Эдмунд Спенсер в англо-американской критике ХХ века
Н.М. Пьянова
Сегодня уже можно говорить о специальной отрасли литературоведения, называемой спенсерианой. В зарубежной критике существует несколько сот работ, посвященных великому английскому поэту. О том, насколько обширна литература об Э. Спенсере, можно судить хотя бы по библиографическим указателям. Авторы их Ф. Карпентер, Д. Аткинсон, Ф. Джонсон, У. Мэйр и Ф. Провост собрали довольно значительный материал, начиная с прижизненных высказываний об Э. Спенсере его современников вплоть до монографических исследований о поэте, относящихся к настоящему времени.
Даже суммарный поверхностный взгляд на эту почти трехсотлетнюю спенсериану позволяет понять, какой ожесточенной полемикой сопровождалось признание авторитета поэта в истории английской литературы. Полемика эта продолжается и по сей день. В XX веке ее зачинателями стала так называемая «новая критика». Вопреки, казалось бы, проверенному авторитету Э. Спенсера, представители «новой критики» еще в первой половине века пытаются оспорить этот факт.
Вдохновленные стремлением создать не только новую методологию, но и нового читателя, представители «новой критики», решительно пересмотрев вопрос о классическом наследии, в том числе и характер поэзии эпохи Возрождения, пришли к следующим выводам. Во-первых, по их мнению, современный читатель нисколько не пострадает, если никогда не раскроет сочинений Э. Спенсера, в частности, его «Королеву фей» — произведение слишком громоздкое, исторически локальное и трудное для современного восприятия. Во-вторых, ориентируясь на так называемую метафизическую поэзию, пришедшую в XVII веке на смену поэзии эпохи Возрождения, и противопоставляя поэтике этой школы творческий метод Э. Спенсера, «новая критика» поставила под сомнение значительность спенсеровской традиции в истории английской литературы. Эти мысли были сформулированы крупнейшим представителем «новой критики» в Англии — поэтом и теоретиком литературы Т.С. Элиотом. В одной из своих статей, вошедших в сборник работ Т.С. Элиота 1931 года, автор заметил, что Э. Спенсером могут заинтересоваться и прочитать его произведения до конца лишь редкие специалисты и особо подготовленные читатели. Только такие люди, считает Т.С. Элиот, могут испытывать удовольствие от произведений Э. Спейсера, допустим, от его «Королевы Фей», и только они могут прочитать поэму целиком. Пять лет спустя мнение Т.С. Элиота было повторено и развито другим, не менее влиятельным критиком этой школы — Ф.Р. Ливисом. Правда, Ф.Р. Ливис сразу делает оговорку относительно того, что, возможно, для литературы своего времени поэзия Э. Спенсера была значительным явлением. Но тут же он замечает, что в целом искусство Э. Спенсера слишком элементарно для того, чтобы заново его изучать.
