Трудные поиски
П. Симонян
«Когда началась эта история, которую я намеревался сегодня завершить? — спрашивает Энгельберт Рейнеке, герой романа Пауля Шаллюка. — Где и когда был посеян ветер?.. Он нес запах крови и был красен, как будто кровь разлилась вдоль всего горизонта, и он нес запах пепла, и пепел отца моего осыпал нас и окрасил все лица в пепельный цвет, один это видел, другой был слеп».
Пепел отца... Пепел тысяч отцов и матерей, пепел тысяч юношей и девушек, чьим детям никогда не родиться. Пепел Бухенвальда и Саксенхаузена, пепел Освенцима и Майданека. Все это было. Всего этого не должно быть. Во имя того, чтоб это больше не повторилось, написано много романов на разных языках, в том числе и роман западногерманского писателя Пауля Шаллюка «Энгельберт Рейнеке».
Кто сеет ветер, пожнет бурю. В правильности этой поговорки немцы на собственном опыте убедились в 1945 году. Пауль Шаллюк написал роман, в котором доказывается, что без ответственности за прошлое нет ответственности за будущее.
Роман ограничен во времени, в нем изображен один день из жизни Энгельберта Рейнеке. Но это такой день, который становится в его судьбе поворотным.
Что происходит в этот день? Никаких внешних событий, только внутренний переворот, обретение внутренней ясности. Чтобы обрести ее, герою романа приходится разобраться в том, что было, и в том, что есть. Энгельберту Рейнеке, погруженному в воспоминания и поглощенному размышлениями, кажется, будто прожитое им время — это многоэтажный лабиринт, по которому он блуждает в поисках выхода.
«На сколько этажей предстояло мне еще взбираться вверх или спускаться вниз? — спрашивает он самого себя. — Без светильника в руке. Без всякой уверенности, что я найду выход. Куда открываются двери? И есть ли они вообще?»
Итак, герой романа Пауля Шаллюка, молодой немец двадцатого века, проживающий в Западной Германии, где вчерашние преступники опекаются сегодняшними властями, ищет путей в завтрашний день. И это настолько трудные поиски, что иногда он впадает в отчаяние.
В западногерманской литературе ищущих героев не так уж мало; все они начинают с того, что во имя будущего требуют расчета с прошлым. Этого требовал еще Бекман, герой пьесы Вольфганга Борхерта «За дверью», которая, кстати сказать, упоминается в романе. Бекман был первым, но не последним.
Энгельберт Рейнеке в романе Пауля Шаллюка обладает преимуществом, которого лишены герои многих других западногерманских книг. У Энгельберта Рейнеке такой отец, который и пятнадцать лет спустя, после своей смерти, помогает сыну в его трудных поисках; он помогает ему примером собственной жизни.
Образ Леопольда Рейнеке — едва ли не самая крупная удача талантливого писателя. К тому моменту, с которого начинается повествование, Леопольд Рейнеке давным-давно умер; погиб в Бухенвальде от пыток. Но он живет в памяти друзей и врагов: одни его любят, другие ненавидят, для одних он опора, для других он опасность.
Чем же он, этот провинциальный школьный учитель, заслужил бессмертие?
Не противоречит ли образ Леопольда Рейнеке установившейся в Германии литературной традиции, согласно которой немецкие учителя изображались отрицательными персонажами, гротескными фигурами; вспомним хотя бы учителя Гнуса, героя Генриха Манна, учителя Канторека, героя Эриха Марии Ремарка. А ведь эта литературная традиция подсказана самой жизнью; немецкий учитель немало сделал для того, чтобы воспитать школьников в духе милитаризма, шовинизма, фашизма. Но были и иные учителя; Леопольд Рейнеке — один из таких.
Ученики прозвали своего учителя Низачтоком. Выражение, часто им употребляемое и ставшее его прозвищем, означает, что он ни за что, хоть его убей, не примирится с тем, что считает несправедливым. Нет, ни за что! Ученики знают, что их учитель никогда не изменит самому себе. Он остается верен себе и в годы фашизма.
