Шон О’Кейси. Юнона и Павлин
(Отрывок)
Действующие лица
Джек Бойл, по прозвищу «Капитан»
Юнона Бойл — его жена
Джонни Бойл
Мэри Бойл
Миссис Мэйзи Мэдиген
Джоксер Дэйли
Наджент — портной, по прозвищу «Иголка»
Миссис Тэнкред
Джерри Дивайн
Чарли Бентем — школьный учитель.
Молодой человек — вербовщик волонтерских войск.
Два солдата-волонтера.
Угольщик.
Продавец швейных машин.
Двое рабочих из мебельного магазина.
Двое соседей.
Действие первое — комната в маленькой квартире, которую семья Бойлей занимает в одном из домов в бедных кварталах Дублина.
Действие второе — та же сцена.
Действие третье — та же сцена.
Между первым и вторым действиями проходит несколько дней; между вторым и третьим — два месяца.
В середине третьего действия занавес опускается на две-три минуты. Это означает, что между первой и второй картиной проходит час.
Время — 1922 год.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Комната в маленькой квартирке, которую семья Бойлей занимает в одном из дублинских доходных домов. Налево дверь на лестничную площадку; левее двери окно на улицу; у задней стены шкафчик для посуды; направо от него окно во двор. Между окном и шкафом висит изображение девы Марии; перед ним на кронштейне зажженная лампадка красного стекла. Дальше по стене узкая кровать, наполовину задернутая ситцевой занавеской на кольцах. Направо камин. Рядом дверь в соседнюю комнату. Перед камином ящик с углем. На каминной полке циферблатом вниз лежит будильник. В углу около кровати цинковая ванна. Стол, несколько стульев. На столе накрыт завтрак на одного. В камине за решеткой стоит чайник и сковорода. На посудном шкафчике книги; одна лежит на столе. У шкафчика стоит лопата с длинным черенком, которой мешают известь и бетон. Джонни Бойл, сгорбившись, сидит перед камином. Мэри без кофточки (она брошена на спинку стула) причесывается перед маленьким зеркалом, приткнутым на столе среди посуды. Рядом с зеркалом — утренняя газета, в которую она время от времени заглядывает. Мэри — стройная, хорошенькая девушка двадцати двух лет. Два начала враждуют в душе этой девушки: одно в силу обстоятельств жизни тянет ее назад; другое, возникающее со страниц книг, которые она читает, влечет вперед. Борьба этих двух начал отражается и в ее речи и в манерах. И то и другое испорчено средой, но выправляется благодаря знакомству с литературой, хоть и весьма поверхностному.
Утро.
Мэри (заглядывая в газету). Нашли его на узенькой проселочной дороге за Фингласом.
В дверь справа входит миссис Бойл; она ходила за покупками, в руках у нее маленький сверток. Миссис Бойл сорок пять лет; двадцать лет назад она была, вероятно, миловидной. Теперь же на ее лице печать, которая неизбежно ложится на лица всех женщин из рабочего класса: печать усталости, забот и привычного ожесточения. При более благоприятных обстоятельствах миссис Бойл была бы живой, умной и все еще красивой женщиной.
Миссис Бойл. Не приходил еще?
Мэри. Нет, мама.
Миссис Бойл. Ну понятно! Ему закон не писан: хочет приходит домой, хочет — нет. Как его душеньке угодно. Разгуливает по городу, красуется, как павлин, и, наверно, с Джоксером. Говорят, в сегодняшних газетах пишут про сына миссис Тэнкред?
Мэри. Да, в утренней, и все подробно написано. На теле было семь ран. Одна пуля попала в шею и вышла пониже левой лопатки, другая — в грудь, задела сердце и...
Джонни (вскакивая с места). Перестань, ради бога! Надо же быть такой бессердечной! Все вы скоро только про одни убийства и будете читать! (Быстро выходит в дверь налево.)
Мэри. Скажите, какая чувствительность ни с того, ни с сего.
