Портреты и размышления
Е. Старикова
Майя Ганина несколько лет тому назад обратила на себя внимание рассказом «Настины дети». История о том, как остались сиротами трое маленьких детей тихой двадцатипятилетней Насти и как вынужденная забота о них постепенно пробудила человека в их отце, молодом шофере Федоре, до тех пор жившем эгоистической, безответственной, почти животной жизнью, — история эта была написана сильной, уверенной рукой, просто и лаконично. В рассказе «Настины дети» четко обрисовались и преимущественные интересы писательницы, и ее строгая манера письма. Много ездившая по стране и много видевшая, она особенно хорошо знает Сибирь, Дальний Восток, Северный Урал.
В новой книге писательницы, куда входит одиннадцать рассказов и повесть «Я ищу тебя, человек...», «Настиных детей» нет. Но тот, кто следил за творчеством М. Ганиной, невольно будет сопоставлять и соизмерять содержание этого сборника с тем рассказом, который пока казался наиболее характерным для этого автора. Во всяком случае для меня новая книга писательницы сама собой распалась на рассказы чисто «ганинские», то есть в чем-то похожие на «Настиных детей» и, на мой взгляд, наиболее сильные, художественно законченные, и те, в которых М. Ганина, как бы ломая свою прежнюю манеру объективного портретиста, становится лириком, ищет новых путей и возможностей для своего творчества. К ним относится и повесть «Я ищу тебя, человек...». Само название повести, давшее имя всему сборнику (кстати, очень претенциозное и откровенно «модное»), свидетельствует об осознанной и декларированной потребности автора в лирическом самоизлиянии, совершенно, казалось бы, чуждом ему раньше.
Лирик и портретист — заключено ли здесь действительное противоречие? Безусловно, два этих качества могут соединяться в одном таланте — и иногда соединяются очень успешно, — но по самой своей природе они различны. И как высшим актом деятельности актера является перевоплощение, так для писателя-прозаика им является умение создать объективный человеческий характер, живущий в произведений по законам своей собственной сущности уже независимо от личности автора. Присутствие этого умения, этого дара — вопрос не масштаба дарования, а его качества.
У М. Ганиной есть дар «перевоплощения». Лучшие ее рассказы населены живыми людьми. Пароходная прачка из рассказа «Мария-Антуанетта» — этот грубый сибирский вариант образа «вечной женственности», добрый богатырь Матвей из рассказа «Матвей и Шурка», бывшая заключенная из превосходного рассказа «По Витиму — на материк...» — все они выходят из книги М. Ганиной, чтобы отныне поселиться среди нас, чтобы стать для нас некой объективной реальностью, потому что каждый из них — это отдельный, внутренне целостный мир, отличный от всех остальных и связанный со всеми остальными.
Героиня повести «Я ищу тебя, человек...» молодая журналистка Саша делает такое признание: «Я не ставлю перед собой необыкновенных задач. Просто я хочу найти настоящего, хорошего человека и написать о нем. Я хочу узнать и понять в нем все, самую даже малость, чтобы не лгать недоговоренностью, умолчанием. Самое главное, я хочу быть честной...»
Если принять эти слова за авторскую декларацию (а слишком много в этой повести поводов, чтобы устоять против такого искушения) и сопоставить их с лучшими рассказами Ганиной, то декларация эта представляется и наивной, и неточной, и очень уж мизерной. Когда литератор берется за перо без само собой разумеющегося желания быть честным, то это явление (не будем утверждать, что совсем уж редкое) тем самым оказывается за пределами проблем литературы, хотя и может представлять известный интерес для исследования общественной нравственности, психологии и прочих тоже весьма интересных проблем. Так что декларировать обыкновенную честность писателю как-то негоже. Но дело даже не в этом элементарном обстоятельстве. Дело в том, что М. Ганина, если судить по ее творчеству, вовсе не занята поисками просто «хороших людей». Ее интересы шире и гуманнее. Например, о шофере Матвее, который «был уверен, что сам он человек хороший и живет так, как надо», действительно можно так сказать. Ну, а Федор из «Настиных детей» с его безмерной виной перед женой? А геофизик Тамара из рассказа «Сестра Волынского» с ее «грубым, сильным телом рабочей лошади», откровенным кокетством и детской сентиментальностью? А безногий попрошайка Сашка? А спутники героини повести «Я ищу тебя, человек...» — Вениамин, прикрывший собственным телом друга от пули бандита, но такой равнодушный и опустившийся в обыденной жизни? Или «большой человек» Денис Иванович, умеющий льстить министрам и демагогически разговаривать с рабочими? Да, как раз именно о нем говорит Саша: «Ты хороший человек», но сколько же за этими словами следует оговорок и недоумений!
Хорошие все эти люди или плохие? Я не берусь отнести их ни к одной из этих двух категорий, но Ганиной они нужны и интересны, и мне они нужны и интересны, потому что благодаря таланту писательницы через их характеры, через подробности их жизни я познаю тот мир, то общество и то время, в котором нам с ними пришлось жить и которое нас формировало.
