Исикава Такубоку. Лирика. Предисловие

Исикава Такубоку. Критика. Предисловие. Исикава Такубоку. Лирика

В. Маркова

Книга пятистиший-танка «Горсть песка» Исикава Такубоку начинается знаменитым стихотворе­нием:

На песчаном белом берегу
Островка
В Восточном океане
Я, не отирая влажных глаз,
С маленьким играю крабом.

Танка эта стала в Японии народной песней. Она переведена, помимо русского, на английский, французский, немецкий и китайский языки. Именно ее выгравировали на могильном камне, под которым похоронен поэт.

Эта маленькая повесть о «юношеских страда­ниях» овеяна грустной романтической прелестью. Танка по самой своей сути не допускает подробного рассказа, и все же Такубоку сумел в немногих сло­вах сказать так много, что ничего нельзя прибавить, да и не нужно...

Машинально, чтобы заглушить свою печаль, мо­лодой поэт играет с маленьким крабом, не давая ему убежать и зарыться в песок. Выбеленные солнцем пески и огромное пространство моря, откуда все набегают и набегают волны, — кажется, что в мире ни­чего больше нет... Рождается острое чувство одиночества и незащищенности.

Но море не только подавляет своей величиной, в его дали словно скрыта волнующая неизвестность будущего. Человек не просто мал, в нем тоже могут быть скрыты огромные горизонты. Вот почему пе­чаль поэта, как облако, подстелена светом. Ему трудно, но он еще стоит на пороге жизни, и в самой его печали слышен голос времени: это романтиче­ская поэзия молодой Японии начала нашего века, это ее «парус одинокий»...

Исикава Такубоку создал стихотворение «На песчаном белом берегу...» в 1908 году; ему было то­гда двадцать три года. Незадолго перед этим он при­ехал в Токио с северного острова Хоккайдо. Возле города Хакодатэ на этом острове есть песчаное по­бережье, где любил бродить поэт. Рассказом об этих днях и начинается «Горсть песка».

Такубоку смотрит на себя уже как бы со сто­роны, сквозь дымку воспоминаний, смягчающую резкий свет и размывающую контуры. Жизнь в То­кио оказалась для поэта так ужасающе тяжела, что воспоминания, даже и печальные, становились для него своего рода убежищем.

Маленький краб на берегу, горсть песка, кото­рая, шурша чуть слышно, сыплется меж пальцев, сломанный ствол дерева, песчаный холм, похожий на могилу, — в этих грустных образах живет све­жесть моря. Они были новы для японской поэзии и своей новизной разрывали сеть поэтических услов­ностей.

Сборники пятистиший Такубоку — своего рода лирические дневники, в них проходит перед нами вся жизнь поэта. Больше того, это повесть о судь­бах целого поколения.

Исикава Такубоку (Такубоку — литературный псевдоним, настоящее имя поэта — Хадзимэ) ро­дился в 1885 году1 и провел свое раннее детство в деревне Сибутами. Находится она на северо-востоке главного острова Японии — Хонсю, возле города Мориока. В «Горсти песка» ей посвящен второй раз­дел цикла «Дым».

Исикава Такубоку был сыном буддийского свя­щенника. Отец его происходил из многодетной кре­стьянской семьи, да вдобавок еще был пасынком, и в детстве его, как лишний рот, отдали в монастырь. Он получил некоторое образование, любил поэзию, но жизни не знал и, когда его внезапно лишили должности, оказался беспомощным, словно рыба, выброшенная из воды.

Такубоку рос в сельском храме. Вокруг мягко круглились горы, возле храма высилась роща, где часто пела кукушка. Голос ее будет слышаться поэту в далеком Токио. Детство поэта — самая радостная пора в его жизни. Он был единственным сыном в семье, родители любили его и баловали. Им посвя­тил поэт некоторые из самых своих проникновен­ных и грустных стихотворений.

В первом разделе цикла «Дым» Исикава Такубоку вспоминает о своих школьных годах в городе Мориока. В мальчике рано проснулся интерес к литературе, он с увлечением читал стихи новых поэтов.

Конец XIX века был ознаменован в японской поэзии (как и в прозе) стремительным развитием романтизма. Романтики «первого призыва» Китамура Тококу (1868—1894), Симадзаки Тосон (1872— 1943) стали властителями дум молодого поколения.