Миссис Бойл. Ладно, Мэри, я вернусь и прочту сама. Говорят, он был республиканец, из самых твердокаменных. Слава богу, что Джонни не дружил с ним последнее время. (Развязывает сверток, вынимает оттуда сосиски и кладет их на тарелку.) Ах, боже мой! Если твой драгоценный папаша не придет сию минуту, пусть остается без завтрака. Больше я его ждать не стану.
Мэри. Оставь, пусть сам себе все приготовит, когда вернется.
Миссис Бойл. Да-да! И пусть приведет с собой Джоксера Дэйли? Ему только это и надо. Он только и ждет, когда я уйду на работу. Я за дверь, а он явится сюда с этим наглецом, изведет весь уголь в доме и выпьет весь чай! Надо же показать всем, какая у него добрая душа. Нет уж, я останусь, пусть хоть до утра придется ждать.
Голос Джонни (из другой комнаты). Мама!
МиссисБойл. Что?
Г олос Джонни. Я пить хочу.
Миссис Бойл. Ах ты господи! Мэри, да подай ты ему воды!
Мэри. Что он, маленький? Сам может сходить.
Миссис Бойл. Если бы тебе нездоровилось, ты бы тоже просила: подайте воды. (Несет Джонни воду и возвращается обратно.) Боже мой! Ну сколько же мне его ждать? И неужели ему не стыдно так себя вести! Можно подумать, что он каждую неделю приносит домой по двадцать фунтов! От страховки по болезни уже давно ничего не осталось, пособие по безработице чуть не все извел, теперь и меня хочет извести. А сам только и знает, что песни поет, и это вместо того, чтобы на коленях вымаливать у господа бога работу.
Мэри (повязывая голубую ленту на голову). Нет, голубая не годится. Пожалуй, лучше зеленую — она мне больше к лицу. Правда, мама?
Миссис Бойл. А-а, дочка, повяжи какую угодно, только оставь меня в покое. Ты бастуешь, а зачем бастующим щеголять в ленточках и шелковых чулках, убей меня бог, не знаю. Вы наряжаетесь, а хозяева, глядя на это, думают, что у вас слишком большие заработки.
Мэри. Прошло то время, когда мы спрашивали у хозяев, что можно носить, а чего нельзя.
Миссис Бойл. И что тебе вздумалось бастовать из-за Дженни Клэффи? До сих пор ты о ней ни одним добрым словом не обмолвилась.
Мэри. А зачем же тогда вступать в союз, если не отстаивать своих принципов? Почему ее рассчитали? Это же яркий пример произвола. Разве мы можем допустить, чтобы Дженни очутилась на улице?
Миссис Бойл. Ну еще бы! Конечно, не можете! Вы хотите составить ей компанию. Одной жертвы вам мало! Хозяева расправляются с одним, а ваш союз не жалеет сотни других людей.
Мэри. Можешь говорить что угодно, мама, а принцип есть принцип.
Миссис Бойл. Ну конечно! А вот завтра я вместо того, чтобы заплатить долг старику Мэрфи, опять попрошу у него в кредит и заявлю, что принцип есть принцип, — что он мне ответит? Что мы будем делать, если он откажет?
Мэр и. Не посмеет он отказать! Ведь раньше мы с ним всегда расплачивались. Ты так ему и скажи.
Миссис Бойл. То было раньше, а сейчас не знаю, откуда мы деньги возьмем.
Из двери налево выходит Джонни. Теперь его можно разглядеть как следует. Джонни — худощавый, хрупкий юноша, года на два младше Мэри. В недавнем прошлом у него, видимо, была какая-то тяжелая жизненная катастрофа: он бледный, осунувшийся. Во взгляде сквозит безотчетный страх. Левый рукав его пиджака болтается пустой; он слегка прихрамывает.
Джонни. Я лег, думал, что вы ушли. Этот Саймон Маккей топает у меня над головой, как лошадь, — в мозгу будто гром громыхает. Будь он прок... Господи, прости меня за богохульство!
Миссис Бойл. Ну успокойся, успокойся! Поди к себе, ляг, полежи, а я принесу тебе чашечку чаю.
