Исикава Такубоку. Лирика. Предисловие
В. Маркова
Книга пятистиший-танка «Горсть песка» Исикава Такубоку начинается знаменитым стихотворением:
На песчаном белом берегу
Островка
В Восточном океане
Я, не отирая влажных глаз,
С маленьким играю крабом.
Танка эта стала в Японии народной песней. Она переведена, помимо русского, на английский, французский, немецкий и китайский языки. Именно ее выгравировали на могильном камне, под которым похоронен поэт.
Эта маленькая повесть о «юношеских страданиях» овеяна грустной романтической прелестью. Танка по самой своей сути не допускает подробного рассказа, и все же Такубоку сумел в немногих словах сказать так много, что ничего нельзя прибавить, да и не нужно...
Машинально, чтобы заглушить свою печаль, молодой поэт играет с маленьким крабом, не давая ему убежать и зарыться в песок. Выбеленные солнцем пески и огромное пространство моря, откуда все набегают и набегают волны, — кажется, что в мире ничего больше нет... Рождается острое чувство одиночества и незащищенности.
Но море не только подавляет своей величиной, в его дали словно скрыта волнующая неизвестность будущего. Человек не просто мал, в нем тоже могут быть скрыты огромные горизонты. Вот почему печаль поэта, как облако, подстелена светом. Ему трудно, но он еще стоит на пороге жизни, и в самой его печали слышен голос времени: это романтическая поэзия молодой Японии начала нашего века, это ее «парус одинокий»...
Исикава Такубоку создал стихотворение «На песчаном белом берегу...» в 1908 году; ему было тогда двадцать три года. Незадолго перед этим он приехал в Токио с северного острова Хоккайдо. Возле города Хакодатэ на этом острове есть песчаное побережье, где любил бродить поэт. Рассказом об этих днях и начинается «Горсть песка».
Такубоку смотрит на себя уже как бы со стороны, сквозь дымку воспоминаний, смягчающую резкий свет и размывающую контуры. Жизнь в Токио оказалась для поэта так ужасающе тяжела, что воспоминания, даже и печальные, становились для него своего рода убежищем.
Маленький краб на берегу, горсть песка, которая, шурша чуть слышно, сыплется меж пальцев, сломанный ствол дерева, песчаный холм, похожий на могилу, — в этих грустных образах живет свежесть моря. Они были новы для японской поэзии и своей новизной разрывали сеть поэтических условностей.
Сборники пятистиший Такубоку — своего рода лирические дневники, в них проходит перед нами вся жизнь поэта. Больше того, это повесть о судьбах целого поколения.
Исикава Такубоку (Такубоку — литературный псевдоним, настоящее имя поэта — Хадзимэ) родился в 1885 году1 и провел свое раннее детство в деревне Сибутами. Находится она на северо-востоке главного острова Японии — Хонсю, возле города Мориока. В «Горсти песка» ей посвящен второй раздел цикла «Дым».
Исикава Такубоку был сыном буддийского священника. Отец его происходил из многодетной крестьянской семьи, да вдобавок еще был пасынком, и в детстве его, как лишний рот, отдали в монастырь. Он получил некоторое образование, любил поэзию, но жизни не знал и, когда его внезапно лишили должности, оказался беспомощным, словно рыба, выброшенная из воды.
Такубоку рос в сельском храме. Вокруг мягко круглились горы, возле храма высилась роща, где часто пела кукушка. Голос ее будет слышаться поэту в далеком Токио. Детство поэта — самая радостная пора в его жизни. Он был единственным сыном в семье, родители любили его и баловали. Им посвятил поэт некоторые из самых своих проникновенных и грустных стихотворений.
В первом разделе цикла «Дым» Исикава Такубоку вспоминает о своих школьных годах в городе Мориока. В мальчике рано проснулся интерес к литературе, он с увлечением читал стихи новых поэтов.
Конец XIX века был ознаменован в японской поэзии (как и в прозе) стремительным развитием романтизма. Романтики «первого призыва» Китамура Тококу (1868—1894), Симадзаки Тосон (1872— 1943) стали властителями дум молодого поколения.
«Все словно опьянены светом, новыми звуками и мечтами. Юное воображение очнулось от долгого сна и припало к источнику народной речи», — писал Симадзаки Тосон в предисловии к сборнику романтических стихов «Молодая поросль» (1897).