«Все словно опьянены светом, новыми звуками и мечтами. Юное воображение очнулось от долгого сна и припало к источнику народной речи», — писал Симадзаки Тосон в предисловии к сборнику роман­тических стихов «Молодая поросль» (1897).

Литературная поэзия старой Японии создала искусство лирической миниатюры (танка и хокку). Поэты-романтики нового времени нашли в европей­ской поэзии свежий источник вдохновения и стали создавать стихи большой формы. Появились «длин­ные» стихи (по-японски си), новые строфы и ритмы. Молодые люди Японии стремились покончить с остатками феодального строя, им была близка сво­бодолюбивая поэзия Шелли, Байрона, Шиллера. Юный Исикава Такубоку изучал английский и не­мецкий языки и познакомился с многими европей­скими поэтами в оригинале.

Русская поэзия была тогда еще мало известна в Японии, но русские романы (в японских и анг­лийских переводах) имели огромный успех у чита­тельской молодежи. Исикава Такубоку особенно любил Тургенева и Горького.

В самом начале века, когда поэт еще учился в школе, в руки его попала последняя литературная новинка: номер журнала «Утренняя звезда». Жур­нал этот начал издавать в 1900 году известный поэт Ёсано Тэккан (1873—1935), он умел привлечь к уча­стию в нем многих замечательных поэтов своего времени. Так возникло «Общество новой поэзии», известное и под другим названием — школа «Утрен­няя звезда».

Поэтов «Утренней звезды» можно назвать позд­ними романтиками. Поблек опьяняющий восторг первых открытий, началось заселение новооткрытых поэтических земель. Поздний японский романтизм слабее по своему общественному звучанию: он стре­мился к освобождению личности, главным образом, в сфере чувств: поэтесса Ёсано Акико (1878—1942) — жена Ёсано Тэккана — создала замечательную любов­ную лирику. Ее пятистишия пленяют тонкой поэти­ческой фантазией и эмоциональной насыщенностью.

Молодой Такубоку (ему было тогда пятнадцать лет) написал свои первые пятистишия под влиянием поэзии «Утренней звезды». В 1902 году они появи­лись на страницах журнала. Ёсано Тэккан заметил талант молодого поэта, но посоветовал ему писать не пятистишия — танка, а стихи большой формы.

Последовав этому совету, Такубоку начал пи­сать «длинные» стихи. В 1905 году ему удалось из­дать в Токио с помощью своих земляков сборник «Стремления».

«Стремления» написаны в духе мечтательной романтической поэзии. Это углубленные раздумья о вечности на лоне таинственной природы, голос ко­торой так же непонятен, как звон потонувшего ко­локола. В книге, правда, выделяется своим энергич­ным тоном прекрасное стихотворение «Памяти адмирала Макарова»2. В нем поэт славит пам'ять «доблестного врага», предчувствуя «зарю неистре­бимой жизни», которая когда-нибудь будет светить человечеству. Вскоре Такубоку станет убежденным противником войны.

Гражданская чуткость характерна для Такубоку даже в ранние годы юности, когда поэт был еще да­лек от революции. В 1905 году он писал одному из своих друзей: «Русский броненосец «Потемкин» под­нял восстание в Одессе. Радостная весть!»

Книга «Стремления» заслужила благосклонные отзывы ценителей поэзии. Под влиянием модного тогда в Японии ницшеанства юный Такубоку готов был почувствовать себя «исключительной лич­ностью», «избранником», но крайний индивидуализм был у него своего рода защитной реакцией.

Одна из поэтических книг Такубоку называется «Песни о любви к себе». Поэт рано задумался над тем, что такое «я» и что такое «другие». Когда он с некоторым вызовом говорил о любви к себе, то пре­жде всего утверждал общественную ценность своей личности в мрачную историческую эпоху, губительную для любого честного таланта.

Недаром слово «талант» столь часто встречается в поэзии Такубоку. Есть у него и юношеская повесть «Талант — облако». В понимании Такубоку «талант» — это вовсе не «герой» в ницшеанском смысле, презирающий толпу, это одаренный юноша, который стоит перед глухой стеной косных сил об­щества. Пытаясь пробить эту стену, юноша легко может «безвозвратно загубить свою жизнь». Талант становится трагическим и напрасным даром судьбы.

Поверив в свой талант, Такубоку бросил среднюю школу за полгода до окончания ее и уехал в Токио.

