Лилиан Хеллман. Осенний сад
(Отрывок)
ПЬЕСА В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ, ЧЕТЫРЕХ КАРТИНАХ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
КОНСТАНС ТАКЕРМЕН, 43 лет.
СОФИ ТАКЕРМЕН — ее племянница, 18 лет.
ГЕНЕРАЛ БЕНДЖАМЕН ГРИГГС, 53 лет.
РОЗ ГРИГГС — его жена, 43 лет.
ЭДУАРД КРОССМЕН, 46 лет.
ФРЕДЕРИК ЭЛЛИС, 25 лет.
КЭРРИ ЭЛЛИС — его мать, 45 лет.
МЭРИ ЭЛЛИС — его бабушка, 70 лет.
НИКОЛАС ДИНЕРИ, 45 лет.
НИНА ДИНЕРИ — его жена, 40 лет.
ГИЛЬДА — их горничная, немка, 40 лет.
ЛЕОН — негр-слуга, 20 лет.
Действие происходит в маленьком городке одного из южных штатов США, в 1949 году.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Гостиная в доме Констанс Такермен, в маленьком городке на берегу Мексиканского залива, милях в ста от Нью-Орлеапа. Сентябрьский вечер 1949 года; в доме уже отобедали. Справа от гостиной — терраса, отделенная стеклянной дверью. Слева, в глубине сцены, дверь в холл, откуда лестница ведет на второй этаж. На террасе стоят столы и стулья. Обстановка гостиной красива, но несколько поизносилась, вся она — наследие давно минувших дней.
Когда поднимается занавес, на сцене генерал Григгс — красивый человек пятидесяти трех лет; он сидит в дальнем углу комнаты и читает газету. За столом — его жена Роз Григгс, когда-то хорошенькая, пухлая женщина лет сорока трех; на ней вечернее платье, которое куда больше было бы к лицу молоденькой девушке, Миссис Григгс громко болтает через всю комнату с Кэрри Эллис — элегантной дамой сорока пяти лет, которая придвинула кресло поближе к своему сыну Фредерику Эллису и свекрови — миссис Мэри Эллис, — старухе лет за семьдесят, живой, подвижной, когда ей этого хочется; дряхлой и разбитой, когда она предпочитает быть дряхлой и разбитой. Сейчас миссис Мэри Эллис положила на свое кресло груду подушек и взгромоздилась на них, чтобы ей удобнее было поглядывать в рукопись, которую правит ее внук Фредерик Эллис, приятный молодой человек лет двадцати пяти. На террасе, один, спиной к обитателям гостиной, сидит Эдуард Кроссмен — усталый и болезненный человек лет сорока пяти. На сцене с минуту царит молчание.
Роз (поднимаясь со стула. Молчание всегда вынуждает ее чувствовать себя как-то неуютно, поэтому она напевает «Мы бродим вдвоем по аллее»). Ну, где же он? Сегодня все у нас идет кувырком. А если мне не дают его сразу же после обеда, я вроде как и вовсе его не хочу. Правда, Бен? Какая жалость, что сегодня четверг!
Мне куда больше хочется поглядеть на него, чем идти на этот противный бал! (Миссис Эллис.) Вот отчего вы не спите! Чуточку можно себе позволить, это даже хорошо для сердца. Доктор мне так сказал. Но, боже мой, разве можно столько пить, да еще на ночь?
Миссис Эллис (любезно). Не сочтите за труд, объясните, как вас нужно понять, миссис Григгс! Вы сказали, что если бы не этот бал, вы бы с ним непременно увиделись и что, по-вашему, я слишком много пью по четвергам?
Роз (хихикает). Кофе. Вы пьете слишком много кофе.
Миссис Эллис. Ага, значит вы хотите поглядеть, как я пью кофе?
Роз. Не смейте меня дразнить! Будто вы не знаете, что я говорю о Роберте Тэйлоре в этой самой штуке.
Миссис Эллис. Простите, я и не подозревала, что речь идет о Роберте Тэйлоре в этой самой штуке. Знаете, генерал, мы с вами живем тут седьмое лето, и я заметила, что ваша жена считает неприличным называть что бы то ни было своим именем. Душечка, в местоимениях нет ничего аристократического! Кофе — это кофе, а не «он», Роберт Тэйлор это — тоже всего-навсего киноактер, а не «он», а дура — это попросту дура, а не какая-то загадочная «она»!
Роз (тоже очень любезно). У меня ужасная привычка. Бен меня так ругает! (Подходит к мужу.) Бен, тебе нравится мое платье?
Григгс. Очень.
Роз. Я не слишком нарумянилась? (Обращаясь к остальным.) Знаете, что она всегда говорила? (Торопливо.) Мать Бена. Перед самой смертью... (Кроссмену.) Посидите с нами! (Остальным.) ...Она говорила, что южанки кладут на лицо румяна треугольником, словно им надо доказать квадрат гипотенузы. Она почему-то не любила южанок. Бен ведь из Бостона. (Снова окликая Кроссмена.) Знаете, что она мне сказала в клубе?
Миссис Эллис. Могу себе представить!
Кроссмен (оборачивается, с улыбкой). Мать Бена?
Роз. Да нет! Ваша сестра. Она сказала, что вы становитесь настоящим отшельником! К старости это опасно. Вам может понравиться жить одному!
