Ален Боске. Книга сомнения и благодати
Морис Baксмахер
Напряженная философская лирика в «Книге сомнения и благодати» Алена Боске — продолжение той работы, которую поэт начал два десятилетия назад книгой стихов «Первое завещание» — или, скорее, «Первый завет» (1957). Затем были еще три «Завета», пронизанные тревогой за мир и человечество, страхом перед ядерной катастрофой, полные нежности ко всему живому на земле, отмеченные заботой о будущем. «Ален Боске зовет, пока не поздно, зачарованно созерцать те метаморфозы, которые претерпевает материя, когда к ней прикасается волшебная палочка раскованной провидческой фантазии» — так выразил это С. Великовский в книге «Я пишу твое имя, Свобода. Французская поэзия эпохи Сопротивления». Подобными метаморфозами, рожденными на стыке реальности и фантазии, Ален Боске радовал читателей и в трех своих последующих сборниках, образующих своего рода единую сюиту: «100 заметок к одному одиночеству» (1970), «Заметки к одной любви» (1972) и «Заметки к одному множественному числу» (1974).
В первом из них поэт дает сто дополняющих одна другую зарисовок «состояний души» некоего поэта (обозначенного местоимением «он»). Это, по существу, собирательный образ современного французского поэта, творца философской лирики, как бы представляющей собой новую реальность, построенную с использованием элементов действительности, но отличающуюся от нее, так сказать, расположением этих элементов. «Он» — это и Бодлер, и Рембо, и Аполлинер, и Арагон, и Гильвик, и, разумеется, сам Боске; в ряде стихотворений можно уловить ключевые метафоры, характерные для тех или иных французских поэтов.
«Крапива понимает его почерк. Равнина слушает про его подвиги. Ракушка взрывается, чтобы выпустить в мир его песни... Среди простых цветов он видит играющих львят». Здесь выражено и одиночество поэта, и его тоска по общению, и стремление своей фантазией восполнить недостаток этого общения, и единение с природой, понимающей его, одинокого... Недаром «бутон на вишне — единственный исполнитель его пьес»... Но он при этом верит в возможность преображения мира силой поэтического слова: «Прочитать «Яблоня, которая сгорела» — написать «Яблоня в цвету». Прочитать «Море, которое плюется» — написать «Море, в котором пляшут тысячи солнц»...»
«Заметки к одной любви» — поэт называет их «диалогом для одного голоса» — обращены к женщине; «он» предыдущей книги здесь сменено на «ты», и это словно залог преодоления одиночества. А в сборнике «Заметки к одному множественному числу» — уже не «он» и не «ты», а «мы» и «вы», и это, говорит Боске, знак солидарности с людьми; «мы» и «вы» делают диалог неотвратимым. Человек в его неразрывных связях с вещами и природой — тема почти всех стихов этих двух сборников. Поэт следует минутным прихотям своей фантазии, но при всей смелости ассоциаций, при всей непредсказуемости и вольности метафор, при всей неожиданности смещений сугубо личная лирика Алена Боске прослоена отзвуками катаклизмов эпохи («розы массовых убийств...»). И, прорастая из трагизма, к концу книги о множественном числе начинает звучать новая нота — светлая, радостная нота преодоленного страдания.
«Мы всего лишь грязь под ногами, но хотим стать величавыми птицами, что парят над танцующим лесом... Нам нужно несколько слов, но не слов презрения и угрызений совести, а легких слов на легких устах, Мы... хотим замесить новый хлеб, который станет для нас священным». Или: «Пейзаж себя нам вручил. Дремлет река в ожидании ласки. Среди людей все становится проще — как виноградник на солнце...»
От выстраданной радости прежних сборников протягивается ниточка преемственной связи к книге 1977 года — «Книге сомнения и благодати». Стихи и здесь не утратили той трагической напряженности, которая вообще свойственна музе Алена Боске, но стали спокойнее и мудрее, ироничнее и вместе с тем мягче.
«Когда, пресытясь всеведеньем, начинают боги скучать и томиться... случается так, что какое-то дерево или река, муравей или камень, желая их, бедных, развлечь, вдруг меняют природу свою. И верба, сделав тур вальса, взлетает в зенит, камень стонет, как женщина в родах, а ласточка резво врезает в лазурь прекрасные строки поэмы, воспевающей небытие. Но весь этот хаос раздражает богов, и они принимают немедленно меры к наведенью порядка, заставляя деревья окаменеть, а небу веля отступить за пределы пространства. И снова живут боязливо, сурово, подчиняясь своим же унылым законам».
