Патрик Модиано. Утраченный квартал
Т. Ворсанова
Девятый роман Патрика Модиано (род. в
Прежде всего, Патрику Модиано, как и многим его собратьям по перу во Франции, в последние годы стало небезразлично, читает ли его книги широкий читатель. Видимо, отчасти потому перед нами одновременно изящная проза и детектив, где разгадка преступления открывается лишь на последних страницах.
Внешние приметы все те же: характерное для романов Модиано отступление на двадцать лет назад, возвращение на те нее места, вглядывание в прошлое, непременное присутствие в нем темных личностей и неких темных махинаций, поиски собственных следов, оставшихся в документах и оставленных (или сгладившихся) в памяти других. Заметим попутно, эта мысль реализуется на самых разных уровнях, и яркий тому пример — эпизод, когда герой впервые попадает в дом своей будущей возлюбленной. Встав с мягкого дивана, он наблюдает, как слуга точными и быстрыми движениями разравнивает образовавшуюся в сиденье вмятину так, чтобы от сидевшего не осталось и следа.
Поначалу в романе есть и туман, и призраки, и амнезия — буквально эти слова встречаются на первых страницах, будто бы автор готов предоставить своему читателю то самое, к чему тот давно привык, но уже через полтора десятка страниц мы читаем: «...Больше никаких туманностей, никаких зыбучих песков...» Правда, это сказано применительно к нынешней, и впрямь очень стабильной, жизни героя: у него любимая жена, трое детей, у которых «только один недостаток — они любят смотреть телевизор». Увы, стабильно и его отношение к собственному творчеству: свои книги литературой он не считает и причин для всеобщего восторга в них не видит. Однако в прошлое он погружается именно для того, чтобы выяснить до конца то, чего не знал, находя собственный — творческий — способ преодоления неопределенности.
Итак: герой-повествователь, прославленный (и весьма — «новый Иэн Флеминг», по свидетельству окружающих) английский писатель-детективист, приезжает в Париж, чтобы подписать выгодный контракт с японской фирмой. В Париже, где он родился и вырос, он не был двадцать лет. Собственно, это свидание с издателем, как он позже понимает, лишь предлог для другого свидания — с Парижем, точнее, с летним Парижем, а еще точнее — с самим собой. Герой переживает не столько утраченность времени, сколько утрату места, ощущений — когда-то он чувствовал, что в Париже сам становится «листвой деревьев, дождевой рябью в лужах, гулом голосов, пылинкой среди миллионов других пылинок на улице». В те давние «времена Париж был городом, отвечавшим биению моего сердца. Жизнь моя вписывалась только в его улицы», а теперь «я один в этом безразличном городе, где от нас ничего не осталось».
Герой прекрасно помнит все происходившее с ним тогда («я так боялся снова оказаться в Париже, что выбрал самое нейтральное место в нем»), помнит, почему он бежал из Франции и переменил имя: Жан Деккер стал Амброзом Гизом, начал жить à sa guise — на свой манер. Жан Деккер бежал и от своей памяти, и потому само его возвращение к былому — это не ностальгическое томление, не поиски прошлого, а мужественное его выяснение, «установление» во всей его пустоте и неприглядности — недаром один из друзей когда-то поразил героя тем, «до какой степени он изъеден изнутри», — и... прощание с этим прошлым.
Композиционно книга делится ровно пополам. В первой части рассказчик знакомится с документами, несколько проясняющими туман, нависший над его прошлым, а также встречается с некоторыми людьми, знакомыми ему с молодости. Эти документы герою в некоем смысле завещал («Жану Деккеру — если возможно», — написано на конверте) адвокат де Рокруа, удививший его еще двадцать лет назад тем, что сказал ему фразу, диссонирующую с образом жизни, принятым в их среде: «в жизни необходимо иметь цель», знать, «чему служить». Десять лет назад де Рокруа, любитель детективов, узнал рассказчика по фото на задней обложке его книги и отправил ему письмо, вовсе не рассчитывая на ответ (его и не последовало), а еще через пять лет — то есть пять лет назад — покончил с собой, повторив конец того адвоката из романа Амброза Гиза, в котором узнал себя. «Если я решусь, вы будете первым, кому это известно», — в свойственной ему манере выразился в том письме де Рокруа. Именно с этим персонажем более других связана важная для Модиано тема следа, оставляемого одним человеком в жизни и памяти другого.
Жена и секретарь, душеприказчица Рокруа Гита Ватье уезжает из Парижа и оставляет героя в своей квартире, той самой, где в потайной комнате, существующей и до сих пор, он провел последние свои дни перед отъездом из Парижа двадцать лет назад и где сейчас в ящике стола находит оставленные тогда свои темные очки.
Все становится на свои места. Зыбучие пески отступают. «Париж, очень раннее июльское утро. Да, теперь мне легче. Я знаю, что мне осталось сделать. Как же я не подумал об этом раньше?»
И собственная история молодости не ложится в основу еще одного бойкого детектива, как он в шутку пообещал японскому издателю, а становится взволнованным повествованием — это и есть вторая часть книги — о тех трех месяцах 1965 года, когда двадцатилетний Жан Деккер без памяти влюбился в прекрасную Кармен Блэн и прожил такое же жаркое, как теперь, в этом 1984 году, лето в Париже среди ее друзей, пока не случилось то, что случилось, и ему не пришлось уехать тайно, чтобы спасти почти незнакомую девушку от ответа за убийство преследовавшего ее субъекта.
Так рождается этот роман в романе, так осуществляется некое преодоление и в творческом смысле. Ведь де Рокруа писал герою еще девять лет назад: «Если бы вы решились сделать себе чуть побольней, у вас бы получилась настоящая литература...»
Без натяжек можно сказать, что в «Утраченном квартале» туман полностью рассеивается, необъясненной оказывается лишь белая «ланча», за рулем которой ночами разъезжает некто, как две капли воды похожий на постаревшего Майо, одного из друзей Кармен Блэн, незадолго до Рокруа тоже отправившегося к праотцам (оба — и Рокруа, и Майо — были намного старше Кармен). Абсолютная неподвижность двойника и тот факт, что на фотографии вместо лица оказалось лишь черное пятно, хотя белый проем в двери и белый воротник плаща водителя «ланчи» отпечатались довольно четко, — все это наводит на мысль, что вопреки всякому здравому смыслу за рулем — призрак! Только так ли уж это необъяснимо?
Дело в том, что сам Майо (это он был «изъеден изнутри»), двадцать лет назад женившийся на итальянке и переехавший жить в Рим, часто говаривал де Рокруа: «Знаешь, в Париже у меня ощущение, будто я — призрак». Реализация метафоры — во французской литературе редкость не великая, и у романтика Модиано такой литературный прием вполне уместен.
По занимательности сюжета, изяществу и ироничности слога, значимости каждой детали новый роман Модиано, бесспорно, не уступает «Улице темных лавок», только, пожалуй, он отмечен возросшим мастерством и доступен самому широкому кругу читателей, ибо может быть прочитан на самых разных уровнях восприятия и понимания: это и роман о Париже, и детектив, и литературная игра, и — шире — роман-размышление.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1986. – № 2. – С. 95-97.
Произведения
Критика
