Франсуаза Саган: тридцать пять лет спустя
Л. Мнускина
6 января 1954 года робкая мадемуазель Ф. Куарес, в слишком просторном плаще, с каштановой челкой, прикрывающей непокорный лоб, переступила порог издательства «Жюйяр». Уже через год под псевдонимом Саган, заимствованным, кстати, у Пруста, она стала одним из самых читаемых, самых переводимых, самых известных писателей в мире. Пакет с рукописью своего 166-страничного романа восемнадцатилетняя Франсуаза передала в надежные руки. Старик Жюйяр сразу поверил в талант девушки. В свои восемнадцать Франсуаза была исключена из пансиона с идиллическим названием «Небесные ласточки», сдала экзамены на звание бакалавра, завалила английский экзамен на подготовительном курсе университета и написала свой первый роман «Здравствуй, грусть»...
Через год тираж его превысил миллион экземпляров, сама Франсуаза была удостоена Премии Критики, и книга ее обошла без преувеличения весь мир. Мориак в знаменитой статье, опубликованной в «Фигаро», увидел в творчестве юной писательницы предчувствие будущего общественного распада.
Саган стала звездой. Газеты и журналы писали о ней бесцеремонно, а порой развязно, как писали они о кинозвездах Мартин Кароль и Брижит Бардо. Прессе принадлежит честь создания мифа, именуемого «Франсуаза Саган». Непременными слагаемыми этого мифа стали атрибуты современной «сладкой жизни» — виски и деньги. Сама Саган предпочитает, чтобы с ней говорили не о деньгах, а о «Литературе». Это слово она неизменно пишет с прописной буквы. Саган — звезда? Но кто сегодня вспоминает о той же Мартин Кароль, чье появление на экране в ажурных чулках некогда показалось неслыханной дерзостью? Брижит Бардо вообще больше знакома современной молодежи в качестве верного друга животных. О Саган, авторе двух десятков романов, пьес, двух сборников рассказов, нескольких сценариев, говорят, спорят до сих пор — и самое главное, ее читают.
Хотя, если говорить откровенно, в 80-е годы многие критики, и не без основания, начали видеть в ее творчестве признаки упадка. К удачам нельзя было отнести ни ее «Шелковый взгляд», ни «Мелодии для сцен», ни роман «Спящий пес», написанный à la Золя и посвященный жизни шахтерской семьи на севере Франции. По словам Алена Роб-Грийе, Франсуаза Саган, несмотря на свой огромный талант, «начала писать слишком быстро, слишком небрежно...» В начале 80-х у нее было немало финансовых и прочих неприятностей. Процесс с «Фламмарионом» оставил ее без издательства, а бесконечные наскоки ультраправых не могли не оставить шрамов в душе даже такого многоопытного человека, как Саган. «Блюстителю морали» Ле Пену, главе французских «патриотов», очень уж хотелось видеть в Саган человека, близкого к Миттерану: она часто сопровождает его в поездках. К счастью, процесс против Саган и ее друзей закончился крахом для тех, кто его затеял.
Но Саган осталась без издателя, и потому предложение Робера Лаффона написать книгу о Саре Бернар для новой, придуманной им серии: «Жила-была однажды» — было для Саган спасением. В великой актрисе писательнице импонировала неукротимость, независимость, твердость и жизнерадостность, влюбленность в свое ремесло. «Несломленный смех» — не биография, не роман. Книга написана в эпистолярном жанре, Франсуаза Саган и Сара Бернар обмениваются друг с другом письмами; в них они пишут друг другу о своем житейском окружении, о своих проблемах, о том, что уже давно ушло в Лету или непоправимо изменилось, и о том вечном, что остается: славе, материнстве, любви...
Образ Сары Бернар Франсуаза Саган воссоздает по мемуарам самой актрисы «Моя двойная жизнь», по воспоминаниям современников и, конечно, по своим собственным представлениям о «своей близкой знакомой, которая вот уже шестьдесят лет покоится на кладбище Пер-Лашез!».
«Несломленный смех», быть может, для нас более понятен был бы «незадушенный смех» — это гимн мужеству и жизнелюбию. Путь великой актрисы к славе не был усыпан розами, несмотря на то, что настоящее имя актрисы — Розин.
