Исикава Такубоку и Киндайти Кёскэ

Есть такая книга ― “Список долгов Исикавы Такубоку”. В ней Миядзаки Икуу (Дайсиро), свояк Исикавы, собрал его личные записи, хранившиеся в библиотеке города Хакодатэ, со своими комментариями. Книга открывается стихом Такубоку:

“Когда же таким жалким
Ты стать успел?” ―
Ругаю я себя
За малодушие и всё же
Иду просить взаймы.

Ругая себя за малодушие, денег он за всю жизнь занял у более шестидесяти человек. Общая сумма его долгов составила 1372 иены и 50 сэн. Если верить сайту газеты “Ниппон Кэйдзай Симбун”, одна иена эпохи Мэйдзи примерно равна 20000 иен эпохи Хэйсэй. В таком случае в пересчёте на современные деньги эта сумма примерно соответствует 27 440 000 иен*. Весьма внушительно.

Больше всего одалживал ему Миядзаки Икуу ― 150 иен, следом идёт Киндайти Кёскэ ― 100 иен. Без этих денег Исикава наверняка не смог бы состояться ни в жизни, ни в поэзии.

Настоящее имя Исикавы Такубоку ― Хадзимэ. Родился он в префектуре Иватэ 22 февраля 1886 года (19-й год Мэйдзи). Некоторые источники также указывают датой его рождения 27 октября предыдущего года. Отец его был буддийским священником. Исикава был одарённым ребёнком и, с отличием окончив начальную школу в Сибутами, в возрасте десяти лет поступил в среднюю школу города Мориока. Там он и встретил Киндайти Кёскэ, который был старше него на четыре года. Киндайти вспоминал о нём так:

“Это был прелестный мальчик, выглядевший младше своего возраста, лет на шесть-семь, с округлыми щёчками, мягким изгибом лба, молочно-белой кожей и без конца моргавшими глазами, чем-то напоминавший куклу.”
(Киндайти Кёскэ, “Эхо дятла”)

Они не были ровесниками, но были давно знакомы, а в школе окончательно сдружились. Такубоку даже приходил к Киндайти домой, чтобы взять почитать журнал “Утренняя звезда”. Это был литературный журнал под редакцией Ёсано Тэккана, издававшийся обществом “Новая поэзия”. Киндайти, восхищавшийся “Манъёсю” и сам писавший стихи-вака, тоже причислял себя к этому обществу. Вдвоём они часто обсуждали стихи Ёсано Акико и Ямакава Томико. Под влиянием “Утренней звезды” Исикава с друзьями начали выпускать свой литературный журнал и вместе с тем почти забросили учёбу. Киндайти в это время поступил в школу старшей ступени №2 в Сэндай.

В октябре 1902 года (35-й год Мэйдзи) в “Утренней звезде” опубликовали танка Исикавы:

Оставив песни,

Окрашенные кровью,

На память миру,

Бреду по мёртвым полям.

Как громко стонет осень!**

В то время он писал под псевдонимом Хакухин. Исикава, который тогда был наказан за неподобающее поведение на экзамене и понимал, что неизбежно провалится, окончательно решил посвятить себя литературе. Он бросил школу и уехал в Токио. Сохранились его первые впечатления от встречи с другими поэтами “Утренней звезды”, которых он встретил в Токио.

“Тэккан ― очень любезный и добрый человек. Хакусэй такой же, как на фото, славный, без капли злобы. У Рингая смешная лысина. Роё ― толстый молодой джентльмен. Кайу*** ― высокий и тихий. Десятого числа я один приехал в Сибутани. Госпожа Акико ― очень утончённая женщина. Если бы кому-то пришло в голову назвать её безобразной или что-нибудь в этом роде, я бы мог смело заявить, что этот человек оскорбляет сам себя.”
(из письма школьному другу Кобаяси Сигэо)

Забавно выглядит воодушевление, с которым он описывает собратьев по перу.

Исикава прожил в Токио четыре месяца. Он пытался заработать на жизнь переводом “Джона Габриэля Боркмана” Ибсена, но у него не вышло, работу ему тоже не удалось найти. В конце концов за ним приехал отец и забрал его домой. Вернувшись на родину, Исикава впервые начал публиковать стихи под псевдонимом Такубоку, “дятел”: ему нравилось слушать, как дятел стучит по стволу дерева.

