«Пленный дух» Андрея Белого

Белаш Катерина

26 октября исполняется 140 лет со дня рождения Андрея Белого. Prosodia решила отметить юбилей одного из ярчайших поэтов и теоретиков символизма, проследив его творческий путь по стихотворениям из разных сборников.

Что известно современному читателю об Андрее Белом? В лучшем случае вспомнят, что где-то когда-то это имя упоминалось. Исключительная ситуация – пришедшие на ум одно-два стихотворения. Поэзию Белого не проходят в школе, его имя лишь между прочим упоминается в разговоре о символизме. Тем не менее при более близком знакомстве с наследием поэта становится ясно, что многое из того, что появилось в постсимволистскую эпоху, было бы невозможно без открытий Белого (даже футурист Маяковский, лихо критиковавший символистов, признавал влияние Белого на свое творчество). Да и вообще помыслить Серебряный век без этой фигуры – невозможно.

Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) родился 26 октября 1880 года в Москве. Большое влияние на него оказали родители: отец был известным математиком и увлекался философией, мать – пианистка, с детства знакомившая Белого с миром классической музыки.

В 1895 году состоялось знакомство с еще одним человеком, определившим философские и художественные взгляды Белого и повлиявшим на символизм в целом, – с философом Вл. Соловьевым. Представление о двойственности мира, идея Вечной Женственности, восприятие искусства как единственно возможного способа познания мира – все это поэт открывает для себя именно в общении с Соловьевым.

В 1903 году образуется символистский кружок «Аргонавты», в который, помимо Белого, входили С. Соловьев (племянник Вл. Соловьева и троюродный брат А. Блока), Эллис (Л. Кобылинский) и др. Через год происходят два знаменательных для Белого события: знакомство с А. Блоком и выход первого поэтического сборника «Золото в лазури» (1904).

Судьба Белого – это судьба человека модернизма с его установкой на жизнетворчество и жизнестроительство, на служение искусству. Белый стал воплощением универсальной творческой личности, ярко проявляющей себя и в поэзии, и в прозе. Именно ему, по нашему мнению, русский символизм обязан тем, что стал явлением мировой культуры – благодаря символистской прозе Белого (романы «Серебряный голубь», «Петербург», трилогия «Москва» и т.д.)

Андрей Белый умер 8 января 1934 года от последствий пережитого летом солнечного удара. В некрологе Б. Пильняк, Б. Пастернак и Г. Санников отмечают его «гениальный вклад как в русскую, так и в мировую литературу».

1. «На горах»: свободное стремление к солнцу

На горах

Горы в брачных венцах.
Я в восторге, я молод.
У меня на горах
очистительный холод.

Вот ко мне на утес
притащился горбун седовласый.
Мне в подарок принес
из подземных теплиц ананасы.

Он в малиново-ярком плясал,
прославляя лазурь.
Бородою взметал
вихрь метельно-серебряных бурь.

Голосил
низким басом.
В небеса запустил
ананасом.

И, дугу описав,
озаряя окрестность,
ананас ниспадал, просияв,
в неизвестность,

золотую росу
излучая столбами червонца.
Говорили внизу:
«Это – диск пламезарного солнца»...

Низвергались, звеня,
омывали утесы
золотые фонтаны огня –
хрусталя
заалевшего росы.

Я в бокалы вина нацедил
и, подкравшися боком,
горбуна окатил
светопенным потоком.

(1903 год)

Стихотворение «На горах» входит в первый сборник Белого «Золото в лазури» (1904). Позднее поэт довольно резко отзывался о стихах этого сборника: «Если бы я мог собрать иные из моих книг стихов, я бы их сжег… Особенно беспокоило меня "Золото в лазури" нищенской формой стихов… нечеткость ритмов, безвкусие образов, натянутость рифм». Именно поэтому, подготавливая в 1930-х сборник своих лучших стихотворений, Белый переделывал многие произведения. Как бы то ни было, первая книга поэта оказала огромное влияние на до- и послереволюционную поэзию.