Смеясь, Сара Бернар рассказывает своей корреспондентке Саган о том, что ее приняли в театральную школу только благодаря необыкновенному голосу, и о том, какой ужас она почувствовала перед первым своим выходом на сцену и как была изгнана из «Комеди Франсез» за то, что дала пощечину пожилой актрисе и была прозвана за это «Люцифером в юбке». Конечно, она рассказывает и о своих любовных приключениях, и о своих забавах — женщинам есть о чем поговорить... Кое-кому книга покажется лишенной глубины. Сара Бернар близка ей потому, что сумела достойно прожить тот отрезок времени, который был отпущен ей судьбой.
После «Сары Бернар»... и последовавшей за ней прелестной книги воспоминаний «С наилучшими пожеланиями» многим показалось, что Саган посвятит себя мемуаристике. Однако все возвращается на круги своя. И Саган через 35 лет, в 1989 году, вернулась в лоно своего первого литературного дома, издательство «Жюйяр», где и вышел ее роман «Поводок».
В нем акварельная красота и безупречная музыкальность ее первых книг — «Здравствуй, грусть», «Смутная улыбка», «Через месяц, через год», «Любите ли вы Брамса?». Только взгляд ее, обращенный к светскому Парижу, стал еще более острым, более проницательным и, пожалуй, еще более разочарованным, и опять все тот же «светский Париж».
Франсуазу Саган столько раз упрекали в том, что она изображает праздных и обеспеченных, не знающих материальных затруднений людей, что пора, пожалуй, объяснить этот феномен. Во-первых, неудивительно, что Саган обращается к материалу, который она знает лучше всего, а во-вторых, психологические отношения описываемых ею групп, по ее собственным словам, «можно перенести на всякие другие». Любовь в ее книгах оказывается только блестящим покровом, наброшенным на дрожащее от наготы человеческое одиночество. Да и сама любовь-страсть, которую исследует в своем последнем романе Франсуаза Саган, превращается в Молоха, требующего кровавых жертв.
Героя «Поводка» никак не назовешь героем времени. Среди финансовых воротил и бездарных, но мнящих себя гениями кинематографических и музыкальных снобов он выглядит существом в некотором роде чужеродным. Венсан, так зовут героя, готовился стать пианистом, но встретился с Лоране, очаровательной дочерью крупного банкира. «Они почти тотчас поженились... несмотря на обуревавшие тестя сомнения», видевшего в будущем зяте заурядного хулигана, мечтающего прибрать к рукам состояние.
Однако Венсан — не Растиньяк и не Дюруа. Одаренный, неглупый, по-своему тонкий, в чем-то наивный и абсолютно несведущий в практических делах, он становится для Лоране любовником, песиком и куклой. Она видит в своем беспечном и нищем супруге свою «эксклюзивную» собственность. Отсюда и название романа — поводок, позолоченный поводок, призван удержать милого «песика» с консерваторским образованием дома. У Венсана нет ничего своего: в собственную комнату он может пройти только через комнату секретаря, ему выдают карманные деньги — правда, ему делают подарки, иногда даже очень дорогие. По случаю дня рождения, например, Лоране преподносит ему великолепную одноместную машину, «прекрасное черное животное, выверенное и точное, мощное, как музыка Равеля». Наш герой — музыкант, он чувствует себя истинным артистом. И тем сильнее в нем сознание безумия своего брака, нелепости своего положения, которое он принимает то ли из-за врожденной беззаботности, то ли от лени. Семь лет брака для Венсана — семь лет унижения и смирения перед безвестностью. Не желая себя обманывать, «посредственность меньше бросается в глаза, если человек торгует в бакалейной лавке», он почти не подходит к роялю. И он, «пыльным упреком от Плейеля», мирно дремлет в углу. Правда, у героя достаточно сил и ума, чтобы признать, что своей небывалой «моральной стойкости», или попросту праздности, он обязан не только высшим соображениям, но прежде всего подачкам Лоране. Он может выбрать себе парикмахера или спортивный клуб, так же как и некоторые другие мужские игрушки. Зато в качестве реванша ему строжайше запрещены свидания с другом детства, Кориоланом. Так или иначе, но после семи лет супружества Венсан испытывает чувство, очень похожее на удушье. И если бы его легкие не освежал изредка воздух Парижа, пыльный и насыщенный парами бензина, он непременно бы задохнулся в комнате Лоране, пропитанной слишком сильными духами и любовью...