Нигилистическая — по отношению к замечательному английскому поэту Возрождения — позиция «новой критики» уже тогда, в 30-е годы, едва ли могла претендовать на особую оригинальность. Известно, например, что еще в середине прошлого века один из видных представителей литературоведения Т.Б. Маколей в своих заметках о Саути рассуждал о «Королеве Фей» как о поэме давно устаревшей для широкой аудитории. Уверяя, что только один из 10-ти современных ему читателей, приступивших к «Королеве Фей», одолеет первую книгу до конца, и лишь один из 100 прочтет и поймет целиком, критик особо сожалеет о тех немногих «несчастных», которые дошли до эпизода смерти Блатант Бист. Комментируя этот тезис в размышлениях Т.Б. Маколея, современная исследовательница творчества Э. Спенсера Е. Уотсон иронически замечает, что сам критик, видимо, тоже не дочитал поэму. Страстно сожалея о тех, кто добрался до сцены смерти Блатанта Биста, Т.Б. Маколей — продолжает Е. Уотсон очевидно не предполагал, что герой этот вовсе не умер. Факт почти анекдотичный, на него можно было бы и не обращать внимания, если бы не поразительная живучесть мнения о том, что Э. Спенсер — это нечитаемый автор и что поэзия его мертва. По-своему повторенная, как мы уже видели, Т.С. Элиотом и Ф.Р. Ливисом, мысль эта нет-нет да и появится у критиков, особенно американских. Не далее как в 1955 году американский исследователь Р. Адамс писал о том, что идеи Э. Спенсера умерли, а вместе с ними утратил свою значимость и тот особый стиль в искусстве, который им так соответствовал в «Королеве Фей». В современной критике XX века мы еще встречаем упреки Э. Спенсеру в том, что он воссоздал несуществующий мир в пределах умирающей поэтической формы. Порой его продолжают обвинять в неоправданном навязчивом дидактизме, в немыслимой сложности и многозначности аллегорий. Убедительный ответ, на эти обвинения и упреки мы находим в целом ряде работ историко-литературного направления, в том числе в книге П. Бейли «Эдмунд Спенсер: Принц поэтов». Достаточно аргументированно П. Бейли доказывает, что в настоящее время по меньшей мере наивно считать свидетельством умирания наличие в произведении таких элементов как дидактизм и аллегория. Напротив, практика развития литературного процесса в Англии, — продолжает критик, — особенно в 50-е и 60-е годы XX века свидетельствует об обратном. В этот период дидактизм становится не только приметным явлением в литературе, но и приобретает особую выразительность именно благодаря, символике и аллегории. В-качестве примера, — пишет П. Бейли, — можно сослаться хотя бы на романы В. Голдинга.
Таким образом, ни так называемая «новая критика», ни те, кто продолжает и сегодня развивать отдельные ее суждения о творчестве Э. Спенсера, не принесли ничего принципиально нового в историю изучения писателя. С другой стороны, практика развития литературы и литературной критики доказали несостоятельность их суждений относительно Э. Спенсера.
Это стало особенно очевидным в начале 50-х и в 60-е годы, когда и возник как своеобразная реакция на мнения «новой критики» настоящий поток исследований об Э. Спенсере, напитанных в. русле традиционного историко-литературного направления. Именно представителям этой школы и принадлежат основные достижения в спенсериане XX века. Наследуя опыт предшествующего изучения Э. Спенсера, ученые историко-литературного направления во многом обогатили современные представления о личности и творческой индивидуальности английского поэта, его связях с историей и искусством Англии и Европы эпохи Возрождения. Среди ученых этой школы в первую очередь необходимо назвать П. Алперса, Дж. Беннета, X. Бергера, Л. Бреднер, К. Гренсден, М. Паркер, Р. Сейд, X. Кори и другие. Работы, представляющие историко-литературное направление современной спенсерианы, достаточно разнообразны и по материалу и по тем аспектам исследования творчества Э. Спенсера, которые в них предлагаются. Но поскольку главной в творческом наследии поэта по праву считается «Королева Фей», то именно она чаще всего оказывается в центре внимания современной англо-американской критики. Так, специально «Королеве Фей» посвящены фонографические исследования Т. Дансис, Гр. Хью, А. Гамильтона, К.С. Льюиса, Кл Уильямса, А. Уильямса и другие. Изучение поэмы ведется здесь на разных уровнях и в разных аспектах, — начиная от исследования жанровой природы и сюжетно-композиционной структуры «Королевы Фей» и кончая анализом особенностей языка и стиховой формы. Не обойдены вниманием и другие создания Э. Спенсера, в том числе его сонеты («Аморетты»), гимны и публицистика.
В связи с изучением отдельных произведений поэта, прежде всего его «Королевы Фей»,'перед учеными неизбежно открываются и более общие, касающиеся всего творчества Э. Спенсера и его места в истории английской литературы, вопросы. Так, проблеме мировоззрения Э. Спенсера, определившего особенности всего его, поэтического мира, в частности Сюжетную структуру «Королевы Фей», посвящена работа X. Бергер. В несколько ином аспекте вопросы мировоззрения Э. Спенсера поставлены в монографии П. Хенли «Спенсер в Ирландии», касающейся такого сложного периода в жизни поэта как время его пребывания в Ирландии.
