Повесть А. И. Эртеля «Волхонская барышня» (особенности замысла и жанра)
Е. В. Соколова
Летом 1882 г., вскоре после завершения работы над последним рассказом «Записок Степняка», Эртель приступил к созданию большой повести «Волхонская барышня» — произведения о характере и путях преобразования жизни крестьян.
Идейно-художественная функция главной героини повести очевидна. Варвара Алексеевна Волхонская выполняет роль своеобразного критерия, дающего возможность писателю сравнивать, сопоставлять, «взвешивать» мысли и чувства других действующих лиц произведения, определять степень их жизнеспособности и стойкости в защите интересов народа.
Варя — дочь либерального помещика Волхонского и «простушки»-женщины, которую отец «жестоко мучил… своей аристократической требовательностью». Ничего больше о матери-Вари не сказано в повести. Но, судя по характеру девушки, по острой отзывчивости ее на страдания людей, материнское начало в ней явно противопоставляется отцовскому.
Действие повести происходит в усадьбе Волхонского, который пережил те неудачи, что и многие другие помещики: «беспутно пропил выкупные свидетельства», разочаровался в предпринятых было попытках обновить хозяйство с помощью иностранных рабочих, попал в долги общества взаимного поземельного кредита и, признав, наконец, свою беспомощность, передал все хозяйственные дела «оборотистому» Захару Ивановичу. Пользуется он всеми благами, добываемыми трудом русского мужика, но ни в образе жизни, ни в сознании его нет ничего русского, национального. Более того, он презирает все отечественное.
Волхонский часто говорит о тяжелой жизни народа, но путей ее улучшения не видит и не хочет видеть. «А что делать? — спрашивает он.— Приходится сидеть в стороне и смотреть, как безнаказанно гибнет народ с несомненной исторической ролью и как его нищенский скарб расхищается на пользу различных звездоносцев...». Если же он и думал когда-либо о рецептах спасения, то отнюдь не для народа. Критикуя «существующие безобразия» с модных либеральных позиций, он «вздыхал о палате лордов». Вольнодумцем и фрондером его считали только ветхозаветные, выжившие из ума баре, вроде той старушки-родственницы, которая «отстаивала аракчеевские порядки».
По-иному относился к жизни Захар Иваныч. «Он был, — замечает писатель, — чистокровный агроном и без засоса не вспоминал о своем путешествии в Бельгию... выше всего ставил практику и обыкновенное житейское дело». Захар Иваныч хотя и не союзник помещика Волхонского, но, подобно своему патрону, ориентировался на Запад. Он служил у Волхонского потому, что ему надо было где-то служить, и потому, что Волхонский из-за полной апатии к хозяйственной деятельности во всем ему доверял. К тому же лучшего места, чем усадьба Волхонского, для приложения своих сил и знаний он не видел.
Как и Соломин из «Нови» Тургенева, Захар Иваныч серьезно хотел перепахать жизнь «глубоко забирающим плугом». В отличие от Тутолмина, руководствовавшегося теорией народников, Захар Иваныч опирался не столько на какую-либо теорию, сколько на веру в экономический прогресс. Поэтому-то народники и называли людей его типа марксистами и в то же время — буржуа.
Общественные позиции Тутолмина и Захара Иваныча были как будто несовместимыми. Но в них было и нечто общее: они часто спорили, враждовали, но и любили друг друга. Тургеневский Соломин тоже не соглашался с народниками, но постоянно общался с ними и любил их.
Отношение Захара Иваныча к народу было деловым, сдержанным и терпеливым. Он ценил ум, сообразительность крестьян, но часто недоумевал, почему они сами небрежно относятся к жизни и в то же время крепко держатся за свое нищенское патриархальное хозяйство.
Варя никак не могла понять, почему Захара Иваныча возмущало то, что радовало Илью Тутолмина. И когда она спросила, почему Тутолмин радуется невежеству крестьян, Захар Иваныч взволнованно ответил: «Бог с вами, Варвара Алексеевна, Илья бы на смерть пошел за них и за их счастье!.. У него, видите ли, принцип есть: все для народа, и все посредством народа... Одним словом, он почвенник.