Миссис Эллис. Прежде я любила бывать одна. Наоборот, к старости этого больше не любишь. А где-то в середине жизни так хорошо побыть одной. Своя отдельная комната — этого мало. Лучше свой отдельный дом. Или еще лучше — свой необитаемый остров. Правда, генерал? (Быстро.) Самый счастливый год моей жизни был после смерти мужа. Что ни месяц — наступала весна, что ни день — кружилась голова от счастья, словно в жилах текла не кровь, а легкое, искристое вино. Кэрри. Да вы просто поэтесса, мама!
Миссис Эллис (Фредерику). Знаешь, а я ведь чуть было не развелась с твоим дедом! В 1901 году, во время скакового сезона.
Фредерик (оторвавшись от рукописи, смеется). Не поздно ли ты об этом вспомнила!
Звонит телефон.
Миссис Эллис. А вдруг тебе захочется написать мою биографию?
Телефон продолжает звонить. В холле появляется Софи.
Софи (по телефону). Нет, сэр. Мы не берем случайных постояльцев. У нас живут только постоянные гости. Попробуйте обратиться к миссис Прескотт, в поселке. Благодарю вас, сэр.
Роз (кричит). Софи, душечка, а где же кофе?
Софи подходит к двери в гостиную. Это не очень красивая, застенчивая девушка лет семнадцати. У нее неуверенная, слишком вежливая манера разговаривать и легкий иностранный акцент в речи. На ней вечернее платье, поверх которого надет кухонный передник.
Софи. Тетя Констанс в высшей степени огорчена запозданием с кофе. Мы подадим его tout de suite, сию минуту. (Исчезает.)
Роз. Знаете, Фредерик, я учу Софи танцевать. Ваше нареченная — прелестная девушка, но, увы! — балерины из нее не выйдет.
Фредерик (любезно). Как это ужасно звучит, миссис Григгс: «нареченная»... Почти что «обреченная»... Мама, это ты сообщила миссис Григгс о наших намерениях? Поскольку они еще не очень ясны, мы уговорились, что не будем...
Кэрри (с легким смущением). Чего ж тут нехорошего, если мне и захотелось рассказать о помолвке сына...
Роз. Господи, да я бы очень обиделась...
Григгс. Странный вы человек, Фредерик! Разве женщины помнят о чести, когда у них есть возможность посплетничать о чьей-нибудь помолвке или злокачественной опухоли?
Фредерик. Я этого не знал. Наверно, еще молод.
Миссис Эллис (которая была поглощена чтением рукописи). Не понимаю современных книг. Столько в них напущено туману по поводу отношений между полами! Не могу разобрать — где какой пол. И все почему-то происходит на лоне природы. Это что, теперь модно — половые проблемы на свежем воздухе. Как, по-вашему, генерал?
Григгс. Вряд ли тут дело в моде. Все зависит от климатических условий.
Миссис Эллис (показывая на рукопись). Знаете, в нашей стране что-то сильно изменилось.
Кэрри (Фредерику). А новая книга Пейсона, по-твоему, будет распродана?
Фредерик. Не знаю, мама.
Кэрри. Надеюсь, что будет. Куда приятнее, когда человек живет на свой счет.
Фредерик (с улыбкой). Ты заметила, мама, что самые принципиальные люди в отношении денег — те, кто их не зарабатывает, а стрижет купоны?
Миссис Эллис. Правильно! Особенно твоя мать, которой даже и стричь их не приходится. Стрижку купонов я взяла на себя для того, чтобы у нее было побольше времени читать мораль.
Роз (мужу). Ты не хочешь пойти со мной на бал? (Остальным.) Бен ни разу не бывал на балу у Картеров. Наверно, они каждый год обижаются...
Григгс. Вряд ли.
Роз. А что ты будешь делать? Почему бы тебе не сходить на Роберта Тэйлора? Это про войну, ведь тебе же интересно знать — правду они показывают про войну или нет.
Григгс. Нет, мне не интересно знать правду про войну.
Роз. Тебе нравится мое платье?
Григгс. Очень.
Миссис Эллис. У вас удивительное терпение, генерал. (Роз.) После обеда вы задаете ему этот вопрос уже в пятый раз.
Роз (громко, Кроссмену). Он обворожительный, да, мистер Кроссмен?
Кроссмен. Вы ставите меня в очень трудное положение. Кто обворожительный?
Роз. Николас Динери, кто же еще?
Кроссмен. A-а... Этот... Как вам сказать...
Роз. Господи! Вы же вместе выросли! Вы, Констанс, миссис Эллис...
Кроссмен. Да, но я не помню, чтобы кто-нибудь из нас был уж таким обворожительным. А вы, Кэрри?
Кэрри, смеясь, качает головой. В комнату входит Софи с подносом, на котором стоят бутылка с коньяком и рюмки. За ней следует Леон — молодой слуга-негр; он несет кофейник и чашки. Фредерик встает и берет у Софи поднос. Она ему благодарно улыбается.
Роз. Покажите ваше платье, Софи.
Софи, застенчиво улыбаясь, снимает передник.
Леон разливает кофе.
О-о! Очень миленькое платьице! Вам, душечка, лучше носить платья в обтяжку. (Подходит к ней сзади, начинает возиться с ее волосами.) Дайте, я попробую причесать вас по-своему...
Софи делает движение, чтобы помочь Леону, но Роз ее не отпускает.
Нет уж, сядьте. А что если зачесать их набок?