Учитель Низачток — фигура героическая. Но она, эта фигура, не из мрамора или бронзы, а из плоти и крови. Низачток ходит по земле, даже не всегда высоко держит голову, ибо чувствует, что надо было бы делать больше, чем делает он в борьбе против фашизма. И все же Низачток делает очень много: изо дня в день борется за своих учеников, препятствуя их духовному растлению. Конечно, в Германии в ту пору боролись и по-другому; подпольными группами. Ни автор, ни его герой не упоминают об этом. Но писатель убеждает читателя в том, что Леопольд Рейнеке — тоже борец, хоть и борется он по-своему.
В германском фольклоре особое место принадлежит Уленшпигелю. Этот шутник, располагающий неистощимым запасом остроумных выдумок, воплощает в себе не только народный оптимизм, но и народный протест против несправедливости. Притворяясь простачком, бедняк Уленшпигель ловко одурачивает глупых богачей. Его шутки, смех — это бьющее без промаха оружие, которым он умело пользуется в борьбе с угнетателями.
Леопольд Рейнеке — интеллигент, но в нем, пожалуй, есть что-то от Уленшпигеля: остроумие, умение так носить маску, что глупых вводить в заблуждение, а умным предоставить возможность догадаться о том, что скрыто под маской.
Но Леопольд Рейнеке знает, что не все фашисты глупы. Ему ясно, что его ждет. И все же он верен тому, в чем видит свой долг. В этом-то и заключается его подвиг.
Есть что-то глубоко трагическое — и человечески понятное — в том, как Леопольд Рейнеке в последнюю минуту, когда гестаповцы уже во дворе, пытается бежать. Ему бы бежать раньше, но он не бежал раньше; оставался на посту.
Западногерманская литература густо населена людьми, являющимися вольными невольными соучастниками совершенных фашистами преступлений. Но в ней, как правило, отсутствуют герои антифашистского Сопротивления. Это пробел, который заполняется романом Пауля Шаллюка, герой этого романа борется в одиночку. И все же роман обретает особое значение. Ни у Генриха Бёля, ни у Вольфганга Кеппена не найдешь такого героя, который, как Леопольд Рейнеке, всеми силами ума и души противодействовал бы фашизму. И это уже нечто совсем иное, чем пассивное внутреннее сопротивление, это активное действие, такое, за которое расплачиваешься жизнью.Леопольд Рейнеке — единственный в своем роде герой современного западногерманского романа, человек, который погиб, но не сдался фашизму.
Что делать сыну, чтобы быть достойным отца? Этот вопрос ставится и решается на протяжении всего романа.
Вопрос, разумеется, ставится и шире; что делать, чтобы прошлое не повторилось? Энгельберт Рейнеке видит, что оно может повториться. Потому что те же самые люди, которые прямо или косвенно виновны в гибели его отца, те же самые люди, которые прежде были провокаторами и доносчиками, теперь живут как ни в чем не бывало; более того, они травят Энгельберта Рейнеке, как травили Леопольда Рейнеке.
Кто виноват в том, что было? Что делать чтоб в новые времена не случалось то, что случилось в прежние времена? Многие романы современных западногерманских писателей ставят эти вопросы. Для Энгельберта Рейнеке, младшего героя Пауля Шаллюка, эти вопросы становятся вопросами жизни: того, как он на них ответит, зависит то, как он будет жить.
Безнаказанность виновных потрясает Энгельберта Рейнеке, вернувшегося в родной город. Он вдвойне потрясен потому, что среди виновных — учителя; прежде, как и теперь, им доверено воспитание молодежи.
«Ничто не прошло», — говорит Энгельберт Рейнеке. И он готов бежать из родного города, он намерен подвести черту под прошлым, забыть... Но забывать нельзя, забвение преступно. Тот, кто забывает о былых преступлениях и былых ошибках, способствует их повторению.
Хотя Энгельберт Рейнеке с утра до ночи думает о прошлом, роман, названный его именем, посвящен современности. В нем изображена сегодняшняя Западная Германия, та, в которой произошло «экономическое чудо», сотворенное на американские средства.
В жизни Энгельберта Рейнеке есть минута, когда он готов поддаться соблазнам «экономического чуда». Все бросить, стать дельцом, думать только о карьере, в собственной машине подкатывать к дому...
Западногерманские дельцы широко пользуются всем тем, что дает им «экономическое чудо». А немецкий народ расплачивается за это дорогой ценой: над ним нависает угроза третьей мировой войны.
