Некоторые жанровые особенности очерков А. И. Левитова
Л. П. Подлужная
Большинство произведений А. Левитова — художественные очерки. В них предстает уклад жизни в России пореформенного времени, нравы крестьян, городских низов, реже — купечества и помещиков. Яркая писательская индивидуальность, богатство языковых средств, жанровое своеобразие очерков привлекали внимание как дореволюционных, так и советскихисследователей. Предметом анализа стали произведения писателя в кандидатских диссертациях С. Проскурина и Л. Пивоваровой. Мастерству А. Левитова-очеркиста последняя посвятила специальную статью, где убедительно показала глубину авторского раскрытия настроений народных масс в связи с развитием в деревне капиталистических отношений. А. Левитова интересовал не только социальный смысл явлений, но и преломление их в психике персонажей. На разнообразных функциях пейзажа в очерках А. Левитова остановился в своей работе В. Шахов. Исследователь показал, что образы природы, воссозданные писателем, способствуют восприятию изображенных фактов жизни; контрастируют с ними, участвуют в действии. Наличие пейзажа всегда мотивировано эстетическими и психологическими целями. И все же еще недостаточно исследованными представляются нам жанровые особенности очерков А. Левитова. Мы не ставим перед собой цели проанализировать все компоненты жанровой формы очерка писателя. Наша задача — уже. Мы остановимся на функции категории художественного пространства и художественного времени, а также образа рассказчика при персонифицированном повествовании от первого лица: реализует ли он авторскую позицию или создает дистанцию между автором и героями; какова его роль в композиционной организации текста.
В литературе художественное время и художественное пространство сопряжены с мировоззренческой и нравственной категориями и обладают значительной смысловой потенцией. Вследствие того, что писатели-демократы 60-х гг. перешли, по словам Н. Чернышевского, от воспроизведения «уединенных типов» к изображению «целой народной среды», очерки их многолюдны, социально многослойны. Таковы они и у А. Левитова. Устойчивой пространственной моделью в них является дорога, корчма, «комнаты с мебилью». Здесь происходят встречи, разговоры. В очерке «Сцены и типы сельской ярмарки» много персонажей — становой, писарь, фельдшер, управляющий, его дочери, помещик, деревенский люд, купцы. Место действия — выгон возле церкви, куда съезжаются люди из окрестных деревень на ярмарку. В очерке «Целовальничиха» действие происходит в питейном заведении, где пьют, ссорятся, дерутся. От всего этого приходит в отчаянье добрая девушка Саша, вынужденная нести обязанности целовальничихи.
В очерках А. Левитова значимой является исконная символика дня, т. е. время от раннего утра до вечера или ночи. Например, в первом из приведенных очерков действие начинается вместе с восходом солнца. С сельской колокольни раздается благовест, из окрестных сел спешат на ярмарку люди. Но вот она закончилась: кто-то кого-то обманул; начальник избил «меньшего чина»; мужики насладились раешником отставного «ундера»; другие напились; крестьянка за деньги от продажи полотен купила отворотный корень, чтобы отвадить управляющего. День прошел, наступила ночь. Кончается и очерк: «Нет помина в это время о жизненном горе, тихо и светло на душе, а между тем так тоскливо замирает она!..». В «Целовальничихе» действие начинается тоже днем, а кончается в тихую ночь. Рассказчик-прохожий насмотрелся за день, как пьют, дебоширят, ругаются обитатели деревни. Грустно звучит финал очерка: «Месячным светом залита была деревенская улица, и полночная тишина невозмутимо царила над ней. Боже! В души больные моих страдающих братьев тишь бы такую ты послал...». В большинстве очерков А. Левитова действие происходит в течение дня, т. е. во время наибольшего оживления на дорогах и в людных местах, а кончается к вечеру или к ночи, завершаясь печальной нотой от сознания неустроенности человеческой жизни.