«На горах» – яркий пример того, как Белый начал разрабатывать в своей лирике форму свободного стиха. Первое, что замечаешь при чтении этого стихотворения, – меняющийся ритм. Крайне чуткий к мелодике стиха, Белый даже в пределах одной строфы мог экспериментировать с ритмом: «Бородою взметал / вихрь метельно-серебряных бурь». Обращает на себя внимание интонационное и графическое выделение слов или фраз: «Голосил / низким басом, / В небеса запустил / ананасом». Впоследствии этот прием будет активно использовать В. Маяковский – в своей знаменитой «лесенке».

Кстати о Маяковском: «Ведь вот лучше Белого я все-таки не могу написать. Он про свое весело – в небеса запустил ананасом» (из «Автобиографии», 1922). Действительно, образ эстетствующего символиста, с которым обыкновенно ассоциируется фигура Белого, расходится с образом лирического героя стихотворения. Он ироничен и дерзок и не церемонится с ананасом – символом солнца, а позволяет горбуну запускать его в небеса. «Я в восторге и молод» – таков лирический герой Белого времен «Золота в лазури».

В этом стихотворении встречается всё заявленное в названии сборника – и золото, и лазурь («прославляя лазурь», «золотая роса», «золотые фонтаны огня»). Кажущиеся, на первый взгляд, импрессионистическими, образы не лишены символического, а иногда и мистического налета. Сюжет об аргонавтах и образы, с ним связанные, постоянно напоминают об устремленности героя Белого к солнцу – к иной действительности: «Говорили внизу / "Это – диск пламезарного солнца…"». В конце концов, что такое символ? – «знак иного мира в этом мире».

2. «Веселье на Руси»: в своем пиру похмелье

Как несли за флягой флягу –
Пили огненную влагу.

Д'накачался –
Я.
Д'наплясался –
Я.

Дьякон, писарь, поп, дьячок
Повалили на лужок.

Эх –
Людям грех!
Эх – курам смех!

Трепаком-паком размашисто пошли: –
Трепаком, душа, – ходи-валяй-вали:

Трепака да на лугах,
Да на межах, да во лесах –

Да обрабатывай!

По дороге ноги-ноженьки туды-сюды пошли,
Да по дороженьке вали-вали-вали —

Да притопатывай!

Что там думать, что там ждать:
Дунуть, плюнуть – наплевать:
Наплевать да растоптать:
Веселиться, пить да жрать.

Гомилетика, каноника –
Раздувай-дувай-дувай, моя гармоника!

Дьякон пляшет –
– Дьякон, дьякон –
Рясой машет –
– Дьякон, дьякон –

Что такое, дьякон, смерть?

– «Что такое? То и это:
Носом – в лужу, пяткой – в твердь»...
…………………………………………..

Раскидалась в ветре, – пляшет –
Полевая жердь: –

Веткой хлюпающей машет
Прямо в твердь.

Бирюзовою волною
Нежит твердь.

Над страной моей родною
Встала Смерть.

(1906 год)

От золотого и лазурного первого сборника мы переходим к сборнику «Пепел» (1909). И его название, и посвящение Н.А. Некрасову наталкивают на мысль о том, что он окрашен совсем иными цветами… Причиной тому – революция 1905 года, которая вынудила Белого вернуться с символистских небес на бренную землю. В предисловии к сборнику поэт постулирует следующее: «Жемчужная заря не выше кабака, потому что и то и другое в художественном изображении – символы некоей реальности <…> И потому-то действительность всегда выше искусства; и потому-то художник – прежде всего человек».

«Веселье на Руси» помещено в первый раздел сборника – «Россия», который, по сути, представляет собой панораму жизни страны в этот нелегкий период перемен – наступающих и наступивших. В этом стихотворении мистические и символистские искания до времени оставлены Белым; внимание поэта сконцентрировано на трагедии страны и народа.