Литературная поэзия старой Японии создала искусство лирической миниатюры (танка и хокку). Поэты-романтики нового времени нашли в европейской поэзии свежий источник вдохновения и стали создавать стихи большой формы. Появились «длинные» стихи (по-японски си), новые строфы и ритмы. Молодые люди Японии стремились покончить с остатками феодального строя, им была близка свободолюбивая поэзия Шелли, Байрона, Шиллера. Юный Исикава Такубоку изучал английский и немецкий языки и познакомился с многими европейскими поэтами в оригинале.
Русская поэзия была тогда еще мало известна в Японии, но русские романы (в японских и английских переводах) имели огромный успех у читательской молодежи. Исикава Такубоку особенно любил Тургенева и Горького.
В самом начале века, когда поэт еще учился в школе, в руки его попала последняя литературная новинка: номер журнала «Утренняя звезда». Журнал этот начал издавать в 1900 году известный поэт Ёсано Тэккан (1873—1935), он умел привлечь к участию в нем многих замечательных поэтов своего времени. Так возникло «Общество новой поэзии», известное и под другим названием — школа «Утренняя звезда».
Поэтов «Утренней звезды» можно назвать поздними романтиками. Поблек опьяняющий восторг первых открытий, началось заселение новооткрытых поэтических земель. Поздний японский романтизм слабее по своему общественному звучанию: он стремился к освобождению личности, главным образом, в сфере чувств: поэтесса Ёсано Акико (1878—1942) — жена Ёсано Тэккана — создала замечательную любовную лирику. Ее пятистишия пленяют тонкой поэтической фантазией и эмоциональной насыщенностью.
Молодой Такубоку (ему было тогда пятнадцать лет) написал свои первые пятистишия под влиянием поэзии «Утренней звезды». В 1902 году они появились на страницах журнала. Ёсано Тэккан заметил талант молодого поэта, но посоветовал ему писать не пятистишия — танка, а стихи большой формы.
Последовав этому совету, Такубоку начал писать «длинные» стихи. В 1905 году ему удалось издать в Токио с помощью своих земляков сборник «Стремления».
«Стремления» написаны в духе мечтательной романтической поэзии. Это углубленные раздумья о вечности на лоне таинственной природы, голос которой так же непонятен, как звон потонувшего колокола. В книге, правда, выделяется своим энергичным тоном прекрасное стихотворение «Памяти адмирала Макарова»2. В нем поэт славит пам'ять «доблестного врага», предчувствуя «зарю неистребимой жизни», которая когда-нибудь будет светить человечеству. Вскоре Такубоку станет убежденным противником войны.
Гражданская чуткость характерна для Такубоку даже в ранние годы юности, когда поэт был еще далек от революции. В 1905 году он писал одному из своих друзей: «Русский броненосец «Потемкин» поднял восстание в Одессе. Радостная весть!»
Книга «Стремления» заслужила благосклонные отзывы ценителей поэзии. Под влиянием модного тогда в Японии ницшеанства юный Такубоку готов был почувствовать себя «исключительной личностью», «избранником», но крайний индивидуализм был у него своего рода защитной реакцией.
Одна из поэтических книг Такубоку называется «Песни о любви к себе». Поэт рано задумался над тем, что такое «я» и что такое «другие». Когда он с некоторым вызовом говорил о любви к себе, то прежде всего утверждал общественную ценность своей личности в мрачную историческую эпоху, губительную для любого честного таланта.
Недаром слово «талант» столь часто встречается в поэзии Такубоку. Есть у него и юношеская повесть «Талант — облако». В понимании Такубоку «талант» — это вовсе не «герой» в ницшеанском смысле, презирающий толпу, это одаренный юноша, который стоит перед глухой стеной косных сил общества. Пытаясь пробить эту стену, юноша легко может «безвозвратно загубить свою жизнь». Талант становится трагическим и напрасным даром судьбы.
Поверив в свой талант, Такубоку бросил среднюю школу за полгода до окончания ее и уехал в Токио.
Там его настигла весть, что отец отрешен от должности и семья лишилась средств к существованию. А между тем уже был назначен день женитьбы на любимой девушке. Такубоку стал теперь единственным кормильцем большой семьи, на его руках родители, жена и младшая сестра.