Джонни. Только и слышишь: чай, чай, чай! У тебя один чай на уме. Если бы человек лежал при смерти, ты бы и тут приставала к нему с чашечкой чаю. (Уходит в комнату налево.)
Миссис Бойл. Просто и не знаю, как с ним быть! В кровавую пасху пуля угодила ему в бедро, так этого мало! В бою на О’Коннел-Стрит бомбой оторвало руку! И вот конченый человек с тех пор. Чуяло мое сердце, что он неправильно поступает. Одному богу известно, сколько я у него в ногах валялась, молила не путаться с теми, кто против свободного государства.
Мэри. Он отстаивал свои принципы, мама. И что бы ты ни говорила, принцип есть принцип.
Голос Джонни. Мэри никуда не уходит?
Мэри. Нет, ухожу! Не думай, пожалуйста, что я всегда буду у тебя на побегушках.
Голос Джонни. Я не хочу оставаться один!
Миссис Бойл. Голова кругом идет от всех от вас! Как бы вы стали жить без матери? (К Джонни.) Скоро придет отец, если тебе что понадобится, он подаст.
Голос Джонни. Для меня хуже нет отца просить. И ему тоже нож острый, когда его беспокоят. Лампадка у пресвятой девы горит?
Миссис Бойл. Горит, горит! Ему мало той, что у него в комнате, надо, чтобы и у пресвятой девы горела!
Быстро входит Джерри. Ему лет двадцать пять; он хорошо сложен и производит впечатление серьезного и энергичного человека. Такой тип людей часто встречается теперь в рабочем движении; у них достаточно знаний, чтобы создать реальную силу из своих Соратников, которые не могут похвастаться образованностью, и вместе с тем им многого недостает, чтобы направить эту силу на всеобщее благо. Мэри хватает кофточку и убегает в комнату налево.
Джерри (запыхавшись). Где Капитан, миссис Бойл? Где Капитан?
Миссис Бойл. Ну это тебе всякий скажет: там же, где и Джоксер Дэйли, — выпивают в каком-нибудь кабачке.
Джерри. Отец Фаррел сейчас остановил меня и попросил сбегать и разыскать Капитана. В Рэтмайнсе есть работа, а десятником там его двоюродный брат. Отец Фаррел рассказал ему про беднягу Джонни и про то, что Капитан уже столько времени сидит дома. Десятник обещал дать Капитану какую-нибудь работу. Где же мне его искать?
Миссис Бойл. Поищи у Райэна или у Фоли.
Джерри. Хорошо, загляну к Райэну. Я знаю, Джоксер там завсегдатай. (Убегает.)
Миссис Бойл (жалобно). Вот увидишь, отец все прозевает. Стоит ему только краешком уха услышать, что где-то есть работа, и он до вечера домой не вернется, а тогда будет поздно. Нет, пока около него этот кривляка Джоксер увивается, добра не жди. Я скоро последних сил лишусь, а ему все нипочем — разгуливает с утра до вечера, красуется, как павлин!
На лестнице слышны шаги. Это идут Бойл и Джоксер.
Бойл (поет низким, зычным голосом, явно любуясь самим собой). Господь, услышь мою молитву! Услышь... о-о... услышь... мою молитву... Услышь, господь, мою молитву!
Джоксер (за дверью). Прекрасная песня! Прекрасная песня!
Миссис Бойл (со злобой). Господь, услышь его молитву! Под присягой скажу, что он не о работе молится! (Садится на кровать так, что занавеска скрывает ее от входящих.)
Бойл не спеша входит в комнату. Это человек лет шестидесяти — плотный, коренастый, седой. Шея у него короткая, а голова похожа на каменные шары, которыми часто украшают ворота в сады и парки. Багровые щеки Бойла надуты, будто он непрестанно борется с неудержимым желанием крякнуть или издать какое-нибудь восклицание. На верхней губе у него торчат щетинкой коротко подстриженные усы, корпус слегка откинут назад, брюшко круглое, походка медленная и важная. Одет он неряшливо, на голове выцветшая морская фуражка с лакированным козырьком.