Редко, но встречаются очерки, события в которых происходят ночью, что также связано с определенной художественной задачей. В очерке «Степная дорога ночью» рассказывается о том, как крестьянский парень и дьячок взялись подвезти прохожего. Безлюдье и тишина на ночной дороге настраивают на повествование необыкновенных, «страшных» историй: о том, что римскому папе «две тыщи годов», что «тридцать годов тому народился антихрист», о том, как люди превращались в животных, как барашек заговорил человеческим голосом и т. п. Проезжий, ведя рассказ, удивляется ничем непоколебимой вере своих спутников в то, чего никогда и никто не видел. В очерке «Насупротив!» действие начинается в сумерки. Прохожий (рассказчик) ищет ночлег. Никто не пускает его в избу и словом «насупротив» гоняют от одного двора к другому. Разные суеверия одолевают их: может домовых напустить, глаза отвести, ребенка украсть, намазать стену чем-то, от чего она загорится. Удивляется прохожий, как это люди, здраво рассуждающие о жизни, в то же время так верят всякой чепухе. А на рассвете рассказчик стал свидетелем пожара, который мужики и не пытались тушить, считая, что он послан «как кара божья». Запечатленные события ночи как бы еще раз подчеркивают темноту, забитость, рутинность мыслей и суеверность поступков деревенского люда.
Именно потому, что А. Левитов стремился к отражению обыденной, повседневной жизни народа, время в его нравоописательных очерках не событийное, а бытовое. Оно не имеет безусловного начала и конца, события совпадают с началом и концом рассказа о них. Временной срез у очеркиста не фон, а определенный период человеческого существования, переднийплан жизненных событий. Эпизоды единичные организуются таким образом, что создают иллюзию своей многократной повторяемости; ими заполнены не данный день и час, описанные в произведении, а пространный отрезок житейской хроники. Бытовое время превращается в сюжетослагающее. Мы встречаемся здесь с ограниченностью композиционного времени и потенциальной безграничностью жизненного сюжета.
Большими композиционными возможностями обладают очерки, написанные в форме воспоминаний и обращенные к памяти персонажей, как внутреннему пространству для развертывания событий. Собственное время рассказа в них сжато до нескольких часов, но при этом на экран припоминания проецируется время и пространство, охватывающие большой отрезок человеческой жизни. В одних случаях прерывистый, в других же — обратный ход сюжетного времени мотивируются психологией припоминания.
Так, нравоописательный очерк «Моя фамилия» построен как воспоминания. Центральный персонаж, он же вспоминающий, статичен. Хотя сам момент припоминания длится и недолго, но ретроспективно воспоминания рассказчика обращены к большому промежутку времени: тяжелое детство дворового мальчика, которого секут за недостаточную почтительность к барчуку; его жизнь в одной избе с тонкорунными ягнятами; оскорбление и унижение его матери и отца, свидетелем чего был ребенок.
Лирические воспоминания Ивана Сизова в очерке под тем же названием реализуются в пространственно-временном образе дороги, по которой идет герой — плебей-разночинец, кончивший семинарию. В произведении показан один день его пешего хода, а вспоминает он отрезок времени протяженностью в несколько лет. Читатель узнает, что чтение А. Пушкина, Н. Гоголя, М. Лермонтова и В. Белинского перевернуло жизнь Сизова. В душе юноши возникло желание принести пользу людям. Это заставило его пуститься в нелегкую дорогу — лишений, страданий, мучительной борьбы, которую вынесет редкий человек. В пути он встречает такого же как и сам бывшего семинариста — бедняка, ощутившего неодолимую тягу к музыке и идущего в Петербург искать школу, где бы можно было заняться ее изучением. Встретилась путникам компания молодых подгулявших господ, оскорбивших Сизова. В Петербурге героя ждал голод, холод, душу угнетали тяжелые думы. Два года жизни в этом городе ушли на то, что он «колотился своим лбом об ту каменную стену, которая становится у нас между молодыми бедняками и их жизненными целями».
Чем движется обычное для нравовоспитательных очерков А. Левитова бытовое время? В центре очерка «Степная дорога днем» — пространственно-временной образ степной дороги, которая проложена через долины и косогоры, мимо церквей, уродливых изб без труб, с маленькими слепыми оконцами. Времяначала события предрассветное. Путник идет по широкой и длинной дороге, тишь и безлюдье располагают к воспоминаниям о бабке-рассказчице, о матери, незаметно переходящие в лирические излияния благодарности этим людям, «обставлявшим некогда бедную детскую жизнь».
Основную смысловую нагрузку несет встреча рассказчика с чиновником Теокритовым. Рассказчик идет из Москвы, Теокритов же намеревается там служить, поэтому интересуется столичной жизнью. Путник охотно ему рассказывает об этом. И тут возникает еще один пространственно-временный образ — трехлетнее пребывание рассказчика в двух столицах, история, типичная для жизни разночинца-бедняка. Шел он туда, чувствуя свою поэтическую одаренность, шел с надеждой на стипендию или казенную вакансию. Но столица встретила юного мечтателя неласково, ожидания не сбылись, жизнь его была полна лишений и мучительной борьбы с нуждой. В свою очередь и Теокритов рассказывает, почему он оставил место столоначальника. Увиденное и услышанное позволяет рассказчику так закончить очерк о степном крае: «Эх ты, проезжая степная дорога, широкая, вдоль и поперек потом и кровью залитая! Когда это так же часто будет ходить по тебе светлая радость, как часто ходит по тебе людское темное горе?..».
