Лилиан Хеллман. Подлое время
М. Коренева
В центре третьей книги мемуаров Лилиан Хеллман «Подлое время» — 50-е годы, позорные годы в истории Соединенных Штатов, отмеченные травлей левых сил, которую возглавили сенатор Маккарти и комиссия по расследованию антиамериканской деятельности. В числе многих других представителей американской литературы, театра, кино Лилиан Хеллман подверглась преследованиям за свои убеждения. В отличие от многих она выдержала суровое испытание с честью, сохранив свое человеческое достоинство, сохранив верность идеалам.
Наибольшего размаха предпринятая реакцией «охота на ведьм» достигла в Голливуде. Это и неудивительно: роль кино в Америке как средства воздействия на массовое сознание поистине колоссальна. С ним не может в этом сравниться ни один другой из видов искусства. Отправляясь в поход против демократии, его вдохновители направляли удар таким образом, чтобы завладеть ключевыми рычагами идеологического воздействия, что позволило бы им беспрепятственно манипулировать общественным сознанием соотечественников.
Именно в Голливуде появились впервые пресловутые «черные списки», закрывшие двери студий перед художниками прогрессивных убеждений. Выбор пал на Голливуд не случайно: именно здесь в 30-40-е годы получили наибольшее распространение демократические идеи, связанные с подъемом рабочего и антифашистского движения. «Голливудская десятка» была знаменитой в прямом смысле этого слова: в нее входили международно известные писатели и сценаристы Дальтон Трамбо, Ринг Ларднер-младший, Альберт Мальц, Джон Говард Лоусон, Альва Бесси, Лестер Коул, режиссеры Герберт Биберман, Эдвард Дмитрык, Сэмюэль Орнитц, Адриан Скотт — цвет американского кинематографа, виднейшие деятели национальной культуры.
В книге содержатся бесценные свидетельства очевидца событий, проливающие свет на закулисную подготовку «похода». Подобно У. Фолкнеру, Ф. Скотту Фицджеральду, Н. Уэсту, Лилиан Хеллман отдала работе в кино немало лет и сил (при ее участии были подготовлены не только экранизации ее прославленных пьес «Детская забава», «Лисички», «Стража на Рейне», но и фильмы, снятые по ее оригинальным сценариям) и потому имела возможность наблюдать этот процесс в самом его зарождении. Так, еще до введения печально знаменитых «списков», предлагая ей контракт, руководство одной из студий в 1947 году потребовало от писательницы дать расписку в «политической благонадежности».
Как показали дальнейшие события, «списки» были лишь началом ожесточенной кампании. Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности готовилась к более активным мерам искоренения «красной заразы». И вновь главный удар обрушился на Голливуд, коснувшись таких знаменитостей, как Клиффорд Одетс, Элиа Казан и другие, хотя можно назвать и немало представителей американского искусства, столь тесно с Голливудом не связанных, — скажем, драматурга Артура Миллера или романиста Дэшила Хэммета, брошенного властями за решетку, откуда он вышел уже в безнадежном состоянии: вскоре за освобождением последовала смерть.
Л. Хеллман давно вынашивала идею книги об этом ужасном времени. При всей внешней произвольности композиции, повинующейся свободному течению авторской мысли, глубинными ассоциациями связующей разделенные подчас десятилетиями эпизоды, события, лица, во всех книгах автобиографического цикла писательницы отчетливо прослеживаются важнейшие вехи национальной и международной истории XX столетия: «Великая депрессия», «красные 30-е» в США и Европе, грозная и ответственная пора второй мировой войны — от западного побережья США до героически отстаивающей свою независимость от нашествия полчищ «третьего рейха» России. События 50-х годов на родине автора занимают известное место в первой части мемуаров — «Незавершенная женщина» (1969). Яркие, исполненные страсти и гнева страницы посвящены этому периоду в «Пентименто» (1973). И все же, по собственному признанию писательницы, которым открывается «Подлое время», что-то мешало ей — книга, как говорится, «не вытанцовывалась», несмотря на то, что и предмет ее, и отношение к нему автора были ясны. По-видимому, одна из причин состоит в том, что само время, самый ход сложно и противоречиво развивавшейся американской истории последних десятилетий как бы не спешили поставить точку в этом деле. В известном смысле рецензируемая книга стала возможна лишь после Уотергейта, обнажившего скандальную преступность американской правящей верхушки. В этой атмосфере публицистическая книга Л. Хеллман прозвучала не рассказом о делах «минувших дней», но именно откликом на события середины 70-х, корни которых уходят в прошлое тридцатилетней давности.