Бойл (Джоксеру, который все еще стоит за дверью). Входи, Джоксер, входи! Она давным-давно ушла, друг мой. Если ничего съестного не разыщем, выпьем по чашке чаю. Только тогда и можно спокойно поесть, когда жены нет дома. Ее не Юноной надо было назвать, а Горестной Дейрдрой — вечно она плачется.
Джоксер осторожно входит в комнату. Он, вероятно, моложе Бойла, но выглядит гораздо старше. Лицо у него помятое, как скомканный лист бумаги, глаза с хитрецой, движения развинченные. То и дело поводит своими костлявыми плечами, рассчитывая, очевидно, снискать этим расположение у людей; губы кривятся в привычной улыбке.
Джоксер. Да, скверно, когда свяжешь свою жизнь с женщиной, которая только и знает, что плакаться. Просто не понимаю, как ты все это терпишь? Я бы раньше времени состарился. Хорошо еще, что она редко бывает дома. (Поводя плечами.) Кошка на двор — мышке простор.
Бойл (с величественным, самодовольным жестом). Садись поближе к камину, Джоксер. Сейчас мы с тобой чайку попьем.
Джоксер. Прекрасная вещь — чай! Прекрасная вещь! Чашка чаю бодрит, а не... (Обрывает свои разглагольствования при виде Юноны, которая выходит из-за занавески и останавливается перед обоими приятелями.)
Они ошеломлены ее появлением.
Миссис Бойл (мешает кочергой в камине; глядя на Джоксера, с язвительной любезностью). Садись поближе к камину, Джоксер Дэйли! Сейчас мы с тобой чайку попьем! Может, ты и от яичка не откажешься?
Джоксер. Мне надо идти, миссис Бойл. Я тороплюсь, ужасно тороплюсь!
Миссис Бойл. Садись поближе к камину, Джоксер Дэйли! У нас люди чувствуют себя, как дома, даже лучше, чем дома.
Джоксер быстро отступает к двери.
Бойл (делает шаг-другой за ним следом, но тут его вдруг осеняет счастливая мысль, как облегчить создавшееся положение). Джоксер!
Джоксер (уже готовый улизнуть). Что?
Бойл. Ты ведь знаешь того десятника, что работает в Киллестере?
Джоксер (удивленно). Десятника?.. В Киллестере?
Бойл (многозначительно). Да. Он, кажется, твой приятель?
Джоксер (поняв наконец в чем дело). Десятника в Киллестере? Как же, как же! Мой старый приятель — прекрасный человек! Прекра-асный человек!
Бойл. Ну, тогда наше дело верное! Жаль, что мы сразу с утра туда не пошли, сейчас можно было бы уже работать. Правда, утром ты еще ничего не знал.
Джоксер (поводя плечами). Лучше поздно, чем никогда.
Бойл. Нет, в самом деле! Мне уже надоело болтаться без работы. Он ведь тебе обещал — и твердо обещал?
Джоксер. Да-да! «Приходи, — говорит, — как только дадут гудок на обед, я тебя сразу куда-нибудь определю, и для приятелей твоих работа найдется». А я ему говорю: «Прекрасный ты чело-век! Прекра-асный человек!»
Бойл. Ну что ж, это как нельзя более кстати, мы давно работу поджидаем.
Джоксер. Да, давненько! Но поджидать поджидай, а надежды не теряй!
Бойл. Гудок на обед дают в час — стой, я взгляну сколько времени. (Подходит к камину и опасливо поднимает будильник.)
Миссис Бойл. Осторожнее с часами обращайся! Знаешь ведь, они чуть что — и портятся.
Бойл. Кстати работа подвернулась, весьма кстати! Я, Джоксер, отлично себя чувствую. Просто не верится, что у меня когда-то ноги ломило, а ведь на прошлой неделе я совсем калекой был.
Джоксер. Вот и отлично! Господь бог, он все видит — одну дверь закрыл, а другая — пожалуйте, настежь.