Там его настигла весть, что отец отрешен от должности и семья лишилась средств к существо­ванию. А между тем уже был назначен день же­нитьбы на любимой девушке. Такубоку стал теперь единственным кормильцем большой семьи, на его руках родители, жена и младшая сестра.

Поэт возвращается на родину и пробует учи­тельствовать в своей деревне Сибутами. Для него работа учителя — священное дело: учитель как бы сеет искры будущего пламени. Такубоку рассказы­вал детям о Байроне, Толстом, Горьком, о том, что Россия — замечательная страна... Наступил неизбеж­ный конфликт с школьными рутинерами, калечив­шими души детей. Такубоку навсегда покидает Сибутами. Отныне он повсюду будет чувствовать себя изгнанником.

В мае 1906 года Исикава Такубоку уехал на остров Хоккайдо, где провел около года в почти не­престанных скитаниях. Этому его северному путе­шествию посвящен в «Горсти песка» цикл стихов «Те, которых мне не забыть».

Сначала поэт поселился в городе Хакодатэ, где жил его друг Миядзаки Икуу. Первое время все шло как будто хорошо: Такубоку нашел место учи­теля, сотрудничал в местном журнале. В школе поэт встретил молодую учительницу Татибана Тиэко и полюбил ее. Он не сказал ей ни слова о своей любви, но долго не мог забыть девушки, дом которой стоит в яблоневом саду («Те, которых мне не забыть», второй раздел).

Вскоре, однако, случилось несчастье: город Ха- кодатэ был почти полностью уничтожен пожаром. Поэт переезжает в город Саппоро, оттуда в Отару и, наконец, в самый северный город Японии — Кусиро.

Остров Хоккайдо в то время еще только засе­лялся. Туда уезжали люди, которые на родине не могли прокормиться, — и встречали новые бедствия. Такубоку говорит о переселенцах:

Невесело
На улицах Отару.
Нет, никогда не пели эти люди!
Как грубы
Голоса у них.

И когда Такубоку пишет, что у женщины (той, что сошла с поезда в полночь на станции Кутиан) шрам на виске, эта деталь многозначительна. Кто знает, отчего пришлось этой женщине бежать на Хоккайдо!

Снежные просторы острова, тополя и яблони — все здесь напоминало не японский, а русский пей­заж. В поезде Такубоку читал повесть своего лю­бимого Тургенева, «этого доброго великана».

Работая журналистом в местных газетах и жур­налах, поэт близко познакомился с жизнью совре­менной Японии. Именно там, на Хоккайдо, сформи­ровалось его революционное мировоззрение.

В Отару он был свидетелем забастовки портовых рабочих и встречался с деятелем демократического «движения простых людей» известным социалистом Нисикава Кодзиро.

«Спорили о революции, обсуждали вопросы осво­бождения личности», — записал в своем дневнике (9 января 1908 г.) Такубоку. В тот вечер к нему при­шел, «...ладонью обтирая снег с лица, запорошен­ного метелью», один из его новых друзей, «сторон­ник коммунизма».

Но было и другое. В Кусиро поэт полюбил мо­лодую гейшу Кояцу. Ей посвящено немало замеча­тельных строк. Портрет этой девушки, такой доб­рой и душевной, трагичен: на шее у нее рубец, од­нажды она уже хотела кончить самоубийством.

Остров Хоккайдо в то время был для Японии такой же экзотикой, как Аляска для американской литературы или Сибирь золотых приисков — для русской. На Хоккайдо неблагополучные судьбы лю­дей были до предела обнажены.

Среди молодежи царил идейный разброд, неко­торые теряли надежду, опускались. «Люди, лишен­ные цели, собираются, пьют вино», — сказал о них Такубоку в «Горсти песка».

Большой жизненный материал требовал во­площения в искусстве. Творческий импульс и жаж­да общественной деятельности были в Такубоку слишком сильны, чтобы его могла засосать про­винциальная литературная богема. На Хоккайдо Такубоку узнал о том, что в японской литературе появилась «натуралистическая школа». То был, по существу, молодой, еще не окрепший критический реализм.

«В поисках хлеба насущного я забирался все дальше на север, но даже и там до ушей моих от­четливо донесся голос молодого движения, которое сразу восторжествовало как в идеологии, так и в ли­тературе, — вспоминает Такубоку в своей статье «Стихи, которые можно есть». — Разочарование в поэзии пустых мечтаний и приобретенный мной жизненный опыт помогли мне воспринять дух этого нового движения. У меня возникло своеобразное чув­ство: точно я откуда-то издалека, с вершины темной горы наблюдаю, как в покинутом мною доме за­нялся и быстро разгорается пожар... Свободная об­ласть прозы! Я еще не знал, о чем буду писать, но уже, полный смутных замыслов, томился в тоске по небу далекого Токио».