Белый активно задействует фольклорные мотивы, привлекает образы героев из поэзии Некрасова (дьякон, поп и т.д.) Обращение к традиции народной песни порождает ломаный, «рваный» ритм, благодаря чему стих становится еще более свободным. Создается атмосфера дикой пляски, а судя по последним строкам – и вовсе danse macabre: «Над страной моей родною / Встала Смерть». Через 12 лет (магия цифр) подобная ритмика появится в другом страшном произведении – в поэме А. Блока «Двенадцать».

По мысли Ц. Вольпе, в «Веселье на Руси» поэт вновь проявляет себя как новатор: «Белый впервые применил прием фонетической записи интонации, впоследствии широко применявшийся футуристами (особенно Маяковским)». Стоит отметить, что эти эксперименты продолжил и конструктивист А. Чичерин, для которого фонетическая составляющая «конструкции» была основополагающей.

3. «Ночь и утро»: урна для пепла

Ночь и утро

Мгновеньями текут века.
Мгновеньями утонут в Лете.
И вызвездилась в ночь тоска
Мятущихся тысячелетий.

Глухобезмолвная земля,
Мне непокорная доныне, –
Отныне принимаю я
Благовестительство пустыни!

Тоскою сжатые уста
Взорвите, словеса святые,
Ты – утренняя красота,
Вы – горние краи златые!

Вот там заискрились, восстав, –
Там, над дубровою поющей –
Алмазами летящих глав
В твердь убегающие кущи.

(1908 год)

Белый уходит от бытописательства и смелых экспериментов и создает «Урну» (1909) – сборник, противоположный «Пеплу» и по тематике, и по работе с формой. В «Урне» поэт обращается к философии, «к классическому стиху пушкинской эпохи» (большинство стихотворений этого сборника написано ямбом, возможности которого Белый исследует не только на практике, но и в своих теоретических работах). В предисловии отражена авторская концепция книги: «В "Урне" я собрал стихотворения, объединенные общностью настроений; лейтмотив книги – раздумье о бренности человеческого естества с его настроениями и порывами, и думаю, что не случайно все стихотворения этого цикла вылились в ямбах, этой наиболее удобной и разнообразной в ритмическом отношении форме».

«Ночь и утро» включено в раздел «Думы». Оно, в отличие от многих других стихотворений сборника, не отягощено сухими философскими терминами (над использованием которых Белый, кстати, часто иронизирует, осознавая, что они все-таки не дают ключа к пониманию этого мира). В нем герой собирает «последний пепел: пепел хотя и возвышенного до символизма разочарования в жизни, но всё еще разочарования». Желание очиститься от этого пепла, стремление выйти из «ночи» порождает надежду на достижение настоящего, истинного (идеализм, свойственный Белому) – утра: «Тоскою сжатые уста / Взорвите, словеса святые, / Ты – утренняя красота, / Вы – горние краи златые!». Осмысливая прошлое в философском ключе, поэт хочет расстаться с ним, надеясь, что оно «утонет в Лете».

4. «Голос прошлого»: возвращение Вечной Женственности

Голос прошлого

1

В веках я спал... Но я ждал, о Невеста, –
Север моя!
Я встал
Из подземных
Зал:
Спасти –
Тебя,
Тебя!
Мы рыцари дальних стран: я – рог,
Гудящий из тьмы...
В сырой,
В дождевой
Туман –

Несемся
На север –
Мы.
На крутые груди коней кидается
Чахлый куст...
Как ливень,
Потоки
Дней, –

Как буря,
Глаголы
Уст!
Плащ – семицветием звезд слетает
В туман: с плеча...
Тяжелый,
Червонный
Крест –

Рукоять
Моего
Меча.
Его в пустые края вознесла
Стальная рука.
Секли
Мечей
Лезвия –

Не ветер:
Года,
Века!

2

Тебя
С востока
Мы –

Идем
Встречать
В туман:

Верю, – блеснешь из тьмы, рыцарь
Далеких стран:

Слышу
Топот
Коней...