В комнату входит Кроссмен.
Кроссмен. Она будет похожа на всех женщин на свете.
Роз. Надо спросить Фредерика. Мы ведь для него стараемся.
Фредерик (оборачивается, смотрит). Мне Софи нравится такой, как она есть.
Софи (улыбаясь). А какая я есть?
Роз. Странно, а говорят, что у европейских девушек столько шику...
Генерал Григгс поднимается, он явно раздражен.
Бен, не лицемерь! Ты мне сам говорил, когда вернулся с Тихого океана. Я еще так тебя ревновала...
Миссис Эллис. С Тихого океана? Мне казалось, генерал, что вы воевали в Европе?..
Григгс. И вы были правы. Это Роберт Тэйлор воевал на Тихом океане. (Выходит на террасу.)
Роз (укладывая волосы Софи по-другому). А может, лучше так?
Фредерик (улыбаясь, Софи). Неужели вам приятно, когда вас теребят во все стороны?
Софи. Ничего. Спасибо. (Деликатно высвобождаясь.) Я так благодарна миссис Григгс за ее заботы... Мерси.
Кроссмен. Софи такая безответная. За все лето я не слыхал от нее ничего, кроме «спасибо».
Снова звонит телефон. Фредерик спешит к телефону. В холле появляется Констанс. Это красивая женщина лет сорока трех или сорока четырех. В руках у нее вазы для цветов. Ома ставит одну из ваз на столик и берет телефонную трубку.
Констанс. Да. Минуточку. Фредерик, с вами хочет поговорить мистер Пейсон. (Берет вазу, торопливо входит в гостиную.)
Фредерик подходит к телефону.
Простите, что мы запоздали с кофе. Кэрри, пожалуйста, объясните Картерам, почему я не смогу быть у них на балу.
Роз. Что нового, Констанс?
Констанс (осторожно). Нового? В каком смысле? Роз (смеется). Зачем вы представляетесь? Когда приезжают Динери?
Констанс. Вам не стоит их дожидаться. Вы увидите их утром, во время завтрака. (Поворачивается, поднимается по лестнице.)
Роз. Как она нервничает! Ну да, и я бы нервничала, если бы мне предстояло снова увидеться со старым возлюбленным... Но я не признаю старых возлюбленных. Возлюбленные должны быть новенькие, с иголочки. А если они старые, так пусть уж лучше будут друзья, правда?
Кроссмен спасается на террасу, захватив свой кофе и бутылку коньяку. Роз подходит к двери на террасу.
(Мужу и Кроссмену.) Вы что, так и намерены сидеть там, как сычи, по-братски делясь коньяком?
Кроссмен. Генерал Григгс великодушен, он только делает вид, будто я делюсь с ним коньяком.
В гостиную входит Фредерик, он, видимо, хотел что-то сказать, но передумал.
Кэрри (мягко, Фредерику). Это звонил мистер Пейсон? Он придет на бал?
Фредерик. Сколько поколений должно здесь прожить, прежде чем вас наконец пригласят на бал к Картерам?
Миссис Эллис. Нет, они теперь стали куда демократичнее. (Показывая на Роз.) Последние годы приглашают даже миссис Григгс. (Обращаясь к ней.) А я ведь не знаю больших нуворишей, чем ваши родные. Особенно брат, он так нажился на войне...
Роз (хихикая). Хи-хи! Как все завидуют моему Генри.
Миссис Эллис. Конечно, завидуют. Кому не хочется нажиться на чужой беде?
Фредерик (резко). Перестань, бабушка!
Роз. Я не обижаюсь. Мне с вашей бабушкой весело.
Фредерик (матери). Простите, мне не удастся проводить вас на бал. Софи, вы не рассердитесь?
Кэрри (сдерживаясь). Что случилось?
Фредерик. Пейсон получил телеграмму от своих издателей. Требуют, чтобы он завтра выслал рукопись. (Берет рукопись со стола.) Мне придется дочитывать ее с ним сегодня ночью.
Кэрри (медленно). Ничего не понимаю.
Роз (поспешно). Надо немножко попудриться. Чем становишься старше, тем больше приходится следить за своим лицом. (Уходит.)
Кэрри. Мы готовы, Фредерик. Идем.
Фредерик. Мама, я же сказал, что не пойду к Картерам. Ты думаешь, я пошутил?..
Кэрри. Я надеялась, что ты пошутил. Неужели у тебя нет никаких обязательств по отношению ко мне и Софи? Стоило твоему Пейсону поманить тебя пальцем...
Фредерик. Софи, я постараюсь за вами зайти. (Нерешительно.) Мне жаль, что так получилось.
Софи. А мне ничуть не жалко.
Кэрри. Почему? (Молчание.) Почему вам не жалко?
Софи (улыбаясь). Я не люблю балов. Мне не хотелось туда идти. А у Фредерика важная работа.
Кэрри. Боюсь, что из вас выйдет слишком покладистая жена.
Фредерик. Предоставь мне самому об этом судить. Спокойной ночи.
Кэрри. Мне надо с тобой поговорить, Фредерик.
Фредерик (останавливается, с улыбкой). Когда ты произносишь это таким тоном, тебе для разговора нужно не меньше двух часов. Потерпи до утра, мама. Софи, отвернувшись, отошла вглубь сцены, словно ей хочется быть от них как можно дальше.