Бойл. Одиннадцать часов всего-навсего; времени у нас пропасть! Вот позавтракаем, я надену свои рабочие брюки, и мы с тобой отправимся не спеша. (Берет лопату.) Пожалуй, Джоксер, нам и лопаты не мешает прихватить?
Джоксер. Правильно, Капитан, правильно! Пойдем на всякий случай во всеоружии. Ты захвати свою лопату, я захвачу кирку. Может, они нам и не понадобятся, а может, и пригодятся. «Не было гвоздя — подкова пропала, не было подковы — лошадь захромала, лошадь захромала — командир убит». Прекрасная песенка, прекра-асная...
Не дав Джоксеру кончить, миссис Бойл подходит к порогу. Джоксер моментально исчезает. Она громко захлопывает за ним дверь.
Бойл (вкрадчиво). Вот поработаю несколько недель, и у нас живо дела поправятся.
Миссис Бойл не обращает никакого внимания на его слова.
Тамошний десятник — приятель Джоксера; да я как будто тоже его знаю. (Пауза.) У меня на брюках пуговица оборвалась сзади. Дай мне иголку с ниткой, я сам зашью... Слава богу, ноги перестали болеть!
Миссис Бойл (не выдержав). Слушай, ты, мистер Джек Бойл! Довольно тебе врать, все равно меня не проведешь. Я тебя и Джоксера насквозь вижу. Напрасно вы думаете, что Юнона поверит вашим россказням, — не на таковскую напали!
Бойл (кашляет в кулак, надеясь разрядить этим напряженность минуты). Кхе, кхе!
Миссис Бойл. Десятник, видите ли, — приятель Джоксера! Ты бы лучше сам с Джоксером не приятельствовал — тебе бы это только на пользу пошло.
Бойл. Кхе, кхе, кхе!
Миссис Бойл. «Лопату возьму!» Да тебе, голубчик, не лопатой, а только бы ножом да вилкой работать! Попадись тебе и в самом деле работа, ты от нее в сторону шарахнешься: у меня-де так ноги болят, что я рук не могу поднять! Несчастная жена бьется как рыба об лед, чтобы его же прокормить, а он с утра до вечера разгуливает, как павлин с распущенным хвостом!
Бойл. Помереть — и то лучше! Помереть бы поскорей!
Миссис Бойл (будто не слыша его). Все его зовут «Капитан», «Капитан», а он только один-единственный раз и был в море — проехался до Ливерпуля на старом угольщике. А посмотреть на него да послушать — второй Христофор Колумб!
Бойл. Да оставишь ты меня когда-нибудь в покое или нет?
Миссис Бойл. О чем другом, а о своем покое ты денно и нощно печешься.
Бойл. Ты что? Хочешь меня на улицу выгнать?
Миссис Бойл. Да на улицу тебя куда легче прогнать, чем на работу. Садись завтракать — может, в последний раз ешь. Я не знаю, как мы дальше будем жить.
Бойл. Вот получу работу — и все наладится.
Миссис Бойл. Ты видел Джерри Дивайна?
Бойл (сердито). Нет, не видел.
Миссис Бойл. Его не видел, зато Джоксера видел. Джерри бегал, искал тебя.
Бойл. Ну и пусть его бегает!
Миссис Бойл. В самом деле набегаешься, пока тебя разыщешь. Ведь дома ты никогда не бываешь, все в кабачке у Райэна торчишь.
Бойл. Не был я у Райэна в кабачке и никогда туда не хожу.
Миссис Бойл. Это почему же? Может, там бешеная собака завелась? Ну если не у Райэна, так у Фоли?
Бойл. Говорю тебе: я за последние три недели спиртного в рот не брал. Не был я ни у Райэна, ни у Фоли, хоть на молитвеннике поклянусь — чист, как новорожденный младенец.
Миссис Бойл. Если бы ты вернулся вовремя к завтраку, то застал бы его здесь.
Бойл (подозрительно). А зачем я ему понадобился?
Миссис Бойл. Он скоро опять придет, тогда узнаешь.
Бойл. Может, мне пойти ему навстречу?
Миссис Бойл. Никуда ты не пойдешь, а будешь завтракать. Я ждала, ждала тебя, теперь на работу опаздываю на целый час.