Поэт возвращается на родину и пробует учительствовать в своей деревне Сибутами. Для него работа учителя — священное дело: учитель как бы сеет искры будущего пламени. Такубоку рассказывал детям о Байроне, Толстом, Горьком, о том, что Россия — замечательная страна... Наступил неизбежный конфликт с школьными рутинерами, калечившими души детей. Такубоку навсегда покидает Сибутами. Отныне он повсюду будет чувствовать себя изгнанником.
В мае 1906 года Исикава Такубоку уехал на остров Хоккайдо, где провел около года в почти непрестанных скитаниях. Этому его северному путешествию посвящен в «Горсти песка» цикл стихов «Те, которых мне не забыть».
Сначала поэт поселился в городе Хакодатэ, где жил его друг Миядзаки Икуу. Первое время все шло как будто хорошо: Такубоку нашел место учителя, сотрудничал в местном журнале. В школе поэт встретил молодую учительницу Татибана Тиэко и полюбил ее. Он не сказал ей ни слова о своей любви, но долго не мог забыть девушки, дом которой стоит в яблоневом саду («Те, которых мне не забыть», второй раздел).
Вскоре, однако, случилось несчастье: город Ха- кодатэ был почти полностью уничтожен пожаром. Поэт переезжает в город Саппоро, оттуда в Отару и, наконец, в самый северный город Японии — Кусиро.
Остров Хоккайдо в то время еще только заселялся. Туда уезжали люди, которые на родине не могли прокормиться, — и встречали новые бедствия. Такубоку говорит о переселенцах:
Невесело
На улицах Отару.
Нет, никогда не пели эти люди!
Как грубы
Голоса у них.
И когда Такубоку пишет, что у женщины (той, что сошла с поезда в полночь на станции Кутиан) шрам на виске, эта деталь многозначительна. Кто знает, отчего пришлось этой женщине бежать на Хоккайдо!
Снежные просторы острова, тополя и яблони — все здесь напоминало не японский, а русский пейзаж. В поезде Такубоку читал повесть своего любимого Тургенева, «этого доброго великана».
Работая журналистом в местных газетах и журналах, поэт близко познакомился с жизнью современной Японии. Именно там, на Хоккайдо, сформировалось его революционное мировоззрение.
В Отару он был свидетелем забастовки портовых рабочих и встречался с деятелем демократического «движения простых людей» известным социалистом Нисикава Кодзиро.
«Спорили о революции, обсуждали вопросы освобождения личности», — записал в своем дневнике (9 января 1908 г.) Такубоку. В тот вечер к нему пришел, «...ладонью обтирая снег с лица, запорошенного метелью», один из его новых друзей, «сторонник коммунизма».
Но было и другое. В Кусиро поэт полюбил молодую гейшу Кояцу. Ей посвящено немало замечательных строк. Портрет этой девушки, такой доброй и душевной, трагичен: на шее у нее рубец, однажды она уже хотела кончить самоубийством.
Остров Хоккайдо в то время был для Японии такой же экзотикой, как Аляска для американской литературы или Сибирь золотых приисков — для русской. На Хоккайдо неблагополучные судьбы людей были до предела обнажены.
Среди молодежи царил идейный разброд, некоторые теряли надежду, опускались. «Люди, лишенные цели, собираются, пьют вино», — сказал о них Такубоку в «Горсти песка».
Большой жизненный материал требовал воплощения в искусстве. Творческий импульс и жажда общественной деятельности были в Такубоку слишком сильны, чтобы его могла засосать провинциальная литературная богема. На Хоккайдо Такубоку узнал о том, что в японской литературе появилась «натуралистическая школа». То был, по существу, молодой, еще не окрепший критический реализм.
«В поисках хлеба насущного я забирался все дальше на север, но даже и там до ушей моих отчетливо донесся голос молодого движения, которое сразу восторжествовало как в идеологии, так и в литературе, — вспоминает Такубоку в своей статье «Стихи, которые можно есть». — Разочарование в поэзии пустых мечтаний и приобретенный мной жизненный опыт помогли мне воспринять дух этого нового движения. У меня возникло своеобразное чувство: точно я откуда-то издалека, с вершины темной горы наблюдаю, как в покинутом мною доме занялся и быстро разгорается пожар... Свободная область прозы! Я еще не знал, о чем буду писать, но уже, полный смутных замыслов, томился в тоске по небу далекого Токио».