Проблемы генеалогии искусства Э. Спенсера, в том числе его связи с традицией национальной поэзии привлекают внимание таких критиков как Дж. Беннет и А. Гамильтон. Если первая исследует чосеровскую традицию, считая ее важнейшей в становлений индивидуальности создателя «Королевы Фей», то второй занят изучением преимущественно традиций, связанных со средневековой английской литературой, а прежде всего наследием У. Ленгленда.
Наряду с вопросами об истоках поэзии Э. Спенсера англо-американскую критику в не меньшей мере интересует также проблема участия Э. Спенсера в современном ему литературном процессе, в частности, соотношение идейно-художественных исканий поэта с основным направлением в развитии творческой мысли У. Шекспира. Этой проблемы в той или иной степени касаются многие ученые. Специально ей посвящено интереснейшее монографическое исследование У. Уоткинса «Шекспир и Спенсер».
Очерченный нами круг проблем, естественно, не исчерпывает содержания современной литературы об Э. Спенсере, так же как предложенный перечень исследований не в состоянии представить даже десятой доли написанного о творчестве поэта в течение XX века. По-видимому, в пределах одной статьи дать развернутый анализ состояния сегодняшней спенсерианы практически и невозможно: слишком велик, многообразен и разносторонен литературоведческий материал, относящийся , к творчеству Э. Спенсера.
Среди вопросов, стоящих в центре внимания современной англо-американской критики, особое значение для нас имеют те, которые связаны, во-первых, с проблемой сложного противоречивого мировоззрения Э. Спенсера, во-вторых, с определением места поэта в литературном процессе эпохи и, наконец, вопросы специфики художественного стиля поэта.
Как известно, одним из самых сложных моментов творческой и политической биографий Э. Спенсера является так называемый «ирландский период» в жизни поэта. Именно с отношением к Ирландии и ее народу, национально-освободительному движению, которым была охвачена страна и которое Э. Спенсер не принял, — связаны самые острые противоречия – мировоззрения поэта.
Большую часть своей жизни автор «Королевы Фей» провел в Ирландии, где, находясь на посту государственного секретаря, защищал интересы английской короны. Именно в решении поэтом ирландского вопроса и выявилась с наибольшей очевидностью ограниченность спенсеровского гуманизма.
Проблеме отношения Э. Спенсера к Ирландии специально посвящена, как уже говорилось выше, книга П. Хенли «Спенсер в Ирландии», представляющая для нас особый интерес благодаря тому богатому фактическому материалу, который в ней содержится. В частности, в книге П. Хенли сделана плодотворная попытка приблизиться к пониманию довольно сложного процесса — рождения спенсеровских образов. Используя памятники ирландского фольклора и ирландской литературы, П. Хенли выявляет глубинную «подпочву» спенсеровский поэзии. Достоинством рассматриваемой книги является и содержащийся в ней всесторонний анализ языка и стиля спенсеровских произведений, помогающий автору вскрыть и некоторые специфические особенности художественного метода поэта. Достаточно полно очерчена в монографии П. Хенли и та сложнейшая (в политическом смысле) ситуация, в которой оказался Э. Спенсер, приехав в Ирландию. Однако, предлагая интереснейший фактический и прежде всего историко-биографический материал, включающий и материал публицистических произведений Э. Спенсера по ирландскому вопросу, П. Хенли оказывается неглубокой в своих выводах. В итоге так и остается до конца непроясненным вопрос о социально-политической ориентации Э. Спенсера, как известно, исповедовавшего принципы аристократического гуманизма. А ведь только выявив эти особенности, и можно понять ту принципиальную разницу в социально-политической ориентации, которая определила отличие Э. Спенсера от У. Шекспира, воплотившего в своих произведениях высшую форму ренессансного гуманизма — гуманизма демократического, общенародного.