Бойл. И нечего было ждать, потому что я завтракать не буду. Есть еще гордость у Капитана!
Миссис Бойл. Будешь завтракать? Говори — да или нет?
Бойл (не сдается). Не буду! Можешь себе оставить мой завтрак. (Жалобно.) Не беспокойся, где-нибудь перекушу.
Миссис Бойл. Думаешь, упрашивать тебя буду? Как же, дожидайся! (Гремя посудой, прячет сосиски в шкафчик.)
Бойл. Есть еще гордость у Капитана!
Быстро входит Джерри.
Джерри. Наконец-то! Где я только вас не искал! Зашел к Фоли, а там говорят, что вы ушли минут за десять до меня.
Миссис Бойл. А клялся на молитвеннике, что ни в одном кабачке не был.
Бойл (к Джерри). Какое тебе дело, был я в кабачке или нет? Что ты за мной все следишь? На минутку нельзя из дому уйти — сейчас же целая свора шпионов и сыщиков по следу пустится.
Джерри. Вы меня не так поняли, мистер Бойл! Я просто хотел оказать вам услугу. Меня послал отец Фаррел. Он говорит, что, если вы пойдете в Рэтмайнс и спросите там десятника Мэнгена, вас определят на место.
Бойл. Все это прекрасно, но я не желаю, чтобы за каждым моим шагом шпионили. Что я — звезда какая-нибудь в поднебесье, на которую астрономы в трубу глядят? За Мэри можешь увиваться сколько твоей душе угодно, а меня оставь в покое. (Хватается за ногу.) Ой, в правую ногу вступило.
Миссис Бойл. Ну, теперь того гляди и в левую вступит. Просто диву даешься: стоит ему только услышать, что где-то есть работа, сейчас же ноги отказываются служить. Ну, голубчик, если ты и тут все проморгаешь, тогда кормись сам как хочешь.
Джерри. Место хорошее, Капитан. Сначала поработаете на закладке фундамента, а дальше дадут что-нибудь полегче.
Бойл. А высоко придется лазить? Как вы думаете, могу я с больными ногами карабкаться по лесам? Допустим, влезу, а обратно как?
Миссис Бойл (злобно). А ты попроси кого-нибудь из рабочих, они тебя в люльке спустят. По лесам лазить он, видите ли, не может, зато по кабакам козлом скачет.
Джерри. Напрасно вы раньше времени сдаетесь, мистер Бойл. Вам надо побольше двигаться, тогда все будет хорошо.
Бойл. Из тебя, Дивайн, отличный бы доктор получился! Ты, я вижу, лучше меня знаешь, что с моими ногами.
Джерри (рассердившись). Знать я ничего не знаю про ваши ноги! Меня послал к вам отец Фаррел — только и всего!
Миссис Бойл. Ну, садись, ешь, а потом будешь собраться. Подумаешь, какой слабосильный — крыла у дохлой мухи оторвать не сможет!
Бойл. Сказал, не буду завтракать! После таких слов кусок поперек горла встанет. Есть еще гордость у Капитана!
Миссис Бойл. А ты ее на деле докажи, свою гордость-то! Одевайся и ступай работать!
Бойл (идет к двери налево). Помереть — и то лучше! О-ох! Вот теперь в другую ногу вступило! Знал бы кто, как я ногами мучаюсь! (Уходит в комнату налево.)
Через минуту оттуда с шляпой в руках появляется Мэри.
Миссис Бойл. Ну, надо бежать, я и так запоздала, все хотелось дождаться этого Джоксера и выставить его отсюда. (Убегает.)
Джерри. Ты уходишь. Мэри?
Мэри. Видишь шляпу надеваю — значит, ухожу.
Джерри. Мэри! Опять ты на меня сердишься.
Мэри. Ты сам виноват в этом — всякое мое слово истолковываешь по-своему.
Джерри. Раньше все шло по-другому, и я истолковывал твои слова правильно. Раньше ты была счастлива, когда я обнимал тебя.
