать, что все их попытки заранее обречены на неудачу, ведь малейшее препятствие вынуждает их обращаться за помощью к другим людям. Наверное, это должно так же раздражать и унижать инвалидов, как и перестроенный дом Пьера, по которому он может теперь свободно разъезжать в своем кресле. Но Клод не желает сдаваться и жить по законам клиники, где все максимально приспособлено для существования калек и облегчает им каждый шаг, а на самом деле только напоминает об их ущербности и все больше отдаляет от остальных людей. Поэтому она, а вместе с ней и Пьер упорно, настойчиво, упрямо отвергают навязанные судьбой правила. И вдруг выясняется, что помощь других людей может быть совсем не унизительной. Внутренняя раскованность, которую понемногу обретают герои, не может излечить их увечья, но все же открывает для них возможности общения и постепенно стирает казавшуюся такой непреодолимой грань между миром больных и миром здоровых. Поэтому путешествие по Нилу, которое должно было бы лишний раз показать калекам всю ограниченность их существования, фактически возвращает их к другим людям. Именно здесь, в Египте, среди величественных гробниц и застывших изображений, Пьер и Клод вновь становятся способны любить, радоваться жизни, сопереживать другим. И именно здесь Клод принимает решение, которого раньше так страшилась, — рискнуть и согласиться еще на одну операцию. Она делает свой выбор: любой ценой вернуться в мир живых людей, не отгораживаться от него и не смиряться со своим несчастьем. Это решение губит ее и, казалось бы, должно порвать последнюю связь Пьера с жизнью. В первые месяцы своей болезни он был в клинике, среди товарищей по несчастью, способных понять и разделить его боль. Теперь он оказывается в полном одиночестве, без семьи и без возлюбленной, окруженный людьми, смотрящими на инвалида с сочувствием и скрытым или явным чувством превосходства. Но в эпилоге мы видим Пьера страдающим, полным воспоминаний о прошедшей любви и все же куда более открытым для других людей, чем до встречи с Клод. Недаром именно теперь он начинает находить контакт со своей дочерью, которая раньше казалась ему такой скучной и безликой. Тоскливое отчаяние Пьера в начале книги совсем не похоже на его мучительное горе. Калека, осознанно ни с кем не сблизившийся, был в куда более трагичном положении, чем одинокий, лишенный каких-либо надежд человек, научившийся все же понимать других людей, общаться с ними, любить их. Эта эволюция Пьера Формье, о которой иронично и печально, мужественно и поэтично рассказывает он сам, как раз и создает особое очарование романа Патрика Ковена и превращает «В объятьях ветра» в книгу, которую очень легко читать, но трудно забыть.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1985. – № 2. – С. 112-114.
Произведения
Критика