В книге особый интерес представляет образ Герберта Ладегаста, школьного товарища Энгельберта Рейнеке. Этот преуспевающий делец, который, приобретя богатство и положение в обществе, растерял все свои юношеские идеалы, противопоставлен Энгельберту Рейнеке.
Когда-то, в школьные годы, Герберт Ладегаст дрался за Низачтока со своим одноклассником, ярым приверженцем фашизма. Вернувшись в родной город и узнав о трагической гибели любимого учителя, он в исступлении кричал: «Вот когда он был бы нам нужен, дозарезу нужен, говорю я тебе, — нам, жалким, окаянным свиньям».
Но вот проходит время, и Герберт Ладегаст, поднявшийся на гребне «экономического чуда», обретает иной взгляд на вещи: он наверху, а остальное его не касается. Он слишком респектабелен для того, чтобы кричать из-за чего бы то ни было. Самодовольный, самоуверенный, он не говорит, а вещает. «Ты должен наконец забыть это, Энгельберт, — свысока поучает он друга детства и юности, — я имею в виду все это дело с Низачтоком. Я тоже пришел к такому выводу здесь, на заводах Кондора. Думаешь, подобное предприятие могло бы работать, если бы его руководители все еще копались в своем прошлом? Знал бы ты, сколько бывших нацистов занимают у нас руководящие посты. Ну и что с того? Дело-то идет, а это главное».
Пауль Шаллюк, таким образом, выявляет весьма существенную закономерность: «экономическое чудо» связано с реставрацией прошлого, а реставрация прошлого связана с «экономическим чудом». Это две стороны одной и той же медали.
То, что это так, а не иначе, подтверждает пример Пауля Верлена Зондермана. Этот человек, по прихоти родителей носящий имя поэта, никогда не знавшего благосостояния, при всех режимах устраивается наилучшим образом. Его ничуть не смущает, что он был фашистом. Делец при Гитлере, делец при Аденауэре, он одновременно олицетворяет собой и прошлое и настоящее Западной Германии. В нем воплощено все то, что ненавистно Энгельберту Рейнеке.
Такие, как Пауль Верлен Зондерман, делают все от них зависящее для того, чтобы благородные люди с честными намерениями чувствовали себя на родине чужими. Энгельберта Рейнеке травят потому, что он напоминает благоденствующим преступникам вроде Пауля Верлена Зондермана об их преступлениях.
Итак, молодому немцу, гражданину Федеративной Республики Германии, приходится трудно, если он не хочет идти на сделку с собственной совестью.
Чем же завершаются трудные поиски Энгельберта Рейнеке? Находит ли он то, к чему стремится, — цель жизни, путь в будущее?
Энгельберт Рейнеке с большим душевным волнением вспоминает один из своих разговоров с отцом. Это было тогда, когда над головой Леопольда Рейнеке сгущались тучи. Чувствуя, что гроза приближается, Энгельберт Рейнеке попытался ее предотвратить. Желая спасти горячо любимого отца, сын советовал ему пойти на компромисс, причем только внешне, не внутренне. Пусть он вступит в национал-социалистскую партию, все поймут, что это для отвода глаз.
А если не все поймут? — спрашивал отец. Если кто-нибудь один не поймет? Если хотя бы один из учеников решит, что учитель не оправдал доверия?
Доверие — это то, без чего, как утверждает писатель, нельзя жить. Ученики доверяли учителю, учитель доверял ученикам. Он знал, что скорее умрет, чем обманет их доверие.
Каждый отвечает перед каждым за все. В этом, в сущности, и заключается завет отца сыну. Завет гуманизма, во имя которого жил и умер Леопольд Рейнеке.
«...Каждый может способствовать тому, чтобы наша земля стала мрачней или светлей», — сказал он однажды сыну.
Энгельберт Рейнеке ненавидит тьму и любит свет. Но он думает: «Итак, ночь продолжается... ночь тянется очень долго. Никто не знает, когда начнет светать... никто хорошенько не знает, как сделать, чтоб начало светать».
Таким западногерманским писателям, как Генрих Бёль, Пауль Шаллюк, Вольфганг Кёппен и другие, легче ответить на вопрос: «Кто виноват?», чем на вопрос: «Что делать?». И это во многом объясняется тем, что все они ищут иллюзорный третий путь, который проходил бы где-то посредине, не отклоняясь ни вправо, ни влево.