Мэри. Если вы будете так говорить, Джерри Дивайн, я вас возненавижу!
Джерри. Ну, давай решим сразу, что мне делать — плакать или плясать. Слушай, Мэри, меня выдвигают в секретари нашего союза. Кроме моей, есть еще только одна кандидатура. Я хороший оратор, пользуюсь уважением среди товарищей — все думают, что большинство будет за меня.
Мэри. Ну и что из этого?
Джерри. Я буду получать триста пятьдесят фунтов в год, Мэри. На такое жалование мы с тобой проживем — и хорошо проживем. Ты сможешь вырваться из этой обстановки и...
Мэри. Некогда мне тебя слушать, я ухожу. (Идет к двери, но Джерри загораживает ей дорогу.)
Джерри (умоляюще). Мэри, что случилось? За последнее время тебя не узнать! Ты со мной почти не разговариваешь, а если удостоишь словом — все срыву, всердцах. Мэри, неужели ты забыла наши счастливые вечера, когда мы гуляли с тобой вдвоем? Забыла, как сладко пахло боярышником вдоль дороги?
Мэри. Что было, то прошло. Вот выберут тебя в секретари, Джерри, и найдешь ты себе девушку получше меня.
Джерри. Нет, Мэри, нет! Что бы ни случилось, я всегда буду тебя любить.
Мэри. Мне надо идти. Пусти меня.
Джерри. Ну, позволь, я тебя провожу немного!
Мэри. Нет, спасибо, не нужно: я хочу остаться одна.
Джерри (хватает ее за руку). А, так ты к другому идешь! На свидание! Успела уж с кем-то спутаться, голубушка!
Мэри. Это не ваше дело, Джерри Дивайн! Пустите меня!
Джерри. Я видел на днях, как ты вышла с урока тайцев под руку с каким-то долговязым франтом при тросточке и в перчатках!
Голос Джонни (из комнаты налево). Что за кавардак такой? Что ты делаешь?
Голос Бойла (громко и злобно). Штаны надеваю!
Мэри. Больно руку! Пусти, не то я закричу! Хочешь, чтобы сюда отец прибежал?
Джерри. Не будь так жестока, Мэри! Пожалей меня!
В дверях появляется Бойл.
Бойл. Что вы такой шум тут подняли?
Мэри. Пусти, пусти!
Бойл. Я вас спрашиваю!
Джерри (жалобно). Скажи мне хоть слово, Мэри, хоть одно ласковое слово!
Бойл. Я с вами, кажется, разговариваю? Что вы тут раскричались?
Джерри. Дай мне поцеловать твою руку — твою крохотную, беленькую ручку!
Бойл. «Крохотную, беленькую ручку!» Ты, приятель, рехнулся, что ли?
Мэри вырывается и убегает.
Хорошенькие вещи творятся на глазах у отца!
Джерри. Да отвяжитесь вы бога ради! (Убегает следом за Мэри.)
Бойл. Вот какая теперь молодежь пошла — плюют на родителей! Отцы из-за них седеют, раньше времени в могилу сходят, а им хоть бы что — только посмеиваются! Э-эх, везде беда, во всем мире неразбериха! (Садится у камина.) Завтрак! Дались вы мне со своим завтраком! Хоть в ногах у меня валяйтесь — все равно не буду есть! Я вам покажу! Есть еще гордость у Капитана! (Подходит к шкафчику и достает оттуда тарелку.) Сосиски! Да ну ее, с этими сосисками! (Возвращается к камину, снимает чайник с крюка и слегка раскачивает его, пробуя, есть ли в нем чай.) Хоть горло прополоскать. (Пауза. Встает, снова подходит к шкафчику, кладет сосиску на сковороду и ставит ее и чайник на огонь. Поворачивает сосиски вилкой. Поет.)
Когда весною реполов Гнездо себе совьет,
И все цветет, и больше нет Ни горя, ни забот,
Тогда мой синеглазый друг Ко мне опять придет,
Когда весною реполов Гнездо себе совьет.
(Запрокинув голову, выводит высокую ноту, потом вспоминает о сосиске на сковороде.)