У А. Левитова случается, хотя и редко, присущее рассказу, но не характерное для очерка 60-70-х гг. воспроизведение интерьера. В этом случае писатель выписывает его особенно тщательно.
Подобный подход не только помогал, как, например, в очерке «Хорошие воспоминания», подробно воспроизвести картину жизни в доме отставного чиновника, но и определенным образом охарактеризовать эту жизнь, поскольку давалась она через восприятие рассказчика. Это он ясно видел нищету семьи, в то время как матери ничтожное содержимое сундуков казалось значительным достоянием дома.
Немаловажное значение в очерках придает писатель художественной детали. Она несет значительную смысловую и ассоциативную нагрузку. Например, в очерке «Хорошие воспоминания» Иван Сизов, вспоминая о своем тяжелом детстве, выделяет одну деталь, которая была символом жизни семьи то на грани крайней нищеты, то, временами, в призрачном довольстве. Этот символ — унылая герань на окне. В тех случаях, когда отцу, отставному титулярному советнику, удавалось выклянчить деньги у «благодетелей», раздобыть еды, а для топлива — стружек, от самоварного пара оттаивали стекла, луч света падал на герань, и она непривычно свежела. Но семейная радость была непродолжительной, солнечный луч исчезал, герань увядала, и в семье начиналась ругань. Художественная деталь делает описание достоверным, зримым, помогает воспринять картину в целом. В очерке упоминается и о прочно оставшемся в памяти рассказчика длинном, широком диване,который считался лучшей вещью в квартире. В действительности же диван этот был рваным, «населенным» клопами, на нем в отсутствие родителей играли дети, а ночью спал сам хозяин. Эта деталь является в очерке своего рода символом обнищания семьи.
У А. Левитова мы не видим сложных, замысловатых сюжетов, его очерки состоят из отдельных сцен, объединенных личностью рассказчика. Он составляет композиционный центр произведения, от его лица ведется персонифицированное повествование. Это отнюдь не исключает случаев несовпадения его оценочной позиции и авторской. Например, в очерке «Сцены и типы сельской ярмарки» писатель как бы перепоручил повествование рассказчику, простому сельскому жителю, человеку недалекому. Он ладит с местным начальством. Становой и писарь, по его понятиям, люди благородные и образованные. Как о делах обычных, он рассказывает об их вымогательстве, взяточничестве, склонности к выпивке, разгулам. Не будь этого, что бы, мол, и вспомнил мужик о ярмарке? Патетика, с которой он говорит о сельских заправилах, ложная, поэтому и полна комизма. В конце очерка читатель уже чувствует присутствие автора, который заканчивает свое произведение в духе последних грустных строк гоголевской «Сорочинской ярмарки». Персонифицированное повествование рассказчика, речь персонажей и автора составляют здесь многослойную структуру. Почему А. Левитов избирает в данном случае именно такого рассказчика? Если бы говорил сам автор, это была бы сатира. Но очерк задуман как юмористический. Поэтому-то через несоответствие тона рассказчика тем явлениям, о которых он говорит, писатель добивается поставленной цели, произведение несет определенную достоверность.
Но большей частью рассказчик у А. Левитова человек, близкий автору по взглядам и понятиям. В прошлом у него было тяжелое детство, гнетущие и трудные годы пребывания в духовной семинарии; он или идет без средств в столицу с целью продолжить образование, или, не выдержав тягот той жизни, возвращается домой. Ему близки и понятны нужды и страдания простых людей. В очерке «Целовальничиха» такой разночинец-бедняк идет пешком из Саратова в столицу. В маленькой деревеньке он встречается с давшей ему приют хозяйкой избы и девушкой Сашей. Обе рассказывают о горестях своей жизни. Здесь-то и нужен был такой рассказчик, горожанин, внушающий к себе уважение и почтение. Живя в глуши, и хозяйка, и Саша испытывают потребность в разговоре с новым человеком, которому могут раскрыть душу, пожаловаться, попросить о помощи. Близок автору и рассказчик в очерке «Степная дорога ночью». Будь он одного уровня с деревенским парнем и дьячком, нелепые россказни этих людей не вызвали бы у него удивления и сожаления. Писателю же хотелось, чтобы вслед за рассказчиком их темноте и суеверию изумился бы и читатель.