[…]
Тем не менее созданный им ранее роман бесспорно принадлежит к числу тех произведений западногерманской литераторы, которые вносят ценный вклад в общее дело борьбы против фашизма и войны.
Герой этого романа не сдается. Он остается в родном городе, он остается учителем. Он решает, выполняя отцовский завет, жить так, чтобы отвечать за все, что происходит вокруг. Что он будет делать. Стараться, чтоб на земле стало не темнее, а светлее. Причем стараться не в одиночку - а с друзьями, с единомышленниками.
Никакой конкретной программы действий в романе нет.
[…]
Книга Пауля Шаллюка — еще один аргумент в споре с теми, кто утверждает, будто роман отжил свое время. На самом деле роман живет и будет жить. Ибо эпическое начало в литературе соответствует историческому началу в жизни. Роман, сочетающий в себе эпос и лирику, дает писателю возможность связать исторические события и человеческие судьбы. Пауль Шаллюк постоянно пользуется этой возможностью, хотя в его книге, где лирика преобладает над эпосом, отсутствует непосредственное описание исторических событий.
Книга Шаллюка написана в форме сплошного внутреннего монолога, в котором воспоминания о прошлом и размышления о настоящем образуют единое целое. Внутренний монолог Энгельберта Рейнеке — это тот самый «поток сознания», воспроизведение которого стало одной из новейших примет модернистской литературы, хотя, вообще говоря, форма внутреннего монолога — вовсе не ее открытие; внутренний монолог впервые открыт и блестяще использован великими мастерами реалистической литературы. Что же касается Пауля Шаллюка, то его роман, при заметном внешнем сходстве с модернистской литературой, тем не менее многим внутренне отличается от нее.
На первый взгляд кажется, будто у погруженного в воспоминания героя Пауля Шаллюка есть что-то общее с героем Марселя Пруста, жившим «в поисках утраченного времени». Однако сходство лишь кажущееся, ибо у героев Пруста и Шаллюка разные представления о том, что такое время. Для Пруста, как и для его последователей не только во Франции, время это воображаемая нить, на которую нанизываются субъективные ощущения. Время, таким образом, сохраняет в его книге смысл объективной категории. И когда его герой однажды уподобляет время проломленной стене, он вкладывает в это сравнение глубокий смысл; нет и не может быть стены, наглухо отделяющей настоящее от прошлого, нет такой стены, за которой можно было бы спрятаться от ответственности за прошлое.
Воспроизводя «поток сознания» со всеми его быстринами и глубинами, романист не отдается на волю волн. Автор потому не тонет в потоке субъективных ощущений своего героя, что за этими субъективными ощущениями стоит объективная реальность: современная история. Поскольку автор ни на секунду не забывает об этом, «поток сознания», как бы он ни разветвлялся, не выходит из берегов истории.
Внешняя хаотичность воспоминаний и размышлений Энгельберта Рейнеке таит в себе внутренний порядок. Все сводится к тому, чтобы читатель в конечном итоге получил ответы на вопросы: кто виноват? что делать?
То, что читателю приходится — иногда по несколько раз на одной странице — возвращаться из настоящего в прошлое, из прошлого в настоящее, не затрудняет чтения, ибо в этом есть внутренняя логика. О чем бы ни думал Энгельберт Рейнеке, он ищет ответ на мучительные вопросы. Вместе с тем неожиданные переходы от настоящего к прошлому, от прошлого к настоящему обостряют читательский интерес к изображаемому. Едва приоткрывается завеса над прошлым, как обрываются воспоминания и начинаются размышления.
Но еще важнее другое: смещение времен, так часто происходящее в книге, позволяет писателю наглядно показать, что в Западной Германии между настоящим и прошлым слишком много общего. Между ними так много общего, что герой романа одновременно думает и о прежних и о нынешних временах; он мыслит сразу в двух плоскостях, и эти плоскости, наложенные друг на друга, сплошь да рядом совпадают.
Автор «Энгельберта Рейнеке» разделяет с современным западноевропейским критическим реализмом его победы и его поражения.
Главная победа автора «Энгельберта Рейнеке» в том, что он убедительно показал полное несоответствие западногерманской действительности гуманистическим идеалам. Принадлежа к разряду писателей-гуманистов, Пауль Шаллюк мучительно переживает это несоответствие.
Л-ра: Иностранная литература. – 1963. – № 11. – С. 199-203.
Произведения
Критика
