Об одном из английских романов позднего Возрождения («Томас из Рединга» Т. Делони)
Л. Я. Потемкина, Т. А. Власова
Английский ренессансный роман, который долгое время рассматривался то как предтеча жанра, то как не очень удачный незавершенный эксперимент, не имеющий продолжения (ибо большинство исследователей относят рождение романа к XVIII веку), в последнее время начал привлекать внимание литературоведов. На гребне волны обострившегося в 1960-1970 годы интереса к романной пасторалистике оказались «Аркадия» (1580-1590) Ф. Сидни, «Розалинда» (1590) Т. Лоджа. Еще раньше в связи с активизацией исследований жанра пикарескного романа в фокусе литературоведческой мысли оказался «Злополучный скиталец» (1594) Т. Нэша. Однако не все английские романисты эпохи Возрождения попали в орбиту внимания историков литературы, не говоря уже о том, что теоретики жанра все еще предпочитают обойти эту его «сомнительную» историческую форму, прибегнув к фигуре умолчания.
Между тем наиболее репрезентативные романные образцы эпохи Возрождения в Англии заслуживают углубленного исследования, помогая прояснить и специфику конкретных исторических форм романа, и некие общие закономерности его развития, тем более, что ренессансный роман важен для более полной характеристики особенностей английской гуманистической литературы.
Прежде всего бросаются в глаза полигенезис и внутрижанровая многоликость английского ренессансного романа, его явная дидактическая установка и многосоставность, иногда внешне подчеркнутая, как у Р. Грина, разновидовым монтажем («Грош мудрости, купленный за миллион терзаний», 1592), иногда более строгая в своей прозометрической двусоставности (Сидни, Лодж, Делони). И хотя можно выделить некую доминанту, делающую заявку на романную модификацию (элементы «исповедального» и воспитательного романа у Лили, пасторального у Сидни и Лоджа, «воровского» у Грина, социально-«производственного» у Делони), однако это всего лишь начало формирования романных разновидностей, возможных вариантов романного содержания и его воплощения. Но при этом на первый план выступают объединение разных начал и варьирование разными мотивами и жанровыми приемами, т. е. интегрирующие процессы доминируют над дифференцирующими, позволяя говорить о принадлежности намечающихся разновидностей к некоему обобщающему типу романа, который может быть назван любовно-авантюрным (хотя романы Делони и отдельные произведения Грина стоят вне этого типа романа).
Вот почему внутренняя многосоставность, своеобразный романный «синкретизм» мешают однозначной дефиниции произведений английских романистов конца XVI века, хотя в них уже ощущается не просто стилевое преломление разных творческих индивидуальностей, но проступают абрисы определенной романной разновидности, правда, не лишенные «примесей».
У английских ренессансных романистов, прокладывающих Пути роману «второй» эпохи («novel»), но не расставшихся с принципами поэтики старого «romance», много начинаний, не доведенных до конца новаций, сочетающихся с традиционным и возрожденным старым (например, использование гелиодоровской поэтики). Они шире используют и разнообразные книжные источники (не только художественно-литературные), и трансформированные личные жизненные наблюдения, часто облекая их в форму привычных романических клише; они конструируют условную романную действительность как некое иносказание о человеке и действительности, не всегда заботясь о ее реальном воссоздании, еще реже — об адекватности (Лили, Сидни, Лодж). Но в то же время одни романисты тяготеют к «высокой» стилевой линии, к изображению высокородных героев и возвышенных ситуаций (что не мешает фрагментарно вводить и «комическую» стихию), для других важнее оказывается быт, социально-профессиональные проблемы, решенные либо в возвышающем ключе (Делони), либо в комедийно-обличительном («воровские» романы Грина, Нэш). Однако при этом резкого размежевания жанрово-стилевого облика английского ренессансного романа еще нет, так как проступает взаимопроникновение разных сфер жизни и разных стилевых начал.
Английский роман Возрождения жадно ищет новый материал романного содержания, обращается к новым актуальным гуманистическим проблемам, темам, мотивам и сложным ситуациям, не отказываясь ни от книжных источников, ни от риторики, ни от самого принципа создания условной романной действительности. Такие романисты, как Лили, Сидни, Лодж, Грин — автор «Пандосто», не идеализируют действительность, а конструируют особую романную реальность с достаточно устойчивыми приметами: действие протекает в топонимически конкретно названной (Аркадия, Италия, Франция) чужеземной стране, речь идет о высокородных героях, поставленных в экстраординарные ситуации, о которых рассказывается в авантюрно-сентиментальной фабуле и т. д.