Исикава Такубоку снова решается на смелый шаг. Весной 1908 года он покидает Кусиро, где це­нили его литературный талант, едет в Токио и там терпит одно из самых горьких поражений в своей жизни.

Такубоку хотел писать подлинно реалистиче­ские романы, на широких прозаических полотнах показать рождение «нови» в Японии.

Запершись в дешевой комнатке гостиницы, он одну за другой написал несколько повестей, и все они оставили у него чувство острой неудовлетворен­ности, доходившей до отчаяния, до мысли о само­убийстве.

В июне этого же года поэт снова начал писать танка, но уже совсем по-новому. «Танка — моя гру­стная игрушка», — сказал Такубоку, еще полный го­речи своего поражения.

Отныне, продолжая работать как писатель и публицист, Такубоку до самой своей смерти творит пятистишия, которые стали гордостью японской поэзии.

Первая книга пятистиший Такубоку «Горсть пе­ска» вышла в конце 1910 года. Вторая — «Грустная игрушка» — была издана в 1912 году, уже после его смерти. Каждая включает в себя сотни превосход­ных танка.

Что же заставило поэта-новатора, одного из са­мых передовых людей своего времени, обратиться к форме старинной миниатюры танка?

«Есть особые мгновения, они не повторяются дважды, — писал Такубоку. — Я с любовью вспоми­наю эти минуты. Мне не хочется, чтобы они прошли напрасно. Лучше всего их можно выразить при по­мощи такого короткого стихотворения, как танка. ...Я пишу танка, потому что я люблю жизнь» («Раз­говор себялюбца с другом»).

В классической танка был найден принцип, ор­ганичный для всего японского национального искус­ства: уменье немногими средствами выразить мно­гое. Поэтический образ получал в танка особую ва­лентность. Заслуга Такубоку в том, что он доказал жизненность этого принципа и для поэзии нового времени.

Разрушая границы между старыми жанрами японской поэзии, он ввел в свои танка многие приемы и образы, характерные для лирических трехстиший (хокку, или, иначе, хайку).

Уменье выразить свой душевный мир в минуту высочайшей его напряженности через поэтический образ — сигнал, в котором кратко закодировано огромное содержание, было виртуозно разработано именно в хокку. В стихах Такубоку можно встре­тить характерные для трехстиший образы — сиг­налы: стон осеннего ветра, крик кукушки... Встре­чается разработка мотивов, намеченных впервые великими поэтами XVII—XVIII веков Басё и Бусоном.

Но, вобрав в себя богатое наследие прошлого и получив от этого большой размах крыльев, поэзия Такубоку вся была устремлена к будущему. Новая поэзия и звучать должна была по-новому.

Танка родилась из народной песни более тыся­челетия назад (ее название и означает «короткая песня»). Концы стихов не заострены рифмой; раз­мер, незыблемо строгий, во многом предопределен строем японского языка. Основа метра — слог, в танка всего пять коротких стихов (5—7—5—7—7 сло­гов). Японский язык — многосложный, иногда одно слово — это уже целый стих.

Поэту-новатору было необходимо разрушить инерцию древней формы. Особенно опасны в этом смысле ритм и интонация, которые очень легко «от­дают стариной».

В классической японской поэзии понятия «стих» и «строка» не равнозначны. Пятистишие-танка пи­сали в две строки, потом стали писать в одну.

Один из друзей Такубоку поэт Токи Айка (род. в 1885 г.) ввел новшество: он стал делить пятисти­шие на три строки, чтобы графически выделить ритмико-синтаксические группы, сделать их более «ударными». Такубоку принял такой способ деле­ния. Это позволило ему ввести тонкие ритмические ходы, которые приблизили стихотворную речь к про­стой, естественной разговорной речи. «Иногда ка­жется, что он, забывшись, говорит сам с собою, как будто переводит дыхание», — пишет о Такубоку его друг, поэт Вакаяма Бокусуй. Стих Такубоку пульсирует живым ритмом крови, ничего от декла­мации!