Нарочито сблизив Захара Иваныча с тургеневским Соломиным, Эртель отвергает избранный ими путь, как типично буржуазный. Полемика с Тургеневым отразилась и на близости идейно-эстетических функций Вари Волхонской в повести Эртеля и Марианны в романе Тургенева. Тургенев любимую героиню выдал замуж за Соломина и таким образом выразил свое согласие с его программой. Эртель же так и не представил Варю (как невесту) Лукавину, хотя подготовка к их браку велась очень энергично. Вместо этого Эртель в конце повести представил Лукавина той самой именитой старухе, которая считала Аракчеева «образцом порядка».
Лукавин заявился к Волхонским вместе с племянником хозяина Мишелем Облепищевым, отношения которых между собой так же противоречивы, как и отношения Захара Иваныча с Тутолминым. Но социальный смысл этих противоречий совершенно другой. В общении «приятелей» Варя замечала «какую-то двойственность: наряду с обращением дружеским и шутливым вдруг аляповато и резко выступала раздражительная насмешливость». Варя заметила также, что при встрече с Лукавиным менялось поведение ее отца. «В тоне его явно звучали какие-то чересчур благосклонные нотки, когда он говорил с Лукавиным». И это ей не нравилось.
Сущность противоречий во взаимоотношениях Лукавина и Облепищева определяется ни чем иным, как вынужденным, и потому, естественно, временным сожительством уходящего из жизни дворянства и укрепляющей свои позиции буржуазии как раз в такое время, когда мыслящие представители этих классов стали осознавать свое место в жизни.
Варя видела, что Лукавин абсолютно равнодушен к судьбам страдающих крестьян и никак не могла понять смысла его неудержимой страсти к богатству.
Облепищев приехал к Волхонским по поручению матери. Он должен был заключить брачный союз Лукавиных и Волхонских. Союз этот не состоялся. Холодный и чопорный Лукавин не пожелал делить свое господствующее положение с Волхонскими, да и Варя относилась к Лукавину враждебно. В случае удачного сватовства Облепищев должен был дать матери телеграмму со словами «курсы повысились». В конце повести такую телеграмму он дал, но с ироничной, злой припиской — «Курсы повысились: сегодня в ночь умерла кузина. Поздравляю. Граф Облепищев». Значит, Облепищев считал интересы восходящей буржуазии несовместимыми не только с интересами народа, но и с интересами разоряющихся дворян.
Идейно-эстетическая функция Облепищева в повести гораздо шире, чем она представляется литературоведу А. П. Спасибенко, который увидел в Мишеле человека, прикрывающего разговорами о поклонении прекрасному свои корыстные интересы. Нет, у Эртеля речь идет о философском и социально-психологическом обосновании ухода из жизни сословия, представляемого Облепищевым, а вместе с тем и о судьбе Вари, о ее позиции, какую она, будучи дворянкой, заняла по отношению к народу. Позиция ее напоминала Облепищеву «эксцентричную» позицию девушки-революционерки Женни, с которой он встречался в Женеве. Он предвидит печальную участь кузины, но для спасения ее ничего не может сделать.
Облепищев все еще продолжал жить, но не в качестве полнокровного члена общества, а в качестве человека, «причисленного» к жизни, человека, который должен теперь что-то делать, где-то служить, между тем как служба для него, потомственного дворянина, была чем-то вроде тесных сапог, которые так жмут ноги, что в них невозможно ходить.
Варя же стремилась работать. В поисках путей к народному счастью опорой ей был народник Тутолмин. Он был «почвенником», но не из тех, кто в 60-х годах обвинял революционных демократов в отрыве от почвы, т. е. от народа, который считался религиозным, покорным и смиренным по своей натуре и природе, а из тех, которые понимали народ как первооснову жизни, как создателя всех материальных благ, как массу, объединенную в трудовом коллективе — общине, мире, и всячески стремились к сохранению этих устоев. Тутолмин олицетворяет тех народников, которые признавали развитие в стране капитализма, видели конкретные формы его проявления в деревне, но, одержимые любовью к народу, стремились сохранить крестьянскую общину как основу справедливого уклада жизни.