В той же мере при всей эстетической установке таких писателей, как Нэш и Делони, на современный жизненный материал, связанный с демократическим героем, их романы — не картины реальной жизни. Особое художественное сознание этой эпохи даже тогда, когда стремится к описанию современности, создает романный мир, материалом которого служат разнообразные книжные источники, литературные ситуации, мотивы, сцены. Поэтому романы XVI века, тяготеющие к описанию быта и нравов современности, вряд ли будет удачно назвать «реальными» (еще менее — «реалистическими»). В «высокой» ветви романного жанра преимущественно интерес сосредоточен, на духовной жизни человека, хотя он и не пренебрегает авантюрной стихией (Лили, Лодж, любовно-авантюрные романы Грина). В другом ответвлении преобладают нраиюописание, обрисовка социально-профессиональной среды, «история» необычайного героя (для современников Делони — суконщики Джек из Ньюбери, Томас из Рединга как герои романов еще более необычны, чем принцы Сидни Мусидор и Пирокл), протекающая либо на родине (Делони), либо в хорошо известных странах (Нэш), составляют важные жанровые приметы. Все видные романисты Англии конца XVI века отличаются самобытностью, стремлением создать свой облик романа, черпая из разнообразных источников и опираясь на разные традиции, но, оставаясь верными гуманистическим принципам, дать полезные «примеры», «уроки».
Конкретное изучение поэтики английского ренессансного романа, столь успешно начатое в нашей науке, окажет услугу не только истории, но и теории романного жанра. В данной статье предлагаются наблюдения над особенностями романа Т. Делони «Томас из Рединга» как одной из любопытных вех в истории жанра.
Хотя свой последний роман «Томас из Рединга» (1600) Т. Делони посвящает суконщикам Англии, как и первый — «Джек из Ньюбери» (1597), однако идейно-художественный, жанровый облик его свидетельствует об эволюции писателя, промежуточным, звеном которой был роман «Благородное ремесло», где многогеройность, с одной стороны, и фрагментарность организации сюжета, с другой, выступают весьма явственно.
Обращает на себя внимание двучастное название, выделяющее центрального героя (Thomas of Reading, Or The sixe worthy yeomen of the West). Вторая его часть, не являясь аннотирующей, как в «высоком» романе, подчеркивает многогеройность произведения. Возникающее в названии противоречие (первая часть называет главного героя, а вторая — коллективный образ) своеобразно преломляется в сюжетно-композиционной и жанровой структуре произведения. Несмотря на существование побочных ответвлений сюжета, «Джек из Ньюбери» — образец одногеройного романа, где в центре — апологетическая биография заглавного персонажа. В «Благородном ремесле» (1597-1598) уже проступает стремление Делони к более широкой эпичности (в названии не указывается герой или герои, автор прибегает к интригующей зашифровке профессии своих персонажей в комплиментарной форме — «Благородное ремесло»), «Томас из Рединга» — следующий шаг в эволюции писателя, стремящегося более глубоко и всесторонне подойти к проблеме, наметить варианты характеров и судей владельцев крупных суконных мастерских. Это и определяет замысел создать многогеройный роман, влияя на стихию авторских обобщений.
В «Томасе из Рединга», как и в первом романе, писатель относит действие в прошлое, здесь — более далекое, но хронологически точно детерминированное автором в первой же строчке своеобразного введения — панегирика сукноделию: «In the days of King Henry the fiest, who was the first King, that instituted the high court of Parliament...».
Представляя далее девять самых почтенных суконщиков Англии, писатель подчеркивает их уважение и любовь друг к другу, взаимопомощь, общность интересов, склонность совместно проводить свободное время. Так Делони конкретно реализует популярную ренессансную идею о содружестве единомышленников, которая формирует коллективный образ его романа, что перекликается с «утопистами» Т. Мора и с телемитами Рабле, имеет точки соприкосновения с темой верной дружбы героев Сидни, героинь «Розалинды» Лоджа. В поэтике ренессансного романа такой конструктивный мотив, соотнесенный с комплексом гуманистических идей произведения, несет на себе печать назидательного «должествования», а иногда и прямой утопичности, являясь реализацией писательских гуманистических идеалов.
Во введении, напоминающем аннотацию романа, так как автор фиксирует внимание на том, о чем пойдет речь, Делони называет свое творение «discourse», включая его в русло гуманистической традиции и тем обозначая важный составной элемент «Томаса из Рединга». Как и в «Джеке из Ньюбери», писатель конструирует свое романное произведение в виде глав-эпизодов, названия которых имеют, как правило, социальную окраску. Так, в заглавии первой главы («How King Henry sought the Favour of all his subjects, especially of the Clothiers») выдвигается тема, занимающая в романе весьма важное место, — она развивается на протяжении девяти глав «Томаса из Рединга».
Если сравнить начало первой главы, где ярко проявляется присущая Делони склонность давать социально-экономическую характеристику исторической ситуации, с зачином в «высоком» английском романе, тяготеющем к неопределенности места и времени, то обнаруживается сходство Делони с Нэшем, который тоже стремился к особой историчности и социальной конкретности повествования, хотя и вне социально-экономической сферы.
Ситуация застолья одного из главных героев Тома Дава и женщин (гл. 2) показывает установку писателя изобразить не «сумму» суконщиков, а их человеческие варианты, т. е. не столько типически обобщать, сколько аналитически представлять варианты социального явления. Продолжая традицию романной прозометрии, автор завершает эпизод стихотворной вставкой. Но ее тональность (это веселая песенка, выражающая триумф победивших женщин) иная, чем серьезно-поучающее содержание баллад «Джека из Ньюбери» или любовные сонеты и баллады о ремесле в романе о башмачниках.