Ганина ищет «настоящего человека, человека не выдуманного, не сконструированного по заранее известному образцу, а увиденного в самой гуще действительности и сформированного сложнейшими, пестрыми, многообразными обстоятельствами этой действительности. Может быть, потому и удаются М. Ганиной рассказы о Сибири, о Дальнем Востоке — о местах, которые, в сущности, только-только заполняют начальные страницы своей Истории. Современная жизнь предстает в рассказах М. Ганиной в неугомонном движении, в ней мало устоявшегося, все взбудоражено, все начинается: строятся плотины, раскапываются недра земли, люди плывут по рекам, мчатся в поездах... Люди встречаются и расходятся... Они только еще ищут свою судьбу, свое место, самих себя.
И если говорить уже без опоры на автора, а по существу о типе человека, который особенно удается перу М. Ганиной, то преимущественно это будет человек еще не реализованных Возможностей (иногда даже вообще не реализованных по той причине, что в нем даже не разбужена потребность осознать себя и свое место в мире).
«Маргарита четвертый год на Амуре, она все знает... все помнит точной женской памятью; наверное, при желании она могла бы ходить лоцманом или стоять на руле, но это ей и в голову не приходит», — рассказывает М. Ганина об амурской «королеве Марго», как мысленно ее называет пассажир-геолог, тянущийся к этой царственной женственности, облеченной в застиранный халат. Согнувшись над грязным корытом, часами плюя подсолнечную шелуху за борт парохода, она растрачивает молодость, доброту, талант любви непринужденно, бесцельно, бездумно. «Она улыбается своим мыслям и глядит на реку. Течет река, идут мысли Маргариты, невинные и светлые, как первооснова этой перебаламученной воды». Еще более неразбуженной жизнью живет парень из рассказа «По Витиму — на материк...»: «Он не размышлял... как все будет дальше, чего он хочет от жизни и чего жизнь хочет от него. Он вообще ни о чем не думал, улыбался, глядя в потолок, покачивая гудящей головой». Таков был и Федор из «Настиных детей» — пока привязанность к ребенку не пробудила в нем какие-то первоначала нравственной ответственности.
Ганина не судит своих героев, не негодует. Но ее объективный рассказ о них, где достоверны мельчайшие подробности, на фоне громадного мира — могучего, требующего столько энергии — сам собой приобретает широкое гуманистическое содержание.
При всей нереализованности сил, талантов, возможностей этих героев у них есть нравственные задатки, вселяюшие уверенность в их спрятанную, нераскрытую человеческую ценность.
Может быть, самым выразительным в этом отношении является рассказ «По Витиму — на материк...» — рассказ жестокий и исполненный надежды. «Ниже локтя у нее было наколото: «Нет в жизни счастья», а на тыльной стороне ладони — половинка солнца и крупными буквами: «СИБИРЬ». Тот, кто разбирался, — а здесь в этом разбирались все, — взглянув на наколки, без труда бы определил, что женщина эта в свое время «отбывала срок». Наколки да шея выше ключицы, стравленная кислотой, — будто огромное оспенное пятно, — а в остальном она была ничем не приметной». Такова героиня этого рассказа, женщина без имени, «мамка». Она прошла через все беды, унижения, непосильный труд, а теперь двумя руками держится за свое первое и последнее человеческое чувство — страсть к молодому ленивому парню, за свою надежду и право жить по-людски в самом простом, примитивном смысле. «Она снова подумала, что если бы ей обменяться годками с этими девчонками, то как бы она теперь хорошо все устроила, все бы обдумала, всего бы добилась, не потратила бы зря ни денечка... Ей хотелось скорее приехать на место, поступить на работу, купить домик и жить. Какая это будет жизнь, она не знала, но чувствовала, что не уступит в ней ни одной радости, все переберет на вкус и на ощупь».
Столь же трогательно проста и одновременно естественна, человечна мечта пароходной прачки Маргариты из рассказа «Мария-Антуанетта». «Ей представлялось, что ее новый парень устроился во Владивостоке на торговое большое судно. Она приезжает к нему, они идут по Ленинской — и вокруг шумит этот город, покачивающийся на своих сопках, словно на качелях, вокруг гуляют низенькие, как дети, иностранные моряки в белых квадратных шапочках; шагают строем наши моряки. Все оборачиваются на Маргариту, а она ведет за руку девочку, смирную и толстенькую, в зеленых туфельках — такие продаются в обувном в Хабаровске...» Как будто бы так мало: даже туфельки, какие надо, продаются. Но в то же время есть что-то нереальное, сказочное в этой картинке. О простом мечтается как о сказке. Ведь героям Ганиной не так-то легко достигнуть этих элементарных законных радостей человеческого существования.
Маленькая мечта, маленькое счастье... Но необходимое. Без него трудно достичь большого, И ведь мечтается не только о благополучии, доме, месте под солнцем, но о душевной близости, о своей нужности другим людям, о красоте человеческих отношений. «Обновляются первозданные радости», в самых простых, элементарнейших человеческих связях обнаруживаются подлинно нравственные начала. А это не так уж мало.
Женское творчество, женский роман, «дамское рукоделие»... Когда писатель-мужчина пишет мужественно — эта хорошо, когда писатель-женщина пишет женственно — это плохо. Думаю, что это один из устаревших предрассудков. Такие рассказы, как «Настины дети», «Матвей и Шурка», «Мария-Антуанетта», конечно, могла написать только женщина. Думаю, что нашей литературе очень часто не хватает начал доброты и сердечности, и лучшие рассказы М. Ганиной несколько восполняют этот пробел.
[…]
Л-ра: Новый мир. – 1964. – № 3. – С. 236-241.
Критика