Не случайно эта проблема оказывается предметом специального изучения в современной англо-американской критике. Особенно примечательна в этом отношении работа У. Уоткинса, намечающая интересные аспекты возможных сопоставлений Э. Спенсера и У. Шекспира, двух, на первый взгляд, столь различных поэтов. К числу таких аспектов следует, например, отнести предлагаемое У. Уоткинсом установление взаимосвязи мировосприятия Э. Спенсера и У. Шекспира. Причем, главным достоинством книги У. Уоткинса, на наш взгляд, является как раз то, что основу предлагаемого сопоставления он усматривает в той эволюции мировосприятия, которую пережил Э. Спенсер. Пытаясь уяснить смысл тех изменений, которые с годами претерпевает мировоззрение Э. Спенсера в процессе дознания поэтом меняющегося на его глазах мира, У. Уоткинс привлекает для сопоставления как некий высший критерий духовной культуры английского Ренессанса — творения У. Шекспира. Именно сопоставление Э. Спенсера и У. Шекспиру помогает включить создателя «Королевы Фей» в контекст его эпохи — эпохи грандиозных планов, великих надежд, трагических прозрений и горьких разочарований.
Анализируя проблематику «Королевы Фей», ученый отмечает бесспорное движение, которое претерпевает мысль и мироощущение художника от первых трех книг поэмы ко второй ее половине, логически завершающейся главою «Изменчивость». Если пафос первых трех книг определяется в целом — по мнению критики – оптимистическим мировосприятием Э. Спенсера, — то вторая половина «Королевы Фей» уже свидетельствует о чертах начинающегося кризиса в мировоззрении поэта. Выводы эти подтверждаются У. Уоткинсом конкретным сопоставительным анализом ряда сюжетных линий и эпизодов «Королевы Фей». Так, например, благополучное завершение в первой книге истории Уны, восстанавливающей с помощью рыцарей в законных правах своего отца — короля, несправедливо лишенного трона, служит, по мнению ученого, некоей антитезой шекспировской концепции жизни, запечатленной в его великих трагедиях. Принципиально иное разрешение сюжетных ситуаций, находит читатель во второй половине «Королевы Фей». Пример тому известный эпизод суда над колдуньей Дуэссой — Марией Стюарт. Справедливость и милосердие здесь по существу разведены и даже в известной мере противопоставлены. Сам приговор суда — при всей его справедливости — показан как приговор бесчеловечный в своей жестокости. Не случайно благородный принц Артур оказывается не на стороне праведных судей, а на стороне преступницы-Дуэссы. Еще более настораживает финал шестой книги, свидетельствующий о конечном бессилии Добра и Справедливости, столкнувшихся с миром Зла и Насилия, воплощенных в аллегорическом образе Блатант Бист. Характерно, что когда-то, во второй книге, рыцарь Гийон в подобной ситуации выходит победителем, уничтожив силу, в которой таилась угроза человеческой личности. Теперь, в шестой книге, рыцарю Калидюру удается лишь на время пленить Блатанта Биста, который в конце концов вновь вырывается на свободу.
У. Уоткинс считает, что по своему настроению и идейной направленности последние книги «Королевы Фей» гораздо ближе к шекспировской концепции мира, воплощенной в его знаменитых трагикомедиях. В этих частях поэмы та же, что и у У. Шекспира, меланхолическая грусть прозрений, та же скорбь о несовершенствах жизни и вместе с тем настойчивая вера в конечное торжество Добра, Истины и Справедливости. Но особенно близок Э. Спенсер У. Шекспиру в последней главе «Королевы Фей» — «Изменчивость», — запечатлевшей процесс открытия поэтом диалектики основного закона мира — мира меняющегося, полного внутренних контрастов и противоречий. Открытие это и станет, как известно, основой трагического мировосприятия У. Шекспира — автора «Гамлета», «Макбета» и «Короля Лира».