Зарей
Багрянеет
Куст...

Слетает из бледных дней призыв
Гремящих уст.

Тяжел
Железный
Крест...

Тяжела
Рукоять
Меча...

В туман окрестных мест дымись,
Моя свеча!

Верю, –
В года,
В века, –

В пустые
Эти
Края

Твоя стальная рука несет
Удар копья.

(1911 год)

Поиски нового идеала приводят Белого к созданию сборника «Королевна и рыцари» (1919). Импульсом для его создания можно считать встречу поэта со своей первой женой, художницей Асей Тургеневой.

В «Голосе прошлого» явно видны черты, характерные для поэтики символизма: обращение к Средневековью, мотив служения Прекрасной Даме, идея Вечной Женственности. Возлюбленная у символистов почти никогда не имеет ничего общего с «земной» женщиной, это всегда – идея, путь «за грань». Именно с этой ситуацией мы сталкиваемся в стихотворении: «Невеста» – недосягаемый образ, своеобразный «повод» для того, чтобы рыцарь мог начать поиски неведомого: «В веках я спал… Но я ждал, о Невеста, – / Север моя! // Я встал / Из подземных / Зал…».

Лирический герой вновь ищет подлинное бытие не «на земле», не в реальности, а где-то за ее пределами. Отсюда – трепетное ожидание рыцаря с востока: «Верю, – блеснешь из тьмы, рыцарь / Далеких стран: // Слышу / Топот / Коней…».

В «Голосе прошлого» Белый экспериментирует с графикой стиха: если позволить себе пофантазировать, то в первой части расположение строф напоминает меч, опущенный вниз, а во второй, наоборот, – меч, который поднят. Однако главной причиной подобной строфической организации текста является попытка поэта реализовать «ритмический жест» – подъемы и спады интонации (измеряемые, как правило, строфами), которые помогают передать не буквальный, а скрытый, символический смысл слов. Такая творческая установка связана с религиозно-мистическими и антропософскими воззрениями Белого; по мнению А.В. Лаврова, «биение вселенского ритма сказывается в ритмических пульсациях поэтического текста, и Белый считает необходимым уловить и воплотить эту динамику наиболее наглядным образом, в нестандартном графическом воспроизведении стихотворных строк».

5. «Асе»: небесное в земном

Асе

Уже бледней в настенных тенях
Свечей стекающих игра.
Ты, цепенея на коленях,
В неизреченном – до утра.

Теплом из сердца вырастая,
Тобой, как солнцем облечен,
Тобою солнечно блистая
В Тебе, перед Тобою – Он.

Ты – отдана небесным негам
Иной, безвременной весны:
Лазурью, пурпуром и снегом
Твои черты осветлены.

Ты вся как ландыш, легкий, чистый,
Улыбки милой луч разлит.
Смех бархатистый, смех лучистый
И – воздух розовый ланит.

О, да! никто не понимает,
Что выражает твой наряд,
Что будит, тайно открывает
Твой брошенный, блаженный взгляд.

Любви неизреченной знанье
Во влажных, ласковых глазах;
Весны безвременной сиянье
В алмазно-зреющих слезах.

Лазурным утром в снеге талом
Живой алмазник засветлей;
Но для тебя в алмазе малом
Блистает алым солнцем – Он.

(1916 год)

Стихотворение включено в сборник «Звезда. Новые стихи» (1919, 1922), в который вошли стихотворения 1914 – 1918 годов. В книге просматривается влияние антропософии – философского учения о духовной природе человека и мира, основанного Р. Штейнером (с ним Белый познакомился в 1912 году).

Послание «Асе» хорошо тем, что чуждо сухим антропософским нагромождениям, которые встречаются в некоторых стихотворениях «Звезды». Тем не менее отношения лирического героя с возлюбленной интерпретируются не без оглядки на антропософию: это не столько история любви героев, сколько духовное, вселенское единение. Героиня предстает в образе Жены, которая «облекает» героя в солнце (вновь солнечный свет из «Золота в лазури»). Местоимения («Ты», «Он») даны с заглавной буквы, что также позволяет нам говорить о персонажах как о неких сверхсуществах.

