​Вадим Шефнер: снимки для истории

Анатолий Нутрихин

К 100-летию со дня рождения

Однажды Вадим Шефнер пришел в Дом радио на запись литературной передачи. Когда работа в студии была завершена, я попросил его дать небольшое интервью для газеты «Телевидение. Радио». Шефнер любезно согласился. Мы сели на диван в коридоре четвертогоШефнер этажа, и он ответил на мои вопросы. Потом поэт собрался уходить, начал прощаться.

– Подождите, Вадим Сергеевич, – остановил его я, – сейчас должен подойти фотокорреспондент.

Поэт согласился и стал ждать, время бежало: наш человек явно опаздывал.

– Нужен ли снимок? Для чего? – засомневался Шефнер

– Для истории – неожиданно ответил я. – Ну, и для газеты…

– Для истории? – удивился поэт. – Ради нее подожду.

Минуло еще минут десять. Увы, фотограф Михаил Мирский не появился. Я извинился, и Шефнер ушёл. Вскоре вбежал запыхавшийся Мирский и начал оправдываться, что его подвел транспорт.

– Миша, – сказал я, – поезжай к Шефнеру домой. Мне необходим его портрет.

На следующий день фотография Вадима Сергеевича лежала на моем редакционном столе. Поэт был, образно говоря, увековечен в узорчатом свитере на фоне книжных полок. Снимок дали в ближайшем номере, как иллюстрацию к моей аннотации.

Надо сказать, что я писал о Шефнере не только по долгу службы, но и душевному велению. Мне нравятся его стихи. У них классическая форма и глубина содержания. К тому же, Шефнер – писатель такой ленинградский, – василеостровец. Его стихотворение «Дом на Васильевском острове» – колоритная картинка родного довоенного быта:

Нет, не в минувшем счастье. Но видней
На склоне дней и на исходе сроков
Спасительная бедность давних дней,
Незамутненность жизненных истоков.

Не ночи вспоминаю – вечера,
Не поцелуи, а рукопожатья;
На девочке с соседнего двора
Заботливо залатанное платье.

И никогда не будет мной забыт
Огромный дом, массив кирпичной плоти.
Я помню топот ломовых копыт
В таинственных тоннелях подворотен;

Гул примусов и неуют квартир,
Поленицы с осклизлыми дровами,
И пристальное вглядыванье в мир
Сквозь радужную призму упований.

Я младше поэта на четырнадцать лет. Большая часть его детства пришлась на двадцатые годы. Мое детство – на тридцатые и сороковые. Помню шум примусов на коммунальной кухне, и поленицы дров во дворе огромного «елисеевского» дома на Биржевом переулке. За ними я и мои приятели прятались, играя в «казаки-разбойники».

Меня многое роднит с В.С.Шефнером: прежде всего, военная судьба Ленинграда. Он был тогда красноармейцем, я – блокадным подростком. Как точно передал поэт настроения горожан в стихотворении «Весна в Ленинграде», написанном в апреле 1942 года:

И вот весна. И с моря влажный ветер,
И мягкий запах зелени лесной,
И каждый день торжественен и светел,
Как прошлой, невоенною весной.

Но старого собора купол серый
(А помнишь – он был ярко-золотой),
И окна, ослепленные фанерой,
И мрак ночей, зловещий и пустой.

И всё – куда ни взглянем и ни ступим, –
Всё нам твердит о длящейся войне.
Но Ленинград, как прежде, неприступен –
Всё испытавший, он грозней вдвойне.

Еще гроза над ним не отшумела,
Еще врагов не прорвано кольцо,
Но дышит он весной и смотрит смело
Великому грядущему в лицо.

В ту весну я выкапывал на Выборгской стороне, в саду имени Первого мая, корни одуванчиков. Мама и я их мыли, варили: они отдаленно напоминали морковь… Надежда, что не умрем, что придёт Победа, той весной окрепла во всех ленинградцах.

Ныне, спустя десятилетия, я читаю стихи В.С. Шефнера о войне, об обороне города на Неве и мысленно переношусь в то далекое время. Я счастлив, что много лет назад, лично пообщался с Вадимом Сергеевичем.

А фотокорреспонденты нашей газеты не раз встречались с этим замечательным человеком, делали его снимки, не думая, что те, действительно, могут стать историческими.