Как уже отмечалось выше, изучение творческого наследия Э. Спенсера в современной англо-американской критике ведется в разных аспектах и на разных уровнях. Наряду с исследованиями, ведущимися на уровне целостного изучения мировоззрения Э. Спенсера, творческой эволюции и общего значения поэзии Э. Спенсера, взятых в соотнесенности с литературным процессом эпохи, — особый раздел в современном англо-американское спенсероведении представляют труды, содержащие реально-исторический комментарий к «Королеве Фей».
Будучи, как известно, одним из сложнейших для современного прочтения произведений мировой литературы, поэма Э. Спенсера не может быть до конца понята, без предварительной расшифровки ее аллегорий, определивших весь образный строй поэмы. Именно поэтому проблеме аллегорий так много внимания и уделяют современные англо-американские критики. Специально этой проблеме посвящена монография М. Паркер «Аллегория в «Королеве Фей»; система аллегорий подробно рассматривается в указывавшихся ранее работах X. Бергер, Т. Дансис, А. Гамильтона и др.
При всем разнообразии материала, который предлагают названные авторы, есть нечто общее, что их объединяет. Каждая из таких работ так или иначе, но рассматривает поэму «Королева Фей» как аллегорическое изображение истории английской реформации. В связи с этим высказывается масса предположений и догадок о том, какие именно события истории Англии легли в основу произведения Э. Спенсера. Можно ли, помимо уже общепризнанных эпизодов, таких как победа над испанской «Армадой», суд над Марией Стюарт, экспедиция В. Ролея в Вирджинию, — связать с поэмой также и заговор Эссекса, и гибель поэта и соратника Э. Спенсера Ф. Сиднея, и восстания в Ирландии и другие? Не менее интересной важно определить, какие герои «Королевы Фей» явились образным, воплощением исторических лиц, например Генриха VIII, королевы Елизаветы, поэта и королевского адмирала В. Ролея, и т.д.? И вообще: насколько соответствуют спенсеровские персонажи реально существовавшим лицам?
Чтобы ответить на эти вопросы, ученые в полном смысле слова «погрузились» в материал «Королевы Фей». Внимательно изучая каждую песню, каждый стих, каждую строку, они открыли для нас богатейший материал истории, литературы, нравственной и духовой жизни Англии, получивший осмысление в поэме Э. Спенсера. Многие исследовательские работы и издания сочинений Э. Спенсера стали сопровождать подробно разработанные перечни дат, фиксирующие соответствие исторических событий из жизни Англии, Ирландии, Испании, Франции с эпизодами поэмы, а также таблицы, представляющие расшифровку аллегорических образов «Королевы Фей», толкование их морального, философского, политического и религиозного содержания.
В итоге ученые получили возможность с реально выявленными фактами в руках констатировать теперь уже бесспорную истину: «Королева Фей» — поэтическое здание, построенное на прочном фундаменте самой истории Англии эпохи Реформации. Вместе с тем, этот, своего рода, построчный перевод поэтических аллегорий на язык философии, истории, религии и т.д. таил в себе известную опасность, снимая вопрос о какой бы то ни было автономности искусства как особой формы познания действительности. Между тем — как верно отмечалось в самой англо-американской критике — аллегория для Э. Спенсера не только намек на действительные происшествия и лица. Будучи соотнесенными в определенной системе, они воплощали целостную концепцию мира, воссозданную большим поэтом по законам его творческой индивидуальности. Предложенный выше краткий обзор современной англо-американской критики, взятый в отдельных, наиболее значимых, для нас аспектах, думается, с достаточным основанием свидетельствует о том, насколько серьезно, глубоко и разносторонне изучается сегодня творчество Э. Спенсера за рубежом. Наш долг внимательно изучить труды этих прогрессивных ученых. Это тем более необходимо, что в связи с насущными запросами литературоведения, занятого решением общей проблемы истоков реалистического искусства, мы обязаны сегодня со всей ответственностью отнестись к изучению творческого наследия Э. Спенсера, во многом подготовившего рождение нового метода.
Л-ра: Проблемы реализма в зарубежной литературе 19-20 вв. – Саратов, 1975. – С. 104-112.
Произведения
Критика