Написанная, как и другие стихотворения сборника, свободным стихом — очень раскованным и «свободным» его вариантом, — эта маленькая притча «Боги скучают», включенная поэтом в новый сборник, весьма характерна для творческих устремлений и поисков Алена Боске. Ход своей мысли поэт иллюстрирует картинками и мазками бытовой конкретики, меткими наблюдениями над «характерами» пейзажей, предметов, стихий, реализуя свои мысли и настроения в форме неожиданных, но при этом вполне конкретных метафор. «Между невероятно рыжим вишневым деревом и аистом, сидящим на собственном крыле, есть, пожалуй, некая взаимосвязь. Реку, застывшую в беспокойстве, и камешек, которому хочется выговорить несколько слов, объединяет, должно быть, родство...
Там — снега, тяжелее мертвых быков, здесь — тоскующие по ласке цветы, и, наверно, обоим, снегам и цветам, не хватает какой-то связующей нити...» («Взаимосвязи»). Как тут не вспомнить элюаровскую «Необходимость»: «Я устанавливаю отношения... между подковой и кончиком пальца, между куском халцедона и франтоватой зимой... между сонной артерией и спектральным анализом соли... между мужчиной и женщиной, между моим одиночеством и тобой»!..
Ален Боске ищет в жизни связи и отношения, существующие подспудно, — отношения, как он сам говорит, прежде всего дружеские, ищет силовые линии, пучки тяготения, пересекающие невидимой сетью все бытие.
В поэзии Боске начало творческое, организующее, как бы придающее прочность мирозданию, представлено человеком:
«На вселенском соборе деревьев просит олива выбрать единого бога из массы богов. На пятом конгрессе черных камней аметист сурово потребовал пресечь все свободы. Кто будет диктатором в сборище гроз?.. Среди киновари, и кремня, и слизистых оболочек, под кожей и шерстью, под перьями и металлом — везде ощущается священный зуд: надобность в человеке».
Человек нужен природе потому, что он понимает сомнения, стремления, надежды всего живого, и даже неживая материя одухотворена человеком. Ибо он — частица мира, он тоже полон сомнений, стремлений, надежд, тоже ищет истину. Таков человек в поэзии Алена Боске. Ответственность за судьбы мира — важнейшая черта в нравственном облике лирического героя этой поэзии. Ибо «только остров не хочет служить». Островная оторванность от бытия, изолированность бесплодны, как бесплодно пустое умствование взамен дела. «Я слишком долго размышляла, — говорит у Боске трава, — пора просто расти».
Эпический элемент немного теснит в новой книге собственно лирику; больше места занимает сюжетная притча, подчас стилизованная под восточные легенды. Но авторское — лирическое! — отношение к изображаемому остается; ощущение парадоксальности этих фантасмагорий усиливается за счет того ироничного лаконизма, с каким поэт сообщает, к примеру, о том, что грядут времена, когда «соловей не будет птицей, вишня так и не станет деревом, звезда обойдется без неба... и будет материя без всякой тяжести, и ностальгия лишена будет памяти... Будет трава без листков и корней, будет бог противником всяческой святости».
Значение подобных пророчеств не нуждается в конкретной расшифровке каждой детали. Здесь выражена тяга к чему-то новому, невиданному, непохожему на то, к чему привык человек, к хорошему и легкому, точно звезда, которой не нужна небесная твердь, она и без того может сверкать людям... А что до бога, то об этом говорится вполне определенно: «Бог не только во мне, он в платане, в реке. А если там его нет, он вообще мне не нужен: платан и река для меня прекрасней, чем бог».
Мир, творимый Аленом Боске, в полной мере диалектичен, и диалектично отношение поэта к этому миру: «Всякое начало есть обновление и разрыв». Время и пространство порождают в этих стихах друг друга, и в «очень горячей бесконечности» возникает «король вероятного — первый, позвонок»; первое «я» остро ощущает свою ответственность перед всем остальным миром; абстрактное есть порождение конкретного, и все эти — и многие другие — философские категории вовлечены поэтом в сложные отношения противоборства между собою и противоборства с человеком, включены в неожиданные сюжеты неожиданных притч и историй, которые, при всей своей многозначности, вполне однозначны в одном: они полны веры в человека и его возможности созидателя.
Лирика Алена Боске развивается в русле французской национальной поэтической традиции нашего века. Уверенно оперируя самыми общими категориями бытия, пытаясь решать сложнейшие вопросы отношения к миру на материале тонких движений ума и души, апеллируя к «опыту» камней, звезд, птиц, волн, трав, Ален Боске прибегает к метафорическому коду, к языку притчи и философских максим. Он разрабатывает в принципе те же пласты поэтического видения жизни, что и Сен-Жон Перс, Рене Шар, Франсис Понж, Гильвик и ряд других французских поэтов. Однако это не просто подхват, не просто продолжение. У Алена Боске свой собственный голос, своя ирония и своя горечь, свои ритмы и свои излюбленные мотивы, свой собственный путь от страдания к радости.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – Москва, 1979. – № 1. – С. 79-82.
Произведения
Критика