Исикава Такубоку снова решается на смелый шаг. Весной 1908 года он покидает Кусиро, где ценили его литературный талант, едет в Токио и там терпит одно из самых горьких поражений в своей жизни.
Такубоку хотел писать подлинно реалистические романы, на широких прозаических полотнах показать рождение «нови» в Японии.
Запершись в дешевой комнатке гостиницы, он одну за другой написал несколько повестей, и все они оставили у него чувство острой неудовлетворенности, доходившей до отчаяния, до мысли о самоубийстве.
В июне этого же года поэт снова начал писать танка, но уже совсем по-новому. «Танка — моя грустная игрушка», — сказал Такубоку, еще полный горечи своего поражения.
Отныне, продолжая работать как писатель и публицист, Такубоку до самой своей смерти творит пятистишия, которые стали гордостью японской поэзии.
Первая книга пятистиший Такубоку «Горсть песка» вышла в конце 1910 года. Вторая — «Грустная игрушка» — была издана в 1912 году, уже после его смерти. Каждая включает в себя сотни превосходных танка.
Что же заставило поэта-новатора, одного из самых передовых людей своего времени, обратиться к форме старинной миниатюры танка?
«Есть особые мгновения, они не повторяются дважды, — писал Такубоку. — Я с любовью вспоминаю эти минуты. Мне не хочется, чтобы они прошли напрасно. Лучше всего их можно выразить при помощи такого короткого стихотворения, как танка. ...Я пишу танка, потому что я люблю жизнь» («Разговор себялюбца с другом»).
В классической танка был найден принцип, органичный для всего японского национального искусства: уменье немногими средствами выразить многое. Поэтический образ получал в танка особую валентность. Заслуга Такубоку в том, что он доказал жизненность этого принципа и для поэзии нового времени.
Разрушая границы между старыми жанрами японской поэзии, он ввел в свои танка многие приемы и образы, характерные для лирических трехстиший (хокку, или, иначе, хайку).
Уменье выразить свой душевный мир в минуту высочайшей его напряженности через поэтический образ — сигнал, в котором кратко закодировано огромное содержание, было виртуозно разработано именно в хокку. В стихах Такубоку можно встретить характерные для трехстиший образы — сигналы: стон осеннего ветра, крик кукушки... Встречается разработка мотивов, намеченных впервые великими поэтами XVII—XVIII веков Басё и Бусоном.
Но, вобрав в себя богатое наследие прошлого и получив от этого большой размах крыльев, поэзия Такубоку вся была устремлена к будущему. Новая поэзия и звучать должна была по-новому.
Танка родилась из народной песни более тысячелетия назад (ее название и означает «короткая песня»). Концы стихов не заострены рифмой; размер, незыблемо строгий, во многом предопределен строем японского языка. Основа метра — слог, в танка всего пять коротких стихов (5—7—5—7—7 слогов). Японский язык — многосложный, иногда одно слово — это уже целый стих.
Поэту-новатору было необходимо разрушить инерцию древней формы. Особенно опасны в этом смысле ритм и интонация, которые очень легко «отдают стариной».
В классической японской поэзии понятия «стих» и «строка» не равнозначны. Пятистишие-танка писали в две строки, потом стали писать в одну.
Один из друзей Такубоку поэт Токи Айка (род. в 1885 г.) ввел новшество: он стал делить пятистишие на три строки, чтобы графически выделить ритмико-синтаксические группы, сделать их более «ударными». Такубоку принял такой способ деления. Это позволило ему ввести тонкие ритмические ходы, которые приблизили стихотворную речь к простой, естественной разговорной речи. «Иногда кажется, что он, забывшись, говорит сам с собою, как будто переводит дыхание», — пишет о Такубоку его друг, поэт Вакаяма Бокусуй. Стих Такубоку пульсирует живым ритмом крови, ничего от декламации!
Часто поэт говорит так предельно просто, что кажется, в его стихах нет никакого искусства. Но простота эта обманчива, недаром подражатели Таку- боку неизменно терпели неудачу.