В «Поводке» Франсуаза Саган рисует изжившую себя систему отношений в браке — мужу и жене нечего сказать друг другу; их «союз основан на примитивном стремлении подчинить «партнера по любви» своей воле и на полной материальной зависимости. Но только этим, лежащим на поверхности выводом содержание романа, конечно, не исчерпывается. Банальная любовная история по мере развития сюжета превращается в уравнение со множеством неизвестных и неминуемо летит к трагической развязке.
Неожиданно для себя, то ли от скуки, то ли по наитию, Венсан нацарапал двенадцать нот на клочке бумаги. Эти ноты стали главной музыкальной темой фильма, который снял друг Лоране — некий Ксавье Боннат. Фильм прошел с огромным успехом, а его музыку ждал настоящий триумф. «Ее пели все певцы, все исполнители Европы, а теперь уже и Америки; ее исполняли на концертных эстрадах; она звучала на аэродромах и стадионах».
В общем, ничего не разумеющий в финансах композитор, которого обманывает музыкальный продюсер, известный под прозвищем «Нет ни су», должен тем не менее стать миллионером. Но пока что вместе со своим другом, разыгравшим настоящую комедию и выдавшим себя за влиятельного американского импресарио, он получает у «Нет ни су» всего 5000 франков.
Поведение Лоране в этой ситуации кажется музыканту непостижимым. Лоране совсем не рада его успеху, без конца бранит эти несносные «масс-медиа», почему? Оказывается, она «вышла замуж за пианиста, а не за сочинителя шлягеров». Когда же Венсан наконец становится миллионером, Лоране попросту скрывает это от него, и только случайно он узнает о заработанных им десятках миллионов. К его чести надо сказать, что больше всего он был поражен не миллионами долларов, а тем, что Лоране, достойная дочь своего отца, почему-то отдает эти деньги на постановку снобистского, явно обреченного на провал фильма (черно-белого, в одной и той же декорации с неизвестными актерами по «Осам» Аристофана). Компаньонам, весьма напоминающим Кота Базилио и Лису Алису, не удается обвести простодушного, но не идиота же, Венсана. Он отказывает им.
«Что за важность, — считает Лоране, — Венсан наконец создал свою музыку». Про себя он назвал ее «счастливыми сожалениями». «Эти сожаления вобрали в себя всю его жизнь... И по закону контраста за минутами счастья последовало нечто отвратительное и страшное. Лоране заподозрила Венсана в холодной расчетливости, в том, что он... знал: у него будут деньги, много денег, и он будет свободен!»
Герой, уверенный в том, что Лоране его ненавидит, уходит. (Это еще один вариант уравнения со множеством неизвестных.) А вечером он узнает, что Лоране сразу после его ухода выбросилась из окна и разбилась. На половине дороги к квартире, на бульваре Распай, он вспомнил сыгранную утром музыку и начал насвистывать ее сквозь зубы. Так, по-чеховски, кончается этот роман о любви, страсти, смерти, деньгах и музыке.
Герой сам рассказывает о том, что произошло с ним, что произошло с Лоране: в порыве великодушия или отвращения к Лоране и ее алчному миру Венсан отказывается от злосчастных своих денег. У него остаются жалкие гроши — на них он покупает себе костюм в стиле Аль-Капоне, играет на скачках и выигрывает, проводит ночь с девицей из бара... И на рассвете в дешевых меблирашках с пронзительной ясностью осознает, как он запутался в этой жизни. И впервые видит себя таким, какой он есть: «жалким типом, мечтавшим улизнуть от общества, которого презирает не только это общество, но и его собственная жена». Герой возвращается к Лоране, на бульвар Распай. Утром у себя в комнате, на подаренном Лоране «Стейнвее», он берет несколько аккордов... и эти несколько аккордов, уже несколько дней преследовавшие его, становятся началом большой музыкальной темы. Он знает, что на этот раз это была его музыка, музыка убийства Лоране. Поводок был слишком туго затянут, он погубил ту, которая так цепко держала его в своих руках. Правда, в какой-то момент Лоране показалась Венсану «так и не ставшей взрослой девочкой». А за ненавистью, коварством и капризами не скрывалась ли исступленная жажда любви?
В общем, мне кажется, следует согласиться с мнением большинства французских критиков: тридцать пять лет спустя перед нами прежняя, лучшая Саган.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1990. – № 6. – С. 83-86.
Произведения
Критика
