Прозорливость Йозефа Рота
Л. Ефремова
Современный писатель, считал австрийский писатель Йозеф Рот, должен открыто высказывать свое «сочувствие к угнетенным людям» и бороться «с жестокостью, подлостью и бесчеловечностью сегодняшнего мира». Только такая литература, по его мнению, может стать столь же необходимой людям, как «машины, зимнее пальто и медицина». И его творчество стало художественным подтверждением этих принципов. В 20-30-е годы он большей частью жил вне Австрии, но пристально следил за тем, что в ней происходило. В его творчестве можно найти романы о Германии, но в центре его внимания как художника оставалась судьба его отечества в XX веке.
В своих произведениях Рот рассказывал о тяжелых последствиях мировой войны и ожесточенной борьбе прогрессивных и реакционных сил («Отель «Савой» — 1924 г.). Критически изображая стабилизацию буржуазного общества, он разоблачал махинации дельцов и авантюристов и с большим сочувствием описывал нищенскую жизнь простых людей в условиях инфляции, страдания и протест «маленького человека» («Бунт» — 1924 г., «Бегство без конца».— 1927 г., «Циппер и его отец» — 1928 г.).
Прозорливость Рота проявилась в том, что он один из первых распознал опасность фашизма: в романе «Паутина», опубликованном в 1923 году в «Арбейтерцейтунг», он с тревогой показал, насколько восприимчиво послевоенное мещанство к фашистской идеологии. В публицистике периода экономического кризиса Рот выступил как непримиримый враг гитлеровцев, и потому они публично сожгли его книги сразу после прихода к власти. Рот уже в 1933 году понял, что Гитлер приведет Германию к новой мировой войне, но наряду с социальным пониманием гитлеровской диктатуры в его публицистике и переписке можно встретить и метафизическую трактовку фашизма как воплощения Зла, «ад» и «пришествие Антихриста». С этим было связано и обращение Рота к католичеству.
После подавления восстания австрийских шуцбундовцев в 1934 году, когда стала очевидной быстрая фашизация Австрии, у Рота возникла наивная надежда на то, что страну может спасти от поглощения гитлеровской Германией лишь восстановление монархии Габсбургов. К чести Рота надо сказать, что в 30-е годы в романах он критически изображал нравы и общественный строй Дунайской монархии. В романе «Иов» (1930 г.) на широком социальном фоне Австрийской Галиции Рот правдиво изобразил жизненный путь бедного учителя Зингера, которому пришлось пройти через тяжелые испытания, побудившие его разочароваться в справедливости бога. В центре его романа «Ложная мера» (1937 г.) оказалась трагедия простого человека, который руководствовался твердыми нравственными принципами и попытался неукоснительно следовать своему служебному долгу в обществе, где главное — личная выгода и успех, а не мораль. А в романе «История 1002 ночи» (1938 г.) Рот тонко раскрыл психологию типичного представителя привилегированного сословия барона Тайтингера, его паразитизм, опустошенность и безнравственность, которые становятся причиной несчастья и страдания близких ему людей.
В «Марше Радецкого» (1932 г.) Рот развернул широкую панораму австрийской жизни на протяжении более полувека. Роман не случайно открывается сражением при Сольферино (1859 г.), в котором австрийские войска под командованием императора Франца-Иосифа потерпели столь сокрушительное поражение, что в результате империя навсегда лишилась итальянских земель. Тем самым провалились усилия австрийского фельдмаршала Радецкого, который во имя сохранения итальянских территорий в 1848 году жестоко подавил национально-освободительное движение в Северной Италии. Такое начало романа сразу же ставит под сомнение идею служения империи. На протяжении всей книги марш Радецкого неоднократно звучит наяву или в сознании героев романа, и каждый раз этой музыке сопутствует грустная ирония писателя.
Рот знал о том, какую огромную роль в крушении империи Франца-Иосифа сыграли освободительные движения порабощенных народов, но он решил изобразить не тех, кто вел борьбу за национальную независимость, а тех, кого ассимилировали австрийцы. В центре романа оказалась семья Тротта, первые представители которой вышли из Словении. В битве при Сольферино лейтенант Иосиф Тротта спас императора, за это получил чин капитана и дворянское звание, а его подвиг был использован официальной пропагандой для распространения верноподданнических настроений и прославления Франца-Иосифа.
Сын Иосифа Тротта всю свою жизнь стремился быть образцовым австрийским чиновником и потому порвал всякие связи со Словенией. Он стал пренебрежительно относиться ко всем славянским национальностям, требовавшим автономии, и вообще к народу. Он ненавидел чешских рабочих за то, что те все более становились непокорными. И само слово «революция» старался изгнать как из домашнего, так и служебного лексикона. Иосиф Тротта как святыню почитал императора и на посту окружного начальника в одном из чешских районов вел борьбу против тех, кого считал «потрясателями» устоев империи.
