К истории создания романа Бруно Ясенского «Человек меняет кожу»
А. Давшан
«В тридцатых годах наши писатели вновь открывали давно, но плохо открытую Среднюю Азию. Открывали её вновь потому, что приход советской власти в кишлаки, оазисы и пустыни представлял собой увлекательное явление», — писал К. Паустовский.
Среди тех, кто «вновь открыл давно открытую Среднюю Азию», был и талантливый писатель Бруно Ясенский. В Средней Азии, в далеком тогда Таджикистане, где только начиналась настоящая перестройка, где особенно наглядно становилось, как «в неописуемых муках рождается новое», писатель нашел сюжет и героев своего будущего романа.
В литературе тридцатых годов роман «Человек меняет кожу» относится к числу произведений, написанных, как говорится, по горячим следам событий. Они интересны в настоящее время тем, что отразили определенный период в жизни и развитии нашего государства. «Насколько беднее были бы мы, не появись среднеазиатские стихи Луговского и Тихонова, романы Ле и Ясенского, книги Паустовского, Лоскутова, Павленко».
В творческой биографии Бруно Ясенского роман «Человек меняет кожу» стал этапным произведением. Это было первое на русском языке значительное произведение в прозе писателя, раньше выступавшего на польском и французском языках.
[…]
Первое знакомство Ясенского со Средней Азией относится к 1930 году, когда 23 августа он прилетел в Ташкент. (Писатель входил в Комиссию по размежеванию Узбекистана с Таджикистаном). В результате поездки Ясенский написал очерк «Москва — Ташкент», опубликованный в газете «Известия». 7 сентября и в несколько сокращенном виде в газете «Правда Востока» 11 сентября 1930 года.
Естественным поводом к написанию очерка было следующее обстоятельство: Ясенский оказался первым пассажиром пробного полета на новой авиалинии Москва — Ташкент.
«...Откройся такая линия за границей, о ней трубили бы все газеты, помещали бы фотографии её организатора, первого летчика, первого аэроплана, интервью с каждым из них (за исключением аэроплана), одним словом, подняли бы колоссальнейший рекламный треск и вой. У нас происшествие это отмечено лишь коротенькими заметками в хронике». И у Ясенского возникло вполне понятное желание посвятить этому событию сотню-другую строк.
Содержанием очерка стало детальное описание перелета.
При сравнении очерка с текстом романа мы обнаружили, что Ясенский наиболее яркие отрывки включил в роман — прежде всего это пейзажные зарисовки. В романе американский инженер Кларк рассматривает незнакомую страну, как сам Ясенский в очерке, пролетая над ней.
Само восприятие (насколько можно воспринимать из окна самолета) в значительной мере объясняет фотографичность пейзажных зарисовок, эффектный, но все-таки поверхностный характер употребляемых автором сравнений.
«Внизу, на необъятном прилавке земли, тщательно расположенные рукой человека, красуются лоскутья полей, словно образцы материи на прилавке магазина. Ясно различаешь куски полосатенького шевиота, серые полоски коверкота, рыжеватый габардин сжатой ржи.
Среди расположенных небрежно полосок материй, длинной лентой сантиметра вьется Волга. Застывшие диски воды в ложбинах кажутся сверху перламутровыми пуговицами».
Резким контрастом к этим мирным картинам освоенной человеком земли выступает азиатская пустыня. Писатель сразу чувствует жестокость и упрямую силу природы, в бой с которой намерены вступить люди:
«На кожуре пустыни, словно лопнувшие пузыри на поверхности вскипевшей каши, все чаще виднеются кратерообразные прыщи. Местами кожура переливается, всеми цветами радуги, напоминая застывшую лаву. Мертвечина и запустение». И дальше: «...широкой полосой тянутся предательские барханы, чтобы вдруг оборваться, уступая место коричневой скорлупе пустыни, накрапленной белыми пятнами высохших соляных озёр. Опять ковер песков, бесконечный и скучный...».
Увиденный в пустыне поезд кажется поэтому не чудом техники и помощником человека, а жалким изрубленным дождевым червем, который с трудом тащится к перевязочному пункту — станции.
Пустыня враждебна людям, деревьям, воде, и Ясенский снова и снова неожиданными сравнениями подчеркивает ненасытную жадность песков:
«В неподдающуюся пробку пустыни, закупорившую всю центральную Азию, упорным штопором ввинчивается извилистая Сыр-Дарья». Как громадное зеленое озеро внезапно врывается в пустыню Ташкентский оазис.
И, наконец, очень красочное описание борьбы моря и песка.