Пятистишия Такубоку — книга жизни поэта. Порой это грустные и нежные воспоминания, а иногда беспощадно острый «репортаж времени». Стихи Та- кубоку в пору расцвета его творчества — это сгустки подлинной действительности.
Исикава Такубоку — мастер психологического самоанализа. Он хочет знать правду о себе, только правду, проникая в самую суть сложных и часто противоречивых состояний души. Беспощадно, с жестокой иронией он преследует в себе малейшую тень неосознанной фальши, рисовки. Психологический анализ Такубоку предвосхищает многие достижения современной литературы.
Сознание лирического героя в поэзии Такубоку негармонично, оно расколото глубокими трещинами, потому что окружающий мир разорван противоречиями и контрастами, а те действенные силы, которые смогут в будущем восстановить утраченную гармонию, вызревают слишком медленно. «Призывные свистки в густом тумане» — вот так звучат для Такубоку первые голоса революции.
Некоторые пятистишия — это до предела сжатые биографии и портретные характеристики его современников. Такубоку крупным планом показывает что-нибудь одно: например, «белые руки, большие руки» прославленного литературного мэтра. Руки вместо самого человека, но чувствуется, как высокомерно-небрежно способны они смять чужую судьбу. Такубоку не говорит прямо о всей горечи унижения, которую он пережил при встрече с этой «знаменитостью», но где-то между строк спрятано жалящее острие иглы.
Зато какие теплые краски находит поэт, чтобы нарисовать образы, которые близки его душе. Когда Исикава Такубоку пишет о своей любимой, то из глубины прошлого звучит только ее голос. Это психологически верно и раскрепощает воображение: в памяти читателя могут зазвучать знакомые голоса. Иногда достаточно дернуть только за одно звено, чтобы потянулась длинная цепь воспоминаний.
Такубоку — поэт Севера. Север Японии — край жестоких контрастов. Прекрасны его горы и леса, но тяжела крестьянская нужда, оттого, быть может, в стихах Такубоку с самых ранних дней его юности звучат пронзительно-щемящие ноты грусти, сродни народным песням.
Поэзия Такубоку не статична. В своем высшем взлете она поднялась до высот революционного романтизма и открыла дорогу реализму. Посмертно изданная «Грустная игрушка» — книга смелых поэтических открытий. Такубоку обрел в ней новые ритмы, «точную и нагую речь». Это повесть о неотвратимо надвигающейся смерти, но сумрак все время прорезают, как молнии, мысли о грядущей революции.
Последние годы жизни поэта очень тяжелы. В семье появился туберкулез. Первой заболела его мать. На лечение не было средств. Исикава Такубоку работает корректором в газете даже по ночам, ему приходится возвращаться пешком, когда уже ушел последний трамвай. Нередко денег не хватает даже на проездной билет.
О своей жизни в Токио поэт рассказал в конце книги «Горсть песка» (цикл «Снимая перчатку») и в «Грустной игрушке».
Повесть эта не безотрадна. Больной поэт не теряет связи с окружающим, историческое сознание его остается оптимистичным. Революционное движение в Японии было незрелым, оно находилось в той фазе, которую Россия прошла еще в XIX веке. Поэтому вполне закономерно, что Исикава Такубоку зачитывался Кропоткиным (в «Грустной игрушке» упоминается партийная кличка Кропоткина «Бородин»), увлекался одно время анархизмом и терроризмом. Его влекла к себе романтика жертвенного подвига.
Революционное мировоззрение Такубоку с наибольшей силой выражено им в поэтическом сборнике «Свист и свисток»3. Одно из стихотворений сборника — «Надгробная надпись» — впервые в Японии рисует образ рабочего-революционера.
В 1910 году произошло событие, которое произвело огромное впечатление на всю Японию. Испугавшись роста революционного движения, правительство арестовало общественного деятеля, публициста и поэта Котоку Сюсуй. Был состряпан провокационный процесс, напоминавший знаменитое дело Дрейфуса во Франции.
24 января 1911 года Котоку был казнен вместе с одиннадцатью другими революционерами, среди которых была одна женщина. Мать Котоку покончила с собой, бросившись на меч.