В России становление очерка связано с сатирической журналистикой второй половины XVIII в. Но особенно бурное развитие претерпевает этот жанр в 40-х гг. XIX в. У авторов «физиологий» (В. Даль, И. Панаев, Д. Григорович и др.) преобладали сугубо описательные характеристики, средством раскрытия особенностей жизни были поступки лиц, описываемых в пределах отдельной сцены или эпизода.
В 60-е гг. жанровая форма очерка изменилась. Он на длительное время превращается преимущественно в «крестьянский» очерк. Беспощадную правду о жизни русского крестьянина, его силе и слабостях содержат произведения Н. Успенского, Ф. Решетникова, А. Левитова, В. Слепцова. Очень усложнилось построение очерка. Предметом изображения становится уклад жизни среды, нравы, т. е. устойчивые отношения между людьми, сложившиеся в их общественной и частной жизни. В очерке подчеркивается не развитие, а статичность бытия. Средством описания является что-либо устойчивое, действие не создает принципиальных противоречий между героями и не разрешает тех конфликтов, которые все же иногда проникают в очерковый сюжет. Такой очерк близок к тому виду рассказа, в котором интриги и композиция лишены остроты, а развитие сюжета — внешней динамики. Как видим, его границы раздвинулись, возникли жанры «приграничные», находящиеся между очерком и рассказом.
Преобразовывался очерк в творчестве каждого отдельного писателя. Так, очерки Н. Успенского (вторая половина 50-х — 70-е гг.) положили начало новому этапу в развитии жанра. В литературу пришла крестьянская масса, показанная без прикрас, со всеми присущими ей порождениями эпохи крепостничества: невежеством, бесправием, суеверностью, забитостью.
Велика разоблачительная сила его очерков. Им присуща тонкая юмористическая окраска, которая не только не сглаживала впечатления от трагичности изображаемого положения крестьян, но усугубляла его.
В 1861 г. В. Слепцов выступил с циклом очерков «Владимирка и Клязьма». В них нашли отражение общественные процессы, характерные для времени отмирания старых феодальных отношений и утверждения новых буржуазных: оскудение дворянства, вытеснение его буржуазией, жестокая эксплуатация рабочих, пагубное влияние капитализма на быт и нравы рабочих, расслоение крестьянства. Глубина постановки такого широкого круга вопросов, касающихся пореформенной жизни России, не наблюдается ни у одного очеркиста начала 60-х гг.
Следующий цикл очерков В. Слепцова «Письма об Осташкове», обличавших либерализм, композиционно стройнее первого. До минимума сведены здесь авторские публицистические отступления, описания этнографического характера, шире используются художественные приемы, характерные для рассказов писателя: ирония, иносказание, развернутое сравнение.
В ряду выдающихся представителей демократической литературы 60-х гг. видное место занимал Ф. Решетников. С его именем связаны новые темы в литературе: он писал не только о жизни крестьянства, но и о горнозаводских людях, социальных низах города, о духовенстве. Композиционно очерки у этого писателя сложнее, чем у Н. Успенского. Повествование велось от лица рассказчика-персонажа, который обрисовывался во всей полноте индивидуальных черт. В отличие от Н. Успенского, в очерках которого преобладает диалог или они сплошь диалогичны, у Ф. Решетникова изобразительный и описательный элементы уравновешены. Его очеркам присуща строгая фактичность и этнографичность.
Произведения А. Левитова уступают очеркам названных писателей в остроте постановки социальных вопросов. В его манере ощутимы такие характерные черты, как субъективность повествования, выражающаяся в причастности автора к изображаемому, раскованность композиции. В то же время произведения писателя лишены исследовательского элемента, этнографической фактичности и публицистичности. Ярко выраженная эмоциональная окраска их, наличие лирического пейзажа, сложность построения, широкое использование автором ретроспективности позволяют сделать вывод, что произведения А. Левитова наиболее промежуточны между очерком и рассказом. Поэтому их в большей мере, чем сочинения других писателей 60-70-х гг., можно считать художественными очерками.
Л-ра: Вопросы русской литературы. – Львов, 1981. – Вып. 2 (38). – С. 58-65.
Критика