«Темно-бирюзовое, удивительно неподвижное море быстро подстилается под наш самолет. Окружившая его пустыня длинными языками песчаных кос лакает его синюю влагу, но не в состоянии выпить его до дна. Во время бурана оно, должно быть, бьется бешено в ее лапах. Сейчас оно неподвижно, но следы непрекращающейся ни на минуту борьбы пустыни с морем видны кругом. Словно выброшенные на блюдо распластанные бирюзовые медузы растворяются медленно в солнце и песке синие бухты, отделенные от моря непреодолимым песчаным перешейком».
Такие подробные описания не часто встречаются у Ясенского.
В очерке, на наш взгляд, есть талантливо написанный эпизод, который Ясенский однако не включил в текст романа. Приводим его.
«В Ново-Сергиевке — базар. Появление самолета вызывает всеобщую сенсацию. Через 10 минут весь базар уже на аэродроме. Образуется импровизированный митинг. У каждого есть вопрос к «товарищу из центра». Разговор, как полагается, переходит на кулаков. Среди собравшихся есть кулацкие заступники. Пробуют скулить: то нехорошо, это плохо... Перебивает их коренастый мужичок с бородкой:
Что тут говорить. Оно бывает, конечно, и неправильно. Власть за всем присмотреть не может. Но вот — трахтор, ахтобус и машина-ероплан, — это да! Здорово! Каждый похвалит.
Осматривают со всех сторон внимательно, по-хозяйски, металлический овод.
Приезжала тут к нам, — говорит бородатый старик, — года два тому назад комиссия из Авиахима. Толковали про эти аэропланы, собирали, кто сколько даст. Интересно и мне было. Да денег как раз не имел. Опрашиваю: а хлебом можно? Можно, говорят. Дал пуд хлеба. Обещали, что прилетят и покажут, как она, эта машина выглядит. Прошло два года. Не видать. Думаю — пропал мой пуд ржи. Да вот, оказывается, не пропал. На старости лет пришлось посмотреть.
И старик любовно гладит рукой гладкую кожу машины...».
Образ дотошного русского мужика, нам кажется, в какой-то мере отразился в эпизодической колоритной фигуре Климентия Притулы. Бородатый мужик («бородатый» — единственная портретная деталь, которую Ясенский употребляет каждый раз при упоминании Климентия) с золотыми руками русского умельца 25 лет ходит по огромной России, ставит крепкие избы, и, главное, все ищет такое место, где и зимой тепло и можно поэтому дома строить. Мужика из очерка и Климентия Притулу роднит активное отношение к жизни. Климентий продолжает образ старика.
Очерк «Москва — Ташкент» вошел отчасти, как отмечалось выше, в первую главу романа, но замысел произведения возникает у Ясенского позднее, после вторичной поездки в Среднюю Азию.
В середине июня 1931 года Ясенский возглавил вторую интернациональную бригаду писателей, куда входили участники Международного объединения революционных писателей француз Поль Вайан-Кутюрье, немец Эгон Эрвин Киш, американцы Джошуа Кюнитц и Луи Лозовик, норвежец Отто Люин. Бригада находилась в Таджикистане больше месяца, с 15 июня по 26 июля 1931 года.
[…]
Маршрут бригады охватывал почти все, существующие тогда в Таджикистане, населенные пункты — древние и вновь созданные города, памирские кишлаки, куда можно было добраться только по высокогорным тропинкам.
Анна Берзинь, жена, друг и постоянный спутник Ясенского во всех путешествиях, вспоминает об этом: «Эти сугубо городские жители гарцевали на армейских лошадях по предгорьям Памира, тряслись на грузовиках по бездорожью Локайской, Яванской и Вахшской долин, ночевали около огромных хаусов Ховалинга, карабкались в гору около Больджуана, чтобы взглянуть на могилу Энвер-Паши, дышали, точно влажной ватой, сгущенными парами Куляба, купались в источниках Оби Гарма, отдыхали, упивались красотами Туткаульского ущелья, пересекали ледники...».
[…]
Поль Вайан-Кутюрье опубликовал в «Юманите» очерки «В стране Тамерлана» (или другое название «Средняя Азия пробуждается»), Эгон Эрвин Киш издал книгу «Азия основательно изменилась». У Бруно Ясенского нет пока определенных планов. По словам Анны Берзинь, он «еще не говорит, что напишет о Средней Азии, а много говорит о том, как красива, как необычна эта страна, как она заставляет пристально и внимательно приглядеться к ней...».
В 1935 году на встрече с читателями в городе Душанбе Ясенский объяснил свое «молчание»: «Когда я в 30 году приехал в Таджикистан, я сохранил за собой право ничего не писать. ...Человек, приезжающий в новую страну, как корью, должен переболеть увлечением экзотикой. Он не должен писать, пока не научится смотреть на страну так же просто, как и коренной житель, пока он не поймет, что местный бай, хотя он и в чалме, в халате, в ичигах, такой же кулак, как и кулак в русской деревне».