В 1905 году Исикава во второй раз приехал в Токио, выпустил сборник стихов “Стремления” и был признан гением. Теперь его стихи брали не только в “Утреннюю звезду”, но и в другие журналы. Он женился на ждавшей его на родине возлюбленной Хориай Сэцуко. В этот полный надежд момент его отец потерял место службы, и для семьи наступили тяжёлые времена.

Такубоку, в двадцать один год оставшийся единственным кормильцем в семье, устроился преподавателем в начальную школу в родных краях, но был уволен за участие в забастовке. Не видя другого выхода, он уехал в Хакодатэ, где работала его старшая сестра. Там он и познакомился с Миядзаки Икуу. Миядзаки помогал в семейном деле, изготовлении мисо на продажу, и писал танка. Они сошлись на почве любви к литературе. Миядзаки помог Исикаве устроиться репортёром в газету “Хакодатэ Хиби Симбун”.

За свою короткую жизнь Исикава написал огромное количество писем, но особый интерес представляют его письма к Миядзаки, который впоследствии женился на младшей сестре его жены. В них особенно ярко проявляется его характер. Например, вот письмо, отправленное сразу после большого пожара в Хакодатэ:

“Я плясал среди пожара танец бон-одори, чтобы воодушевить других, и каким-то чудом не пострадал. Ёсино-кун, Ивадзаки-кун и Марутани-кун тоже целы, а вот Намики-кун получил ожоги <...>

И всё же этот пожар был занимательным зрелищем. Я в жизни не видел более масштабного представления: бешеный снег, бешеный ветер, бушующий огонь, обезумевшие люди, сходящие с ума патрульные, взбесившиеся собаки… А над безумными тучами в этот момент наверняка сидели безумные боги, устроившие себе это безумное представление в мире людей. И я, пляшущий, чтобы успокоить жену, пока та в панике мечется возле дома, наверное, тоже был безумен…”

Плясать прямо посреди пожара, в котором помимо прочего сгорела редакция газеты, где он работал! Это странно, но вместе с тем письмо создаёт потрясающий эффект присутствия.

После этого Исикава объездил весь Хоккайдо: Саппоро, Отару, Кусиро ― и отовсюду отправлял Миядзаки письма, где рассказывал о своём положении.

В апреле 1908 года (41-й год Мэйдзи) Исикава в третий раз приехал в Токио, чтобы попытать счастья на литературном поприще. Заботы о семье он предоставил Миядзаки, оставшемуся в Хакодатэ. Поначалу он планировал пожить у супругов Ёсано, но увидев, что они и сами стеснены в средствах, отказался от этой мысли. Он поселился в доходном доме Сэкисинкан вместе с Киндайти Кёскэ, который к тому времени закончил Токийский императорский университет и устроился преподавателем. Когда Исикава спросил, можно ли ему немного пожить у Киндайти, тот ответил:

“Да, конечно, само собой. Хорошо, что у меня тут восемь татами: когда потеплеет, можно будет одно подстилать, укрываться другим ― вот и постели для обоих. У меня есть стул и письменный стол, так что если я займу низкий столик, тебе достанутся стол и стул, а если письменный стол потребуется мне, ты можешь сидеть за низким столиком, так что всё в порядке.”
(Киндайти Кёскэ, “Рассказ о жизни с Такубоку”)

Они собирались поселиться в одной комнате, но стоило им оказаться вместе, и они никак не могли наговориться. Работать так было невозможно, и Такубоку переехал в другую комнату доходного дома. О том времени он пишет в дневнике так:

“Такой человек, как Киндайти-кун, один на всём свете. Не может существовать ещё кого-то такого же доброго, такого же чистого и такого же родного для меня. Однажды мне пришло в голову, что будь он женщиной, я наверняка влюбился бы.”

После переезда в Сэкисинкан записи в дневнике стали ещё веселее. По приглашению Ёсано Тэккана он был принят в поэтический кружок Мори Огая и свёл знакомство с Китахарой Хакусю и Ёсии Исаму. Он отважно пытался писать прозу и вёл долгие разговоры с Киндайти, когда тот по вечерам возвращался с работы. Однако рукописи никто не хотел брать, хозяин дома настойчиво требовал плату за жильё, и Исикава почувствовал себя настолько загнанным в угол, что даже задумался о смерти. Именно Киндайти помог ему в тот период. Он продал все свои книги, чтобы Исикава мог заплатить за квартиру, и сам подыскал ему новое жилище.