Кэрри. Скажи мистеру Пейсону, что ты не можешь к нему прийти. Сделай это для меня. Пожалуйста...
Фредерик. Не понимаю, зачем мне идти на этот бал. А он хочет со мной посоветоваться...
Кэрри (сварливо). Он всегда с тобой советуется. Можно подумать, что ты присяжный поверенный или гинеколог. Почему он должен советоваться именно с тобой?
Фредерик (обиженно). Тебе это кажется странным? Спокойной ночи!
Кэрри. Ты со мной совсем не считаешься. (Оглядывается, ища глазами Софи, которая в этот миг пытается выскользнуть из комнаты.) Не уходите, Софи, вас это касается не меньше моего...
Софи застывает на месте.
Мне начинает надоедать твой мистер Пейсон. Когда этим летом он прилип к тебе, как пиявка, и поволочился за тобой даже сюда...
Фредерик (со злобой, тихо). Он и не думает волочиться за мной. Я попрошу тебя так не выражаться. Он приехал сюда сам по себе! Не понимаю, какое тебе до этого дело!
Кэрри. Мне надоел мистер Пейсон. Не слишком ли много мистера Пейсона? (Резко.) Софи! Сколько раз за лето вы видели мистера Пейсона?
Софи молчит.
Ну!
Фредерик. Как ты смеешь разговаривать с Софи таким тоном?
Кэрри (обращаясь к миссис Эллис, которая молча следит за ними). Мама!
Миссис Эллис. Я задремала. Долго я спала?
Кэрри (негромко). Ты всегда спишь, когда у меня неприятный разговор с Фредериком.
Миссис Эллис. Самое удобное время для сна. Если хотите знать, мне сегодня целый день не по себе. Теперь на Юге ни у кого нет глистов. А в мое время только об этом и говорили. Глисты, глисты, глисты... (Встает.) Поцелуй маму, мальчик. Пожелай ей спокойной ночи. И скажи, что ты на нее не сердишься.
Фредерик. За что мне на нее сердиться, бабушка?
Миссис Эллис. Конечно, не за что. Но твоя мама, даже когда она права, говорит, говорит... говорит... пока не договорится до какой-нибудь глупости. (Выходит.) Молчание.
Кэрри (тихонько). Прости, если я заговорила некстати...
Фредерик (подходит к ней, улыбаясь). Ничего, мама, не сердись и не давай бабушке себя дразнить.
Кэрри. Постарайся зайти за нами, хотя бы попозже! Фредерик целует мать. Она улыбается и выходит из комнаты.
Фредерик (оборачивается к Софи). Почему у вас такой озадаченный вид?
Софи. Ваша маман больше не сердится?
Фредерик. Конечно, нет! Не надо относиться к ее причудам всерьез. Такой уж у нее характер.
Софи (улыбаясь). Вы знаете, в высшей степени трудно понимать на чужом языке. По-английски все звучит так сложно, глубокомысленно... У меня начинается мигрень, когда я вас слушаю.
Фредерик (смеется). А вы не слушайте. Ей-богу, не стоит. (Смотрит на нее. Медленно.) Мама права: я вас совсем забросил. А через две недели мы с ней уедем в Европу. Вы на нас не рассердитесь? Поездка ведь была задумана еще до того, как вы и я... (смотрит на нее, улыбается) были помолвлены.
Софи улыбается так, словно ей неловко, потом кашляет, прочищая горло.
Какая мы нелепая пара! Но вы мне нравитесь, Софи.
Софи (любезно). И вы мне нравитесь, Фредерик. Фредерик. Боюсь, что рано или поздно нам придется сесть и поговорить по душам. А то мы и сами не понимаем, с чего это мы вдруг решили пожениться.
Софи. Не надо разговаривать, во что бы то ни стало. Куда умнее дать растению сперва пустить корни, не то, глядишь, а его сдуло потоком слов... (Застенчиво дотрагивается до его руки.) Лучше не будем торопиться. Фредерик. Вы уверены, что решили правильно? Софи. Я иногда думаю, что богатые (поспешно), я хочу сказать, образованные люди только для того и принимают решения, чтобы потом их менять. Вот тетя Констанс и ваша маман так поступают очень часто. И другие тоже?
Фредерик. Да. (Берет ее за руку.) Мы хорошо поладим друг с другом. Я знаю, как мне повезло...
Софи. Повезло? Я здесь не очень-то пришлась ко двору...
Фредерик. Мне этого и не надо. Только нельзя быть такой безответной: не позволяйте маме над вами верховодить, миссис Григгс трепать вас за волосы...
Софи. Меня это не трогает. Ведь оттого, что я выгляжу плохо, миссис Григгс думает, что она выглядит очень хорошо...
Фредерик. Спокойной ночи, дорогая.
Фредерик уходит. Софи собирает кофейные чашки, рюмки и т. п. По лестнице спускается Роз Григгс; в руках у нее легкая накидка. Она входит в комнату.
Софи (улыбаясь). Спокойной ночи.
Роз. А где Эллисы?
Софи. Они пошли к Картерам.
Роз. Как? Без меня? Ну, знаете! Это просто неприлично. (Выбегает в холл, выглядывает на улицу, возвращается, идет на террасу.) Бен!
Он поворачивается к ней.
Бен! Эллисы ушли без меня!
Григгс. Ну и что?
Роз. Не могу же я идти одна! Проводи меня. Григгс. Но ведь тебе надо всего-навсего перейти улицу. Не такое уж опасное путешествие!