Народничество привлекало Эртеля не научной системой. Эртель не видел в жизни такой общины, на какую пытались опереться народники. Они нравились ему исключительно настроением, тем, что искренне любили народ и своей деятельностью (пусть даже ошибочной) привлекали внимание мыслящих людей к его судьбам.
Тутолмин приезжал в Волхонку, чтобы собрать материалы для книги «О проявлении артельного духа в пореформенной деревне в связи со стойкостью русских общинных идеалов вообще». Но этот замысел представлялся писателю сомнительным. «Артельный дух» и «общинные идеалы» Эртель убедительно развенчал еще в «Записках Степняка».
Во внешнем облике и в характере Тутолмина есть нечто общее с тургеневским Базаровым. Подобно Базарову, Тутолмин прямолинеен, грубоват, настойчив и не склонен ни к каким компромиссам. Он не любит все дворянское и с гордостью подчеркивает демократизм своего происхождения.
В споре с Волхонским и Захаром Иванычем Тутолмин яростно отстаивает самобытность и высокие достоинства народной поэзии. На упрек Захара Иваныча в том, что он, как и его единомышленники, науки отрицает, Тутолмин, «сверкая глазами», резко ответил: «Нет-с, не отрицаем... мы только барчат отрицаем!.. А поскольку наука народу служит — поклон ей земной. Вот-с».
Присматриваясь к Тутолмину, Варя несколько раз меняла свое отношение к нему. Ей очень хотелось проникнуть в мир идей этого странного человека. Сущность идеалов, о которых говорил Тутолмин, Варя не понимала, но когда он говорил о несоответствии действительности идеалам, «народ вставал перед нею наподобие Прометея, прикованного к скале». А невзгоды Прометея представали перед ней в виде самой действительности, которую Эртель изображает так: «Всеобщее разорение, бесшабашная оргия кулаков, заполнивших деревни, и свирепство патентованных пиявок; тлетворное дуновение себялюбивых начал, входящих в села под флагом римского права; тяжкое изнеможение общины под напором неугомонных государственных воздействий; соблазны фабричного быта, разъедающие основы деревенского мировоззрения; голод, болезни, нищета; нивы, истощенные хлебом, пожранным Европой; розги становых и плети урядников наряду с ужасным молотком судебного пристава...».
Писатель утверждает, что принципы народничества неумолимо разлагаются и то, что совсем недавно еще казалось прогрессивным, сегодня становится «ужасно консервативным».
В беседах Тутолмина с Варей не столько важны его слова, сколько то, как воспринимала их Варя. «Учение» Тутолмина казалось ей противоречивым, но лучшим, чем либерализм отца и буржуазность Захара Иваныча и Лукавина. Она готова была полюбить Тутолмина, но это была бы не любовь, а, как определил писатель, «предвозвещение ярой любви».
Порвав с Тутолминым, Варя чувствовала себя одинокой и много думала о гордой девушке Женни, о которой рассказывал ей Облепищев, о ее героическом подвиге и трагической гибели. Она и умерла с именем Женни на устах. Ах, какая она огромная, эта Женни!..» — говорила она в бреду, гневно потрясая рукой.
Уместно отметить, что Эртель, не признававший революционных методов борьбы, высоко ценил заслуги перед народом не только революционных демократов 60-70-х годов, но и их предшественников. В его письмах к Огарковой встречаются такие слова о декабристах: «Лучшие люди русского общества», «цвет интеллигенции», «молодые, образованные, честные». Изображая народников 80-х, утративших прогрессивную роль в обществе, он высоко ценил героику прошлого, в том числе и героизм революционных народников 70-х. Судя по развитию действия произведения, судьба Вари предвещает очередную вспышку самоотверженной схватки героев с самодержавием.
Повесть «Волхонская барышня» типична для произведений этого жанра, каким он сложился к середине XIX века. Содержание ее оформлено в четком, логически завершенном сюжете. Действие разворачивается эпически спокойно и только в самом финале приобретает драматическую напряженность, когда терпят крушение надежды главных героев — Тутолмина и Вари.
Л-ра: Вестник Белорусского государственного университета. Серия 4. Филология. – Минск, 1991. – № 1. – С. 3-6.
Критика