Наконец, в конце 1931 года Ясенский признается, что работает над книгой рассказов о Таджикистане (статья «Вроде автобиографии»).
Однако рассказ не был написан, замысел оказался шире, и первым его воплощением стал отрывок «Заморские гости», опубликованный в газете «Известия» 13 апреля 1932 года. Одновременно в четвертом номере журнала «Красная Новь» напечатана глава из нового романа. В нее, правда, в несколько измененном варианте, включен отрывок «Заморские гости». Роман назывался «Джимми Кларк на вышке мира».
В сборнике «На подъеме» (1932 г.) в небольшой статье, посвященной Ясенскому, так говорилось о новом произведении: писатель «...заканчивает роман «Джимми Кларк на вышке мира», на тему об иностранных специалистах, работающих в СССР, в данном случае в Таджикистане».
Слова «заканчивает роман» — несомненное преувеличение, но тема об иностранных специалистах в Таджикистане по замыслу, надо полагать, была главной.
Само название «Джимми Кларк на вышке мира» представляло Кларка главным или одним из главных героев. Кроме него, в опубликованной главе назывались другие персонажи — американцы Баркер, Мурри, Фростер и Вильсон.
В названной главе читаем: «В Москве Кларку пришлось задержаться неделю. Комиссия по изучению дорожного строительства, в состав которой входил Кларк, приехала двумя неделями раньше и закончила все необходимые приготовления для экспедиции. Фростер и Вильсон улетели день тому назад в Ташкент. В гостинице Кларк застал только Баркера и еще одного инженера, которые ждали его, чтобы улететь вместе с ним завтрашним самолетом, вслед за первой частью экспедиции».
Как видно из приведенного отрывка, основной причиной путешествия американских инженеров в далекий Таджикистан Ясенский считал изучение дорожного строительства. Та же мысль подтверждается репликой Баркера о Таджикистане: «...вообще, черт знает, зачем понадобились им там дороги, когда могут летать на самолетах...».
Говоря о прошлом Баркера и Кларка, автор опять-таки напоминает, что они — инженеры-строители, в прошлом неполадившие на одной работе. Честный и принципиальный по натуре Кларк не смог сработаться с недобросовестным Баркером. Такая ориентация писателя, несомненно определялась собственным первым впечатлением от перестройки Таджикистана.
При описании перелета американцев Ясенский включил много мелких подробностей из очерка «Москва — Ташкент». Между тем то, что возможно было в очерке: подробное описание аэродромов и условий ночного полета, цифровая характеристика мощности прожекторов и т. д. — выглядело в главе из романа не совсем кстати.
Нам кажется, что детективная линия шпиона Мурри в первоначальном замысле должна была развиваться параллельно основной теме — американские инженеры на дорожном строительстве. По крайней мере, завязку детектива можно обнаружить в конце разбираемой главы, но она, на наш взгляд, довольно натянута и предвзята:
«На зеленом сукне садов город лежал, как недоконченная партия домино. Бортмеханик прокричал что-то в крошечное окошечко. Русский плотно задвинул на окнах занавески. Кларк в первую минуту не понял, почему не дают рассматривать город. Он вопросительно оглянулся на Мурри.
Мурри прокричал ему в ухо:
— Наверно, рядом военный аэродром!
Кларк почувствовал себя уязвленным этим отсутствием доверия».
Глава заканчивается приездом американцев в Таджикистан. Что должно было произойти с ними дальше, остается неизвестным, так как сам писатель в это время (весной 1932 года) едет снова в Среднюю Азию и в связи с этим замысел романа резко меняется.
Лето 1932 года Ясенский провел в Таджикистане. Живя в Варзобском ущелье, он часто бывает на Вахшском строительстве. «Сюжетная действительность» (слова Ясенского) очень скоро показала и ошибки первоначального замысла и дала материал для развития действия по новым линиям.
Находясь в Таджикистане, писатель убедился, что важнейшей проблемой для республики была проблема ирригации, в частности — Вахшстрой. Здесь закладывался фундамент социализма, в процессе строительства росли и менялись сами люди. История Вахшского строительства легла в основу сюжета романа «Человек меняет кожу».
9 июля 1932 года в газете «Известия» помещен отрывок «Похищенная земля». В окончательной редакции романа он оформлен как вставная новелла или пауза, по определению Ясенского. Уже в этом отрывке чувствуется, что главной темой писателя становится изображение нового мира, перед которым отступает прошлое.
Л-ра: Ташкентский государственный университет. Научные труды. Филологические науки. – Ташкент, 1964. – Вып. 268. – С. 104-110.
Критика
- Визуальная модель футуризма в творчестве Михайля Семенко и Бруно Ясенского
- К истории создания романа Бруно Ясенского «Человек меняет кожу»
Поділитися