Роз (ласково). Бен!
Он встает, входит в комнату.
Это бог знает что! Да еще в присутствии... прислуги! (Вдруг замечает Софи, убирающую посуду.) Софи! Не смейте подслушивать!
Софи в изумлении смотрит на нее, но не успевает открыть рта.
Григгс (резко). Роз!
Роз (которая в подобных случаях всегда старается быть как можно обаятельнее). Простите меня, душенька!.. Умоляю вас... Не сердитесь!
Софи. Да, мадам.
Роз (пытаясь схватить ее за руку). Я эти дни такая нервная! Скажите, что вы на меня не сердитесь!..
Софи исчезает за дверью.
Григгс (улыбается; ему, видно, такие сцены хорошо знакомы). Ладно, Роз, хватит.
Роз. Неужели ты не дойдешь со мной хотя бы до двери?
Григгс. Пойдем.
Роз (улыбаясь). Не ходи. Мне просто хотелось проверить, пойдешь ты или нет. Зайди за мной часов в двенадцать, хочешь?
Григгс. Не хочу.
Роз. Тогда давай в полночь встретимся в таверне.
Григгс. Зачем? Что это еще за выдумки?
Роз. Какие выдумки? Неужели я не имею права с тобой поговорить?
Григгс. Опять? Ночью? Каждый день и каждую ночь сначала? Снова об одном и том же? Ей-богу, мы и так уж оба измучены. (Без всякой злобы.) Нам не о чем больше говорить.
Роз (мягко). «Нам не о чем больше говорить»... Люди, прожив друг с другом двадцать пять лет, разводятся ни с того ни с сего? И уходят, не говоря ни слова?
Григгс. Да, так они обычно и поступают. Но я еще не ушел. И сто раз объяснял тебе все, что мог объяснить.
Роз. Но ты мне ничего не объяснил! Я тебя все время спрашиваю: за что? Мы ведь были так счастливы!
Григгс (молча на нее смотрит). Ты и сама в это не веришь.
Роз. Когда люди дожили до наших лет, худшее уже позади! Чего ты еще хочешь? (Помолчав.) Ты ведь ни разу не назвал настоящей причины. Десять раз на день спрашиваю: ты любишь другую? Тогда все понятно. Но ты отрицаешь...
Григгс. У меня нет другой женщины.
Роз (хихикает). Знаешь, что мне пришло в голову? Это, наверно, та блондиночка в аптеке! Стоит мне отвернуться...
Григгс. Перестань. Прошу тебя, перестань.
Роз. Ты ни разу о них не вспомнил! Ни разу. Сколько мы разговариваем об этом разводе, а ты о них даже не вспомнил. Можно подумать, что у тебя нет сыновей! Можно подумать, что на них этот развод никак не отразится. Ты им написал?
Григгс. Ты ведь сама просила меня не писать.
Роз. Ах да... Это им разобьет сердце.
Григгс. Они даже не потрудятся дочитать мое письмо до конца.
Роз (тихо, с возмущением). Как ты можешь так говорить? Ты их совсем не любишь.
Григгс. Не люблю. Раньше любил, а теперь не люблю. Их не так-то легко любить.
Роз. Я не верю ни одному твоему слову... Тебе всегда нравилось меня пугать. Ты — замечательный отец, ты их просто обожаешь. И они обожают тебя.
Григгс. Они и не думают меня обожать... Они вспоминают обо мне только тогда, когда я им нужен. Когда я им не нужен, они меня не одобряют.
Роз (направляясь к дверям). Господи, Бен, я и так опаздываю. Зачем нам без конца твердить одно и то же?
Он смеется.
Если не хочешь идти на бал, что ты будешь делать?
Григгс. Пойду к морю, посижу на лавочке и почитаю китайскую грамматику.
Роз. Тебе будет скучно.
Григгс. Не потому, что я не пойду на бал.
Роз. Разве можно всерьез принимать человека, который проводит вечер с китайской грамматикой? (Похлопав его по руке.) Ну-ну, спокойной ночи! Не беспокойся обо мне, я уж постараюсь, чтобы мне было весело. А с тобой мы поговорим в другой раз. (Направляется к выходу.)
Григгс (резко). Ничего подобного! Ничего подобного не будет, моя милая! Ты хочешь превратить это в забаву? Не выйдет!
Она уже в холле.
Не выйдет, имей в виду! Когда ты вернешься в город, я с тобой не поеду. (Поворачивается и замечает, что она уже ушла.)
Голос Роз. Спокойной ночи, милый!
Григгс (секунду стоит неподвижно. Потом поворачивается, видит, что оставил на террасе книгу, идет туда, замечает, что дверь все время была открыта. Кроссмену). А мы-то думали, что никто не слышит. Как нехорошо...
Кроссмен. Ерунда.
Григгс. Вам когда-нибудь приходилось начинать новую жизнь?
Кроссмен (с улыбкой). Я часто думал, что, если бы мне пришлось начинать жизнь сначала, я вернулся бы к исходной точке и снова начал бы оттуда. Иначе ведь ничего не докажешь.
Г риггс (смеется). И с чего бы вы начали?
Кроссмен (смеется). Да начинать-то, в сущности говоря, не с чего. Вот в чем беда.