Часто поэт говорит так предельно просто, что кажется, в его стихах нет никакого искусства. Но простота эта обманчива, недаром подражатели Таку- боку неизменно терпели неудачу.

Пятистишия Такубоку — книга жизни поэта. По­рой это грустные и нежные воспоминания, а иногда беспощадно острый «репортаж времени». Стихи Та- кубоку в пору расцвета его творчества — это сгустки подлинной действительности.

Исикава Такубоку — мастер психологического самоанализа. Он хочет знать правду о себе, только правду, проникая в самую суть сложных и часто противоречивых состояний души. Беспощадно, с же­стокой иронией он преследует в себе малейшую тень неосознанной фальши, рисовки. Психологический анализ Такубоку предвосхищает многие достиже­ния современной литературы.

Сознание лирического героя в поэзии Такубоку негармонично, оно расколото глубокими трещинами, потому что окружающий мир разорван противоре­чиями и контрастами, а те действенные силы, кото­рые смогут в будущем восстановить утраченную гармонию, вызревают слишком медленно. «Призыв­ные свистки в густом тумане» — вот так звучат для Такубоку первые голоса революции.

Некоторые пятистишия — это до предела сжа­тые биографии и портретные характеристики его современников. Такубоку крупным планом показы­вает что-нибудь одно: например, «белые руки, боль­шие руки» прославленного литературного мэтра. Руки вместо самого человека, но чувствуется, как высокомерно-небрежно способны они смять чужую судьбу. Такубоку не говорит прямо о всей горечи унижения, которую он пережил при встрече с этой «знаменитостью», но где-то между строк спрятано жалящее острие иглы.

Зато какие теплые краски находит поэт, чтобы нарисовать образы, которые близки его душе. Ког­да Исикава Такубоку пишет о своей любимой, то из глубины прошлого звучит только ее голос. Это психологически верно и раскрепощает воображе­ние: в памяти читателя могут зазвучать знакомые голоса. Иногда достаточно дернуть только за одно звено, чтобы потянулась длинная цепь воспоми­наний.

Такубоку — поэт Севера. Север Японии — край жестоких контрастов. Прекрасны его горы и леса, но тяжела крестьянская нужда, оттого, быть может, в стихах Такубоку с самых ранних дней его юности звучат пронзительно-щемящие ноты грусти, сродни народным песням.

Поэзия Такубоку не статична. В своем высшем взлете она поднялась до высот революционного романтизма и открыла дорогу реализму. Посмертно из­данная «Грустная игрушка» — книга смелых поэтических открытий. Такубоку обрел в ней новые ритмы, «точную и нагую речь». Это повесть о неотвратимо надвигающейся смерти, но сумрак все время про­резают, как молнии, мысли о грядущей революции.

Последние годы жизни поэта очень тяжелы. В семье появился туберкулез. Первой заболела его мать. На лечение не было средств. Исикава Такубоку работает корректором в газете даже по ночам, ему приходится возвращаться пешком, когда уже ушел последний трамвай. Нередко денег не хватает даже на проездной билет.

О своей жизни в Токио поэт рассказал в конце книги «Горсть песка» (цикл «Снимая перчатку») и в «Грустной игрушке».

Повесть эта не безотрадна. Больной поэт не теряет связи с окружающим, историческое сознание его остается оптимистичным. Революционное движение в Японии было незрелым, оно находилось в той фазе, которую Россия прошла еще в XIX веке. Поэтому вполне закономерно, что Исикава Такубоку зачиты­вался Кропоткиным (в «Грустной игрушке» упоми­нается партийная кличка Кропоткина «Бородин»), увлекался одно время анархизмом и терроризмом. Его влекла к себе романтика жертвенного подвига.

Революционное мировоззрение Такубоку с наи­большей силой выражено им в поэтическом сбор­нике «Свист и свисток»3. Одно из стихотворений сборника — «Надгробная надпись» — впервые в Япо­нии рисует образ рабочего-революционера.

В 1910 году произошло событие, которое про­извело огромное впечатление на всю Японию. Испугавшись роста революционного движения, пра­вительство арестовало общественного деятеля, пуб­лициста и поэта Котоку Сюсуй. Был состряпан про­вокационный процесс, напоминавший знаменитое дело Дрейфуса во Франции.

24 января 1911 года Котоку был казнен вместе с одиннадцатью другими революционерами, среди которых была одна женщина. Мать Котоку покон­чила с собой, бросившись на меч.