“Я неловко улыбнулся и сказал ему, что если я умру, то буду защищать его. Только так я мог выразить все свои чувства!”, ― вспоминал об этом Такубоку.

В день, когда он переехал в другой доходный дом, Гайхэйкан, они заснули вместе, в одной комнате, расстелив постели рядом. С того времени домом для Такубоку стала комната в три с половиной татами, которую он называл “Дырой на третьем этаже”.

Журнал “Утренняя звезда” в итоге прекратил своё существование. Такубоку вместе с другими поэтами “новой школы” начал издавать журнал “Плеяды”. В это время произошёл случай, который рассердил Киндайти до белого каления. Загнанный в своих исканиях в угол, Такубоку задумал написать рассказ “Нужда”, где собирался описать свои взаимоотношения с Киндайти. С последнего был списан один из главных героев, Огата.

Огата, литератор, которому едва исполнилось двадцать восемь, был добрым человеком, не способным сказать другу не единого худого слова. Его часто упрекали в том, что ему не хватает мужественности, и он не особо радовался этому. Однако он и вправду был добрым, мягким, покладистым и серьёзным молодым человеком, которого ценили старшие товарищи; но даже прислуга в доходном доме, заходившая к нему несколько раз, уверяла, что у него голос и тот похож на женский. Видя, что многие из его друзей отпустили усы, он тайком купил в аптеке средство для роста волос и исправно мазал им лицо утром и вечером.

Проблема была как раз в средстве для роста волос. Судя по всему, Киндайти было стыдно, что его секрет оказался раскрыт. В итоге рассказ так и остался недописанным.

Но одной литературой прокормиться невозможно. Такубоку отправил главному редактору газеты “Асахи” автобиографию и выпуск “Плеяд” и наконец-то получил работу. Он получил должность корректора в газете.

Спустя год после приезда в Токио Исикава наконец нашёл работу. Без всяких сомнений, он осознавал, что избежал необходимости искать, чем кормить семью, но свободного времени у него теперь почти не осталось.

Именно в это время, а именно, в апреле 1909 года (42-й год Мэйдзи) Исикава начал вести дневник, который писал латиницей. Он вёл его так, чтобы жена, которую он горячо любил, не могла его прочитать. В этом дневнике он откровенно писал о своей беспутной жизни, что стоит у него появиться хотя бы небольшой сумме денег, и он импульсивно бросался покупать что-нибудь ненужное или отправлялся в бордель. Он до странности откровенно описывал даже тела проституток.

В конце концов его мать узнала, что он получил работу, и прислала ему письмо, где умоляла забрать семью в Токио как можно быстрее. Жалование своё он к тому времени уже получил авансом и потратил, а в комнате у него скопилась куча вещей. Денег на жильё для семьи у него не было. К тому же он не мог писать.

“Я чувствую, как на голову мне словно давит весна, и даже мысли путаются. Мне никак не вынести бремя, лежащее на моих плечах. Скорее бы уже впасть в отчаяние…”

Так он пишет об этом. В дневнике описан и грустный эпизод, когда в одну ночь после того, как его гости ушли, он вместе с Киндайти разбросал по комнате лепестки сакуры, стоявшей в вазе в нише-токонома, и как ребёнок с криками катался по полу. Эта сцена выглядит как прощание с юностью.

В мае Исикаве пришлось приглядывать за двумя юношами, приехавшими из его родных краёв. Он был по уши в долгах и не знал, чем прокормить семью, и это было довольно нелепо с его стороны, но, возможно, его радовал сам факт того, что на него кто-то может положиться.

Денег у него всё так же не было. Ему пришлось даже продать присланный в подарок от Китахары экземпляр его “Чужеземной ереси”. Чтобы придумать себе оправдание для прогула работы, Исикава пытался порезать себе грудь бритвой, но Киндайти не дал ему этого сделать. Он заложил своё пальто и повёл Исикаву есть тэмпуру.

В июне пришло известие от родных Исикавы, что они выехали из Хакодатэ. В спешке Исикава снял второй этаж парикмахерской. Гарантом за задержку оплаты выступил Киндайти, договорившийся о помесячной выплате долга.