Григгс. Я начинал с математики. Теперь в это трудно поверить. Но вместо математики пришлось отвоевать две войны. Мне хочется куда-нибудь поехать поучиться или... (улыбается) просто посидеть одному и подумать.
Кроссмен. Куда, в Европу?
Григгс. Пожалуй, не в Европу. Последний раз она мне показалась притоном для американских туристов... Столько там было мертвенной горечи... Начну скромно... вот написал сестре, что хотел бы пожить у нее месяц-другой. Она мне очень напоминает мать. А я вот уже полгода часто вспоминаю мать. Эх, если бы повидать ее хоть денек! Странная причуда в мои годы...
Кроссмен. Совсем не странная. Временами нам всем этого хочется. И возраст тут ни при чем. Когда у нас неприятности...
Григгс. Не знаю, почему я вам это говорю, Кроссмен... не думайте о моей жене слишком дурно...
Кроссмен. С чего бы мне думать дурно о ком бы то ни было?
Григгс (на ходу). Все военные женятся на таких, как Роз. Это положено по уставу. Она не хуже, чем была в молодости. Вина не ее, а моя. (Выходит через стеклянную дверь налево в сад.)
В это время сверху спускается Констанс. Она приоделась и на ходу застегивает пояс. Войдя в комнату, оглядывается, видит, что все прибрано, и выходит на террасу.
Констанс. Слава богу, все, наконец, в порядке. Я поселю Ника в комнате Софи, она не возражает. Пусть поспит эти дни в гостиной. А миссис Динери я помещу в желтую комнату. Ник мне сказал по телефону... Им нужны две отдельные комнаты.
Кроссмен. В высшем свете муж и жена не спят вместе. Не гигиенично.
Констанс (садится). Если бы вы знали, Нед, как я устала.
Кроссмен. Выпейте коньяку.
Констанс. Не хочу. Нервы у меня разойдутся еще больше.
Кроссмен. Удивительно, от чего только у человека не расходятся нервы: от коньяку, от родственников, от капающей из крана воды, от слишком яркого солнца, от пасмурной погоды... Словом, виновато все, что угодно, кроме того, что у тебя на душе, а, Констанс?
Констанс. С ними горничная и шофер. Придется положить их в лодочном сарае. Господи, сколько хлопот... Софи целый день убирала, а я стояла у плиты... И зачем только я разрешила им приехать?
Кроссмен (улыбаясь). Вот и я не пойму, зачем?
Констанс. Конечно, мне хочется снова увидеть Ника. Но я нервничаю, когда думаю о встрече с ней. (Показывает на его рюмку.) Может, мне и в самом деле выпить глоточек?
Кроссмен. Только пьяницы пьют из чужих рюмок. Дайте, я вам налью. (Наливает коньяк в рюмку и дает ей.)
Констанс. Я постелила мамины льняные простыни. Как бы Динери ни были богаты, им нигде не стелили лучшего белья. Я нафаршировала крабов и достала белого вина... Помните, как Ник любил фаршированных крабов?
Кроссмен (улыбаясь). Нет, не помню.
Констанс. Восемнадцатого будет ровно двадцать три года... Двадцать три года назад он поехал в Париж учиться. В то время не так уж много молодых людей уезжало из Нью-Орлеана в Париж...
Кроссмен. И знакомилось на пароходе с богатыми наследницами...
Констанс (резко). Разве он виноват, что разлюбил одну и полюбил другую... Такова жизнь. У них счастливый брак, и я радовалась на них все эти годы.
Кроссмен. Почем вы знаете, что у них счастливый брак?
Констанс (улыбаясь). Знаю.
Кроссмен. Никто ничего не знает о браке вообще, а вы знаете о браке, которого никогда не видели. Вот умница!
Констанс. Это платье ничего?
Кроссмен. Вы переодеваете уже третье платье с обеда.
Констанс. Потому что все мои платья... покажутся ей такими дешевенькими. (Улыбается.) Они и в самом деле дешевые. (Пауза.) Нед, а мы очень изменились?
Кроссмен. Да, дорогая. Но вы еще красивы, если вас это тревожит.
Констанс. Нед, а вот вы плохо выглядите нынешним летом.
Он снова наливает себе коньяку.
(Показывает на бутылку.) Мне давно хотелось вам сказать... Не кажется ли вам...
Кроссмен (очень ласково). Что это не ваше дело? Да, кажется.
В гостиную входит Софи. Она несет простыни, стеганое одеяло, подушку. Положив их, выходит на террасу.
Констанс. Разве то, что вас касается, не мое дело?
Софи. Вы сегодня такая хорошенькая, тетя Констанс.
Констанс (Кроссмену). Это платье мне сшила зимой Софи. Вместо того чтобы танцевать, шьет платья старой провинциальной тетке...
Софи. Шью я лучше, чем танцую...
Констанс. Софи научилась шить у матери. Анн-Мари — модистка.
Софи (смеется). Что вы! Какая же она модистка? Просто домашняя портниха, а теперь работница на фабрике.
Констанс. Но она делает модели! Она же сама мне писала... И ты мне говорила!
Софи (смеется). Нет, нет! Вы не поняли. Она просто...
Снаружи слышно, как подъехала машина, Констанс оборачивается лицом к комнате, отступает, обходит стол и внезапно бежит в дом. Кроссмен с изумлением смотрит ей вслед.
(Робко показывает на гостиную.) Мне... мне остаться, мсье Нед?
Кроссмен. Я не очень-то хорошо знаю церемониал подобных встреч.