Эта «связь времен» особенно рельефно проступила в том факте, что «главный герой» Уотергейта — Ричард Никсон, — как выясняется, на заре своей политической карьеры играл весьма активную роль в деятельности пресловутой комиссии. Хеллман представляется, что главное, чем руководствовались организаторы травли прогрессивной интеллигенции в США, — желание, воспользовавшись особенностями сложившейся политической ситуации, беспрепятственно добраться до власти. Основное, однако, что терзает ее по сей день, это позиция в те роковые годы самой американской интеллигенции, которая, по убеждению Хеллман, «жила в соответствии с превозносимыми на словах принципами: свободы мысли и слова, права каждого на собственные убеждения и, следовательно, само собой предполагаемую помощь тем, кто мог стать жертвой преследования». И в то же время многие из хорошо знакомых писательнице драматургов, сценаристов, актеров отказались от своих убеждений, либо дав показания, которых требовала от них комиссия (Подчас такие показания были заведомой клеветой на ни в чем не повинных людей), либо отказав в поддержке тем, кто стал объектом гонений. Это создало у Хеллман ощущение предательства, со временем переросшее в твердую убежденность.
Впоследствии некоторые из этих людей приводили в свое оправдание рассказы о муках сознания, разрывавшегося между стремлением сохранить верность убеждениям и искушением избежать опасности. Как человек, стойко и мужественно выдержавший все это, смело заявивший комиссии, что она «не может и не станет перекраивать свою совесть в соответствии с модами нынешнего сезона», Хеллман вправе заметить, что «муки сознания не идут в сравнение с переломанными руками и выжженными языками». Не согласна она и с тем, что «когда звонит колокол, он звонит по тебе»; иначе, убеждена писательница, «мы не могли бы всего несколько лет спустя избрать Ричарда Никсона — человека, который был тесно связан с Маккарти».
Вместе с тем Хеллман вовсе не стремится предстать перед читателем в героическом ореоле, стать в позу непогрешимого судии, вещающего истину с высоты своего положения. Хеллман обходится без навязчивой дидактики — однако пример ее не становится менее поучителен. Читатель видит перед собой не некий ходячий образец, а живую личность с ее тревогами, заботами и радостями.
Потому так органичны в книге, центральное место в которой занимают мучительные размышления над общественными и политическими проблемами, страницы и эпизоды, казалось бы, не имеющие логической или идейной связи с тревогами этого мрачного для миллионов американцев десятилетия. Особенно трогателен один из них, составляющий как бы эмоциональную антитезу удушливой атмосфере слушаний в Конгрессе и тотального страха, воцарившегося в фешенебельных отелях, роскошных бунгало, престижных ресторанах и клубах, составлявших обычную среду обитания голливудской и нью-йоркской интеллектуальной элиты; этот эпизод связан с последними днями, проведенными Лилиан и Дэшилом Хэмметом, с которым писательницу связывали узы долголетней взаимной привязанности, на сельской ферме (ее пришлось продать ввиду надвигавшегося на обоих безденежья). Этой ферме Хеллман, как она признается, обязана одним из самых глубоких и сильных впечатлений в своей жизни. Стадо вольно резвившихся на природе оленей, задержавшееся на лугу по соседству с их домом, показалось тогда писательнице оазисом драгоценной свободы — свободы в мире, омраченном непрестанной слежкой тайных агентов, лишением работы, провокациями ЦРУ (вроде, например, публикации во всех газетах Рима, где надеялась тогда обрести временное пристанище и работу Хеллман, заведомо ложного сообщения о новом вызове писательницы в комиссию по расследованию антиамериканской деятельности). Своим мужеством и упорством, твердостью воли и преданностью идеалам, сопричастностью жизни во всех ее проявлениях личность повествовательницы «Подлого времени» завоевывает безраздельные симпатии читателя.
Разумеется, далеко не всякого. Как свидетельствует американская пресса, в год 200-летия США, с подобающей помпой отмеченного официальными кругами страны, против писательницы, имевшей смелость напомнить соотечественникам о неприглядном прошлом, продолжающем давать опасные всходы, началась новая кампания.
Лилиан Хеллман завершает рецензируемую книгу такими словами: «Кончая книгу об этом печальном периоде моей жизни, я говорю себе: то было тогда, а это теперь. И те годы, что пролегли между тогда и теперь, и тогда и теперь — одно».
В современном контексте в этом сопоставлении «тогда» и «теперь» есть, быть может, и известный зловещий смысл.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – Москва, 1989. – Вып. 4. – С. 89-91.
Произведения
Критика