После этого в жизни Исикавы началась череда бедствий. Здоровье жены ухудшилось, мать Исикавы постоянно ссорилась с ней, денег не становилось больше, как бы он ни работал. Киндайти, который к тому времени устроился в издательство “Сансэйдо” и женился, тоже от него отдалился.

На следующий год Исикава издал сборник стихов “Горсть песка”. Сборник этот он посвятил Миядзаки и Киндайти, однако в дневнике написал, что Киндайти не прислал ему даже открытки с поздравлением с выходом книги. В это же время умер от болезни сын Исикавы, не проживший и месяца. Под влиянием всех этих происшествий Исикава обратился к социализму.

В следующем после этого году больной оказалась вся семья Исикавы. Сначала он сам попал в больницу с хроническим перитонитом. Едва он выписался, слегла его жена с катаром верхних дыхательных путей. У его матери после переезда тоже началось кровохаркание. Из-за всех этих бедствий Исикава прекратил общение с Миядзаки. Единственным его спасением был новый друг, Токи Айка (Дзэммаро).

Токи не имел на Исикаву особенного влияния, но хвалебно отозвался о его стихах в своих рецензиях, и тот захотел с ним встретиться. Они быстро нашли общий язык и планировали вместе издавать новый журнал. Но типографию, где они планировали печататься, снесли, и дело так и не сдвинулось с мёртвой точки. Примерно в это время Китахара Хакусю встретил Исикаву в луна-парке в Асакуса.

Мы пошли на карусель. Исикава влез на деревянную лошадь, стоявшую впереди. Я сел позади него. Заиграла шарманка, и карусель завертелась. Когда она сделала несколько кругов, Исикава повернулся ко мне и прокричал: “Китахара, у тебя там ничего интересного нет?” Я расхохотался.
(Китахара Хакусю, “О Такубоку”)

В марте 1912 года (40-й год Мэйдзи) умерла мать Исикавы. К несчастью, и он успел заразиться от неё. Рано утром тридцатого апреля узнав, что Исикава в критическом состоянии, Киндайти прибежал к нему домой.

Стоило мне подняться наверх, раздвинуть фусума и увидеть повёрнутое ко мне лицо лежавшего на спине Исикавы, и у меня сжалось сердце от вида его лица, на котором уже виднелась тень умирания; я словно услышал крик о помощи, исходящий из тёмных провалов, в которые обратились его глаза, рот и ноздри. У меня подкосились ноги, словно передо мной был призрак, и я тяжело осел, не зная, что сказать.
(Киндайти Кёскэ ,“Эхо дятла”)

Одновременно с ним пришёл и Вакаяма Бокусуй. Вакаяма жил поблизости и в качестве посредника отдавал в издательство рукописи стихов Исикавы. Впоследствии эти рукописи стали сборником “Грустная игрушка”.

Через некоторое время после прихода друзей Исикава почувствовал себя лучше, и Киндайти прямо от него отправился на работу. Но ещё через какое-то время состояние Исикавы снова ухудшилось. Когда Вакаяма вышел во двор, чтобы привести к нему его маленькую дочь, Исикава перестал дышать.

До своей смерти в двадцать шесть лет Исикава доставил окружающим немало хлопот. Доказательство тому ― список его долгов. Но едва ли он стал бы вести такие подробные записи, если бы не собирался никому их возвращать. Как указывает на это и Миядзаки Икуу, “Исикава не любил нищету, но вместе с тем не любил и брать в долг”. Он был эгоистом, не желавшим себя ограничивать, но вместе с тем в нём было что-то достойное, что не давало другим просто отвернуться от него.

Киндайти, впоследствии ставший первым исследователем языка айнов и самым известным японским лингвистом, позже издал воспоминания о своём друге. Из всех восьмидесяти девяти прожитых им лет он провёл вместе с Исикавой едва ли год, и всё же этот год был для него бесценен.

Примечания

*Другие источники приводят другую сумму в перерасчёте на современные иены. Например, “Хоккайдо Симбун” в статье, посвящённой Такубоку, указывает, что общая сумма его долгов составляет 14 000 000 иен. Не то чтобы это сделало сумму менее внушительной.

**Перевод В. Марковой

***Кайу ― псевдоним поэта и скульптора Такамура Котаро (1883-1956)