Характерное для немецкого чиновника стремление всюду наводить порядок привело к тому, что вся жизнь окружного начальника до мелочей была подчинена строгому ритуалу и поэтому оказалась удивительно пустой и бедной. Но если Иосиф Тротта все же сохранял некоторые качества, то его сын, пытаясь даже внешне во всем подражать кайзеру, совершенно утратил собственную индивидуальность и превратился в маленький винтик антинародной бюрократической машины.
Объектом резкой критики предстает в романе Рота австрийская армия начала XX века, в которой служит сын окружного начальника лейтенант Карл-Иосиф. Рот создал целую галерею образов офицеров его величества, наделив их весьма непривлекательными характерами и не слишком нравственными стремлениями, вкусами и привычками. Одни из них заботятся о своей карьере, другие — только об удовольствиях, третьи ценят армию за то, что она позволяет жить без особых хлопот и сверху вниз глядеть на штатских. Все они далеки от солдат, давно забыли о своем долге и не испытывают никаких патриотических чувств. Изображая глубокую развращенность этой среды, Рот ярко показывает, насколько лживыми стали в ней понятия дворянской и офицерской чести.
В отличие от статичных образов отца и деда образ представителя третьего поколения семьи Карла-Иосифа дается в сложном и противоречивом развитии. Поначалу перед нами следующий этап деградации человека. По характеру Карл-Иосиф слабее деда. У него нет твердых нравственных принципов и политических убеждений. Он легко поддается растлевающему влиянию окружающих, в особенности армейских офицеров, и только приняв участие в расстреле демонстрации забастовщиков, Карл-Иосиф начинает впервые осознавать, что пошел по ложному пути. Увидев противоречия, которые разделяли империю и ее армию, он решил подать в отставку и вернуться в ту словенскую деревню, из которой некогда вышла его семья, чтобы построить новую жизнь.
Начало мировой войны перечеркнуло планы героя: он вернулся в свой полк, чтобы защищать «отечество». Потерпев поражение в Галиции, австрийская армия стала стремительно отступать, и в тылу Карл-Иосиф увидел повешенных и расстрелянных мирных жителей славянских деревень, которых объявили «предателями», чтобы взвалить на них вину за поражение. У него исчезает желание защищать «отечество», которое так свирепо расправляется со своими подданными. В его последнем поступке сливаются воедино стремление помочь солдатам и готовность умереть, ибо жизнь потеряла для него смысл. Для критического взгляда Рота на имперскую Австро-Венгрию характерно, что все действие развивается в романе от одного поражения австрийской империи до другого.
Рот не вводит в эпилог перспективы, ведущей к Ноябрьской революции, но весь его роман пронизан ощущением неминуемой гибели империи, и каждая его сюжетная линия с разных сторон освещает эту центральную тему книги.
Д. Затонский в своем предисловии к роману справедливо пишет о широкой гамме настроений, окрашивающих сжатое и точное повествование Рота, использующего элегию, злую иронию и юмор. Уместно и замечание автора предисловия о появлении в романе эпических моментов.
К «Маршу Радецкого» тесно примыкает роман «Склеп капуцинов» (1938 г.), главным героем которого снова оказывается один из представителей рода Тротта, а центральной проблемой — судьба Австрии в двадцатом веке. Хотя Франц-Фердинанд вышел из недворянской ветви этого рода, по своему отношению к Дунайской монархии, да и по характеру он близок к Карлу-Иосифу. Возвратившись из русского плена, Франц-Фердинанд пытался найти свое место в послевоенном австрийском обществе, и его злоключения позволили Роту снова развернуть критику буржуазных нравов. Австрийская республика, во главе которой стояли реакционеры, стала «мачехой» для героя и не вызывала его симпатий. Его взгляды после войны напоминают мировоззрение героев «потерянного поколения», ибо Франц-Фердинанд разочаровался в ценностях буржуазного мира и в возможности его изменения, но сохранил гуманистическое отношение к человеку.
«Склеп капуцинов» написан в форме откровенного рассказа героя о своей жизни. Но исповедь общественно пассивного человека заметно сужает социальный горизонт этого произведения по сравнению с «Маршем Радецкого». Даже о таких важных для страны событиях, как экономический кризис и поражение шуцбундовцев, в романе говорится очень бегло. В связи с угрозой захвата Австрии гитлеровской Германией растет отчаяние героя, ибо он, хотя и ненавидит фашизм, совершенно не способен участвовать в борьбе против него. Рот иронизирует над монархическими взглядами своего персонажа, показывая, что от всей Дунайской монархии остался в Вене лишь склеп Габсбургов в монастыре капуцинов. А в день аншлюса, с горькой иронией отмечает Рот, благочестивые монахи даже не пустили героя в это священное для него место. По существу, финал этого романа является самокритичной оценкой собственных иллюзий писателя середины 30-х годов.
Романы «Марш Радецкого» и «Склеп капуцинов» образуют своеобразную дилогию, в которой сходятся многие идейно-тематические линии творчества Йозефа Рота. Он создал очень широкую панораму жизни различных слоев австрийского общества начала двадцатого века. Это сделало Рота одной из центральных фигур австрийской литературы между двумя мировыми войнами.
Л-ра: Литературное обозрение. – 1983. – № 3. – С. 108-109.
Произведения
Критика