Софи. Почему тетя так нервничает из-за приезда этого господина и дамы?
Кроссмен. Потому, что когда-то она была влюблена в этого господина. Его зовут Николас Динери.
Софи. A-а! И так долго-долго она все нервничает?.. (Нравоучительно.) Ну да: любовь на всю жизнь — признак тонкой душевной организации. И тому подобное.
Он смотрит на нее с изумлением.
Богатым дамам так полагается. Для них — любовь приходит только один-единственный раз. Они ведь так хорошо воспитаны.
Кроссмен. Софи, вы ли это?
Софи (смеется). Я тоже стараюсь быть хорошо воспитанной. Может быть, я слишком стараюсь? (Направляется в гостиную, но, заслышав голоса, выбегает оттуда снова на террасу, а затем в сад.)
Голос Ника (за сценой). Констанс!
В холле появляется Ники входит в гостиную. Ему около сорока пяти лет — это красивый, слегка обрюзгший мужчина, который через несколько лет станет слишком толстым. Нина Динери останавливается в дверях. Ей около сорока, она очень элегантна, но у Нее нездоровый, утомленный вид.
Ник (зовет). Констанс!
За Ником и Ниной идет их горничная Гильда. Она несет шкатулку с драгоценностями, несессер, два пальто. Кроссмен решает было пойти им навстречу, но, передумав, отступает в глубину террасы.
Гильда. Прикажете снести чемоданы наверх, мадам?
Нина. Мы еще не знаем, где здесь верх.
Ник. Ну, я-то прекрасно знаю, где здесь верх. Помню каждую пядь этого дома. (Рассматривая комнату.) Он казался нам громадным палаццо: ребятишками мы проводили здесь куда больше времени, чем у себя... (Тихо.) Палаццо... Кто из нас изменился: дом или я? (Видит, что Нина все еще стоит в дверях.) Ну, проходи же!
Нина. Может, тебе приятнее повидаться со старыми друзьями наедине? А я так устала.
Ник. Пожалуйста, не говори, что ты устала. Мы только что приехали. От чего ты могла устать? Последнее время ты слишком часто устаешь!
Нина. Да. И знаю, что тебя это раздражает.
Ник. Беспокоит. (С этими словами бродивший по комнате Ник выходит, наконец, на террасу.)
Кроссмен оборачивается и, понимая, что делать нечего, идет ему навстречу.
Скажите, как мне найти мисс Такермен?
Кроссмен. Привет, Ник. Рад вас видеть.
Ник (помолчав мгновение). Бог ты мой, Вилли!.. Сколько лет, сколько зим! (Обнимает Кроссмена.) Нина, это мой самый близкий друг! Помнишь, как часто я его вспоминал? Чего только я тебе о нем не рассказывал!
Кроссмен (пожимая руку Нине, насмешливо). Надеюсь, он вам сказал, что меня зовут Эдуард, а не Вилли.
Нина (с улыбкой). Разве?
Ник. Твоя мать всегда звала тебя Вилли. Неужели ты не помнишь?
Кроссмен (идет в холл). Не помню. Мне почему-то казалось, что Вилли зовут моего брата. (Громко.) Констанс, Ник приехал!
Ник (подходя к Кроссмену). Скажи мне быстренько, пока ее нет: что здесь произошло за все эти годы? Ведь я ничего не знаю.
Кроссмен. Да и знать-то особенно нечего. Старик Такермен удивил всех, отправившись на тот свет банкротом. Констанс продала дом в Нью-Орлеане и кое-как сберегла этот дом, превратив его в нечто вроде летнего пансиона. Вот, пожалуй, и все.
Ник. А где миссис Такермен? Я был от нее без ума. Вот у кого был шик!
Кроссмен. Понятия не имею, где она сейчас, хотя частенько себя об этом спрашиваю. Она умерла вскоре после мистера Такермена, — видно, хотела доказать, что может и это сделать не хуже него.
Ник (смеется, похлопывая Кроссмена по плечу). Ох, и до чего же приятно тебя видеть, старина! Знаешь, я был уверен, что эта комната роскошна, как бальный зал восемнадцатого века. Она как-то скукожилась. Все красивые вещи были проданы?
Кроссмен. Комната нисколько не изменилась. И ничего из нее не было продано.
Ник. А мне все кажется таким допотопным, таким вылинявшим... А Сэм тоже здесь?
Кроссмен. Сэм умер во время войны. Он уехал в Европу, женился и так и не вернулся назад. Здесь живет его дочь. Констанс привезла ее пять лет назад.
Ник. Да, Сэм всегда был примерным братом, пока ему это было выгодно. А Констанс пожертвовала для него всей своей жизнью.
Кроссмен (Нине). Ник до сих пор типичный южанин. Тут у нас девушки из хорошей семьи непременно жертвуют своей жизнью — ради возлюбленного, ради отчего дома, иногда и ради куста гардении... В ваших краях это тоже принято?
Нина (с улыбкой). В Нью-Йорке слишком холодно, там не цветут гардении.
В холле появляется Констанс. Входя в комнату, она спотыкается, с трудом сохраняет равновесие, взволнованно улыбается и ждет, чтобы к ней подошел Ник.
Ник (берет ее лицо в свои ладони и целует. Потом отступает, чтобы получше ее разглядеть). Сегодня, Констанс, счастливый день в моей жизни.