В то же время стихотворение проникнуто чистой исповедальностью. Чувства героя раскрываются через ряд, казалось бы, простых, но очень органичных и нежных описаний возлюбленной: «Ты вся как ландыш, легкий, чистый, / Улыбки милой луч разлит. / Смех бархатистый, смех лучистый / И – воздух розовый ланит». По наблюдениям Т.Ю. Хмельницкой, в стихотворениях, похожих на данное послание, звучит «интонация Пушкина», и Белый «прорывается к подлинной поэзии».

6. «Бессонница»: одинокий герой на распутье

Бессонница

Мы – безотчетные: безличною
Судьбой
Плодим
Великие вопросы;
И – безотличные – привычною
Гурьбой
Прозрачно
Носимся, как дым
От папиросы.
Невзрачно
Сложимся под пологом окна,
Над Майей месячной, над брошенною брызнью, –
Всего на миг один –
– (А ночь длинна –
Длинна!) –
Всего на миг один:
Сияющею жизнью.
Тень, тихий чернодум, выходит
Из угла,
Забродит
Мороком ответов;
Заводит –
Шорохи…
Мутительная мгла
Являет ворохи
Разбросанных предметов.

Из ниши смотрит шкаф: и там немой арап.
Тишайше строится насмешливою рожей…
Но время бросило свой безразличный крап.
Во всех различиях – все то же, то же, то же.
И вот – стоят они, и вот – глядят они,
Как дозирающие очи,
Мои,
Сомнением
Испорченные
Дни,
Мои
Томлением
Искорченные
Ночи…

(1921 год)

В 1921 году происходит окончательный разрыв между Белым и Асей Тургеневой. На это же время приходится и кризис антропософских убеждений Белого, и некое разочарование в ранее чтимом Р. Штейнере. Переживания и размышления Белого, связанные с этими событиями, нашли отражение в сборнике «После разлуки» (1922). «Бессонница» – одно из ярких стихотворений этой книги, в котором герой остается один на один с тоской и безысходностью и как будто исповедуется перед читателем.

Первые строки представляют нам героя, находящегося на некоем распутье. Похожая ситуация уже встречалась в стихотворениях «Урны», однако в том сборнике чувствовалась надежда на обретение ориентира; в «Бессоннице» же эта надежда как будто потеряна. Вновь – так много вопросов и так мало ответов: «Мы – безотчетные: безличною / Судьбой / Плодим / Великие вопросы». Не зря в тексте есть упоминание о «Майя» – «энергии, одновременно скрывающей истинную природу мира и помогающей этому миру проявиться во всем своем многообразии» (сохраняется религиозно-мистическая устремленность Белого). Эта сокрытость и порождает потерянность героя. Пессимистические настроения усугубляются и цветовой палитрой: здесь уже ни лазури, ни золота, только постоянно подчеркиваемая чернота («ночь», «чернодум», «мгла», «арап»).

В последнем прижизненно изданном сборнике Белый не оставляет экспериментов в области ритмики и строфики. Мелодика очень важна для поэта, и он подчеркивает ее графическим оформлением стиха (неоднородность строф, интонационно-ритмические выделения слов в отдельные строки). Слово теперь не только носитель семантики – оно, с точки зрения «перекодируется в звукоритмическую единицу».

Можно заметить некую перекличку между «Бессонницей» и поэмой С. Есенина «Черный человек» (1923): обнажается некая темная, инфернальная сторона героя, вынуждающая его встретиться со своими страхами и тайными переживаниями. И эта «сторона» персонифицирована:

Из ниши смотрит шкаф: и там немой арап.
Тишайше строится насмешливою рожей… (А. Белый)

Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх (С. Есенин)

26.10.2020