Казнь революционеров потрясла всех честных людей в Японии и вызвала волну возмущения во всем мире. Исикава Такубоку смог ознакомиться с подлинными судебными документами при помощи своего яруга-адвоката. Гневные статьи поэта не могли быть напечатаны по условиям цензуры.
Под влиянием пережитого им потрясения Такубоку окончательно осознает себя социалистом. Реализм того времени перестает его удовлетворять, поэт ставит ему в вину безыдейность, равнодушное бытописательство. Смерть застает Исикава Такубоку на пороге большого идейного сдвига. С трудом опираясь на палку, он идет к одному из своих друзей, чтобы высказать новые жгущие его мысли. Конец жизни Такубоку печален: он потерял мать и любимого маленького сына, но до самой своей смерти поэт оставался участником большой жизни. Он напряженно следил за событиями в Японии, прозревая в них ход большого исторического процесса освобождения человека.
13 апреля 1912 года Япония потеряла одного из лучших своих сыновей. День этот до сих пор ежегодно отмечается в многочисленных кружках любителей поэзии Такубоку.
У каждого народа есть своя «память сердца». Места, где жил или хотя бы побывал любимый поэт, «посвящены» ему; они так и называются: пушкинские, лермонтовские...
Как измерить любовь народа к поэту? Трудно выразить ее в числах, но больше всего памятных камней со стихами (в 1962 г. их было девятнадцать) воздвигнуто в честь Исикава Такубоку, и это одно говорит о его огромной популярности.
Камни со стихами Такубоку стоят и в его родной деревне, на берегу реки Китаками, «где так мягко ивы зеленеют», и в городе Мориока, где он учился, и на самой далекой окраине северного острова Хоккайдо — в городе Кусиро, где «белым-белым блеском сверкают льды...», и возле горы Акан, некогда возникшей перед глазами поэта «как видение божества».
Ока Кунио, один из исследователей творчества поэта, вспоминает в своей книге «Молодой Такубоку»:
«Дело было весной, лет тридцать тому назад. Я работал тогда в одной школе, и мне пришлось следить за порядком во время вступительных экзаменов. Письменную работу задали на тему «Мать». Стараясь ступать как можно тише, я ходил вдоль длинного ряда столов, за которыми сидели экзаменующиеся. Один из них что-то быстро строчил карандашом. Я незаметно взглянул на ходу. Он написал стихотворение Такубоку:
Вы перед глазами у меня,
Берега далекой Китаками,
Где так мягко ивы зеленеют,
Словно говорят мне:
«Плачь!»
«Плохо, не на тему!» — подумал я, невольно остановился за спиной мальчика и начал читать дальше:
«Когда я был маленьким, моя мать гуляла со мной на берегу реки Китаками, тихим голосом напевая мне эту песню...»
Экзаменующийся пытался при помощи стихов, которые он впервые услышал на берегу реки Китаками, нарисовать образ своей матери... Наверно, она любила стихи Такубоку и сумела передать эту любовь одному из людей младшего поколения — своему сыну. Популярность Такубоку растет не только вширь, как пятно от пролитого масла на бумаге, она передается в ходе времени от одного поколения к другому»4.
Множатся издания стихов и прозы Такубоку, книги о нем: популярные очерки, повести о его жизни, альбомы фотографий и монументальные труды исследователей. Создаются маршруты путешествий по местам, воспетым Такубоку.
Особенно любит его поэзию молодежь: ведь он сам умер молодым, как Шелли, Лермонтов, Есенин, и остался в памяти народа «вечным юношей». На песчаном берегу моря, возле города Хакодатэ, воздвигнут памятник поэту. Юноша сидит в глубоком раздумье. Быть может, он только что начертил на песке иероглиф «великое»...
1 Такова, согласно достоверным
свидетельствам, подлинная дата рождения поэта, но официальной датой считается
1886 г. (время регистрации его рождения).
2 Исикава Такубоку, Стихи, перевод с японского, послесловие и примечания Веры Марковой, Гослитиздат, М., 1957, стр. 226—229.
3 Исикава Такубоку, Стихи, Гослитиздат, М. 1957, стр. 203—222.
4 Ока Кунио, Вакаки Исикава Такубоку, изд. «Бунри сётэн», Токио, 1961, стр. 7—9.