Казнь революционеров потрясла всех честных людей в Японии и вызвала волну возмущения во всем мире. Исикава Такубоку смог ознакомиться с подлинными судебными документами при помощи своего яруга-адвоката. Гневные статьи поэта не могли быть напечатаны по условиям цензуры.

Под влиянием пережитого им потрясения Такубоку окончательно осознает себя социалистом. Реа­лизм того времени перестает его удовлетворять, поэт ставит ему в вину безыдейность, равнодушное быто­писательство. Смерть застает Исикава Такубоку на пороге большого идейного сдвига. С трудом опи­раясь на палку, он идет к одному из своих друзей, чтобы высказать новые жгущие его мысли. Конец жизни Такубоку печален: он потерял мать и любимого маленького сына, но до самой своей смерти поэт оставался участником большой жизни. Он на­пряженно следил за событиями в Японии, прозревая в них ход большого исторического процесса осво­бождения человека.

13 апреля 1912 года Япония потеряла одного из лучших своих сыновей. День этот до сих пор еже­годно отмечается в многочисленных кружках люби­телей поэзии Такубоку.

У каждого народа есть своя «память сердца». Места, где жил или хотя бы побывал любимый поэт, «посвящены» ему; они так и называются: пушкин­ские, лермонтовские...

Как измерить любовь народа к поэту? Трудно выразить ее в числах, но больше всего памятных камней со стихами (в 1962 г. их было девятнадцать) воздвигнуто в честь Исикава Такубоку, и это одно говорит о его огромной популярности.

Камни со стихами Такубоку стоят и в его род­ной деревне, на берегу реки Китаками, «где так мягко ивы зеленеют», и в городе Мориока, где он учился, и на самой далекой окраине северного ост­рова Хоккайдо — в городе Кусиро, где «белым-бе­лым блеском сверкают льды...», и возле горы Акан, некогда возникшей перед глазами поэта «как виде­ние божества».

Ока Кунио, один из исследователей творчества поэта, вспоминает в своей книге «Молодой Такубоку»:

«Дело было весной, лет тридцать тому назад. Я работал тогда в одной школе, и мне пришлось сле­дить за порядком во время вступительных экзаме­нов. Письменную работу задали на тему «Мать». Стараясь ступать как можно тише, я ходил вдоль длинного ряда столов, за которыми сидели экзаме­нующиеся. Один из них что-то быстро строчил ка­рандашом. Я незаметно взглянул на ходу. Он напи­сал стихотворение Такубоку:

Вы перед глазами у меня,
Берега далекой Китаками,
Где так мягко ивы зеленеют,
Словно говорят мне:
«Плачь!»
«Плохо, не на тему!» — подумал я, невольно оста­новился за спиной мальчика и начал читать дальше:

«Когда я был маленьким, моя мать гуляла со мной на берегу реки Китаками, тихим голосом на­певая мне эту песню...»

Экзаменующийся пытался при помощи стихов, которые он впервые услышал на берегу реки Китаками, нарисовать образ своей матери... Наверно, она любила стихи Такубоку и сумела передать эту лю­бовь одному из людей младшего поколения — сво­ему сыну. Популярность Такубоку растет не только вширь, как пятно от пролитого масла на бумаге, она передается в ходе времени от одного поколения к другому»4.

Множатся издания стихов и прозы Такубоку, книги о нем: популярные очерки, повести о его жизни, альбомы фотографий и монументальные труды исследователей. Создаются маршруты путе­шествий по местам, воспетым Такубоку.

Особенно любит его поэзию молодежь: ведь он сам умер молодым, как Шелли, Лермонтов, Есенин, и остался в памяти народа «вечным юношей». На песчаном берегу моря, возле города Хакодатэ, воз­двигнут памятник поэту. Юноша сидит в глубоком раздумье. Быть может, он только что начертил на песке иероглиф «великое»...


1 Такова, согласно достоверным свидетельствам, по­длинная дата рождения поэта, но официальной датой счи­тается 1886 г. (время регистрации его рождения).

2 Исикава Такубоку, Стихи, перевод с японского, послесловие и примечания Веры Марковой, Гослитиздат, М., 1957, стр. 226—229.

3 Исикава Такубоку, Стихи, Гослитиздат, М. 1957, стр. 203—222.

4 Ока Кунио, Вакаки Исикава Такубоку, изд. «Бунри сётэн», Токио, 1961, стр. 7—9.

Читати також


up