Констанс (чуть слышно). И в моей тоже.
Ник (не отнимая ладоней от ее лица). Ты изменилась, но стала еще лучше. У тебя сохранился мой портрет?
Констанс (улыбаясь). Портрет? Да, это единственная дорогая мне вещь... (Вспоминает о том, что рядом с ними стоит Нина, смущается, отходит подальше от Ника, приближается к Нине.) Простите меня, миссис Динери...
Нина (протягивая ей руку, сердечно). Здравствуйте! Констанс (с деланной светскостью). Мне полагалось вас встретить... Но я так увлеклась чтением, что не слышала, как подошла машина. (Видит изумленный взгляд Кроссмена и торопливо отводит глаза.)
Ник. А я мечтал увидеть тебя на дорожке сада, освещенную солнцем, в том самом розовом платье, которое, помнишь, ты тогда носила...
Нина. Солнце редко светит по ночам... даже для тебя.
Ник. А вместо этого ты читала книжку! Словно дожидалась разносчика из бакалейной лавочки!..
Констанс (поспешно). Да я вовсе и не читала. Это я соврала по глупости. Для виду... (Покраснев до слез.) Господи, забыла о всяких приличиях... Вы, наверно, голодны, миссис Динери...
Ник (смеется, берет ее за руки, тащит к дивану). Ну, нет! Какие тут приличия! Расскажи, расскажи обо всем, чего я не знаю.
Они садятся.
А портрет в самом деле хорош или мне это тоже кажется? Я хочу, чтобы Нина его посмотрела. Нина понимает в живописи. Иногда мне кажется, что даже больше меня.
Констанс (улыбается Нине, кивает ей. Нику). Знаешь, Ник, я подписываюсь на воскресное издание «Нью-Йорк таймс» из-за художественного отдела. Мне так хотелось следить за твоими успехами.
Ник (осторожно). Обо мне не часто пишут в «Таймс». Я ведь выставлялся только в Европе.
Констанс (с облегчением). Ах, вот в чем дело!
Маленькая неловкая пауза.
Я очень люблю живопись. Особенно Ренуара. Дамы в легких платьях среди цветов и деревьев — это так изящно!
Ник (скучающим тоном). Очень изящно. Боже мой, как мы были здесь счастливы! Мы так любили друг друга. Помнишь, Нед?
Кроссмен. Ну, особой любви я что-то не припоминаю...
Нина (смеясь). Ей-богу, вы мне нравитесь, мистер Кроссмен!
Ник. Я знал, что он тебе понравится! Это — мои самые дорогие друзья. Когда человек становится старше, ему необходимо дотронуться до крепких старых ветвей, среди которых он вырос; они приведут его назад, к самому корню того, что важнее всего на свете.
Нина кашляет, Кроссмен отходит подальше, не скрывая улыбки. Даже Констанс слегка ошеломлена этим красноречием.
Но что ты поделывал все эти годы?
Кроссмен. Служу в банке и приезжаю сюда на лето, в отпуск. Вот, пожалуй, и все.
Ник. Я встретил в Париже Луиса Прескотта; он мне рассказывал, что вы с Констанс так и не поженились... (Похлопывает Констанс по руке; она явно смущена.) Почему? Понятно, что ты так много пьешь, Нед.
Кроссмен. Неужели Луису Прескотту не лень было ездить в Париж, чтобы вам об этом рассказывать?
Ник (вставая, с огорчением). Послушай, дружище, я ведь не хотел тебя... обидеть. Я и сам много пью. Ты на меня не сердишься?
Кроссмен. Чего ж мне сердиться? Мне тоже хочется знать, как вы жили все эти годы. Болели сифилисом? Такие вещи лучше знать сразу, с места в карьер, не правда ли?
Констанс (вставая, с волнением). Нед, как вам не стыдно?..
Ник (улыбаясь). А ты стал злой. Прежде ты таким не был.
Кроссмен (любезно). Разве? А мне кажется, что я ничуть не изменился. Спокойной ночи.
Ник. Завтра ты поводишь меня по старым местам?..
Кроссмен. С удовольствием. Доброй ночи, миссис Динери. (Уходит наверх.)
Ник (Констанс). Прости, если я нечаянно сказал что-нибудь не то...
Констанс. Знаешь, я столько лет представляла себе, как я встречаю тебя и миссис Динери... Мне было так важно... как мы в первый раз встретимся... (С грустью.)
А теперь, когда это случилось...
Ник (бодро). Ерунда! Я и должен был вернуться так, словно только вчера уехал. Давай, дорогая, будем такими, как прежде, пусть между нами не лежат, как пропасть, все эти годы.
Констанс (покоренная им, с жаром). Спасибо тебе, милый! (Подходит к Нине.) Все эти годы мне так хотелось вам написать. Да я и писала, только не отсылала писем. Вижу, как вы берете письмо и не понимаете, от кого оно...
Ник. Я рассказал о тебе Нине в первую же ночь нашего знакомства! Она потом дразнила меня... Ты слишком скромна, дорогая. (Внезапно.) А ты мне дашь написать с тебя новый портрет?
Констанс (смеется). Новый портрет? Ну уж нет! Мне хочется видеть себя такой, как на том портрете, наверху.
Ник. Сходи, принеси его. Я хочу посмотреть на него вместе с тобой.
Констанс выходит, на ее лице счастливая улыбка. Молчание.
Произведения
Критика