Когда весною...
На лестнице слышны чьи-то шаги. Бойл второпях снимает сковородку с огня, сует ее под кровать и снова садится перед камином.
Дверь открывается. Какой-то бородатый человек заглядывает в комнату и спрашивает: «Швейная машина не понадобится?»
(Рассвирепев.) Не нужно мне никаких швейных машин! (Ставит сковороду на огонь и снова начинает петь.)
Когда весною реполов
Гнездо себе совьет,
И все цветет...
Оглушительный стук во входную дверь.
Кто это так дубасит? Наверно, чужой, не похоже что из Вашего дома.
Снова громкий стук.
Джоксер (просовывая голову в дверь.) Слышишь, как громыхают?
Бойл. Я, Джоксер, еще не оглох.
В дверях появляется Джонни.
Джонни (без пиджака, лицо у него испуганное, голос дрожит). Кто это? Кто это? Вы что, оглохли или пьяны? Я спрашиваю, кто стучит?
Бойл. А я почем знаю? Джоксер, выгляни в окно: погляди, кто там.
Джоксер. Чтобы в меня пулю всадили? Тоже нашли дурака! Нет уж, лучше быть трусом, чем трупом!
Бойл (осторожно выглядывая в окно). Какой-то молодчик в военной форме.
Джонни. Пресвятая Мария, матерь божия, я...
Бойл. Ушел. Видно, надоело стучать.
Джонни уходит в комнату налево.
Бойл. Садись, Джоксер, выпей чаю!
Джоксер. Боюсь, как бы твоя хозяйка на нас не нагрянула. Нет уж, лучше уйти. У меня предчувствие нехорошее.
Бойл. Что еще за предчувствия! Мы же с тобой дублинцы, а не какая-нибудь суеверная деревенщина с Элленских болот... Хотя, если Юнона сейчас явится, попались мы с тобой, как мыши в мышеловку!
Джоксер. Ты же знаешь, какая она! Ее никакими резонами не проймешь. А пуганая ворона куста боится.
Бойл (подходя к окну в задней стене). Ну что ж, Джоксер, на худой конец выпрыгнешь в окно. Тут всего несколько футов до крыши, а как только Юнона уйдет в другую комнату, я махну тебе рукой, ты влезешь обратно и — в дверь.
Джоксер (не устояв перед искушением). Да ведь я все равно долго засиживаться не собираюсь. (Берет книгу со стола.) Чья это книга?
Бойл. Наверно, Мэри. Она за последнее время только и делает, что читает — правда, ерунду всякую. Я тут как-то заглянул в одну ее книжонку — вижу три рассказа: «Кукольный дом», «Привидения» и «Дикая утка». Чепуха какая-то — только детям и читать!
Джоксер. А ты читал когда-нибудь такую книжку — называется «Елизавета, или Сибирская изгнанница»? Вот это роман! Прекра-асный роман!
Бойл. Плюнь на свою «Сибирскую изгнанницу» и ешь сосиску.
Оба садятся. Бойл разливает чай, сосиску берет себе, а Джоксеру оставляет одну подливку.
Джоксер. Что это ты нарядился в парусиновые брюки?
Бойл. Придется работать, Джоксер. Только ты ушел, как примчался Дивайн: отец Фаррел послал его сказать, что в Рэтмайнсе можно устроиться.
Джоксер. Вот это я понимаю! Приятная новость!
Бойл. То есть как это приятная? Ты поставь себя на мое место. Тогда другое заговоришь!
Джоксер. Я думал...
Бойл. «Думал»! Больно ты скор думать, Джоксер! Будто не знаешь, что я с моими больными ногами не могу высоко лазить?
Джоксер. Верно, верно! Я и забыл, что у тебя ноги больные. Куда ты годишься с такими ногами!
Бойл. Забыл! Никто из вас даже не представляет себе, как я мучаюсь! А что если придется таскать цемент?
Джоксер. Да-а! Другой на твоем месте давно бы слег с такой болезнью, давно бы слег!
Произведения
Критика