В «Томасе» возникает цепь достаточно разнообразных коллизий — от социальных до личных, своеобразно переплетающихся. Так, слабость Катберта из Кендалла служит причиной возникновения нового конфликта, вызванного ухаживанием Катберта за женой старого Бузема. Делони, обращаясь к проблемной в ренессансной новеллистике теме, идет в истории любовных отношений Катберта и Винифред по пути создания комедийной интриги.
Фраза писателя, завершающая главу, — аллегория, интригующая читателя и предсказывающая трагический финал, — прием, который не использовался им ранее. Развитие романной техники в «Томасе из Рединга» прослеживается и в создании гораздо более сложной сюжетной структуры: автор откладывает развитие любовной интриги Катберта и Винифред и возвращается к ней лишь в пятой главе, что само но себе качественный скачок от новеллистической техники завершенного в рамках одной главы события к введению некоего «общего сюжета» с главной и побочной линиями, отличающего романную архитектонику «Томаса из Рединга». Как представляется, такое изменение вызвано и творческим ростом писателя, и иным замыслом произведения, влияющим на его жанрово-сюжетный облик.
Делони обращается даже к «высокой» романической теме, которая входит в роман с третьей главы, вплетаясь в «низкий» стиль предшествующего повествования и в то же время отделяясь от него, создавая стилевой контрапункт.
Изображая гуманистические поправки, которые ввели суконщики в политику короля (гл. 4), писатель возвращается к одной из центральных тем романа — их взаимоотношениям с королем. Политика короля декларируется в неких общих положениях: автор ничего не говорит о реальности ее воплощения, как бы рекомендуя некую теоретическую программу, обращенную к современности: элемент идеализации в этом романе — налицо, хотя в нем нет пафоса утопичности, формирующего важные стороны жанрового облика «Джека из Ньюбери». К тому же, хотя сословно-социальная тема «король — суконщики» занимает важное место, сюжетная интрига и конфликты, организующие повествование, протекают в сфере частной жизни суконщиков. Делая робкий шаг к принципу романного полифонизма, писатель в пятой главе вновь возвращается к истории Катберта и Винифред, предлагая другую точку зрения на одну и ту же ситуацию: это не веселая беззаботность влюбленных, а возмущение, тяжелое чувство незаслуженно оскорбленного Бузема. С появлением на сцене суконщиков — товарищей Катберта — привносятся другие эмоции — сочувствие, готовность помочь. Такое переплетение, стыковка разных психологических состояний и тональностей создает достаточно динамическое и экспрессивное повествование с некоторыми признаками раннебарочных тенденций.
Ситуация поездки жен провинциальных суконщиков в Лондон (гл. 6) дает возможность писателю ввести некое обозрение: в описании осмотра Лондона чувствуется гордость гражданина своей столицей, ее красотой и богатством. Такое обозрение с помощью «свежих глаз» отдаленно предвосхищает аналогичный прием у просветителей и полемично направлено против традиционно описательного экзотизма «высокого» романа, повествующего о дальних заморских странах. Прославление корпоративного единства в сцене дружеского соревнования столичных и провинциальных ткачей в шестой главе — еще одно свидетельство стремления Делони-романиста к развитию сквозных тем в «Томасе из Рединга». Эта сцена многофункциональна: помимо бытоописательного и характеризующего значения она имеет и острый идейно-эстетический смысл, являясь своеобразной «низкой» параллелью описанию рыцарского турнира в «romance».
Завершив шестую главу, насыщенную разнообразным «легендарным» этнографическим материалом, Делони обращается вновь к побочной вставной истории, внутри которой автор помещает еще один «jest». Прибегая к технике введения конкретного назидательного «примера» быта и домашнего уклада суконщиков, Делони стремится в многогеройном романе обрисовать более разносторонне микросреду, что само по себе весьма перспективно для дальнейшего развития английского романа.
Характерное для романной техники эпохи обращение к готовым стереотипам выявляется в этой главе в сцене чествования короля суконщиками, что, перекликаясь с первым романом, создает собственный авторский повтор. Несмотря па технику опорных эпизодов, Делани в многогеройном романе тяготеет, как уже указывалось, хотя и к прерывистому, но сквозному сюжетному повествованию: линия белокурой Маргарет, начатая в третьей главе, вновь возникает в контексте описания королевской поездки и встреч с суконщиками. Автор вернется к своим «романическим» героям в десятой главе, т. е. в конце произведения, проведя главные сюжетные события от седьмой главы до финала романа, сделав «высокую» линию возвышенных влюбленных одним из скрепляющих повествование сюжетных мотивов. Своеобразное нанизывание, линейный монтаж малых жанровых форм как составляющих повествование, но сохраняющих свой самостоятельный жанровый облик, связан с конгломеративной структурой «высокого» романа, что сказывается и на облике произведений Делони. Главное внимание писателя в «Томасе из Рединга» связано с романным содержанием — изображением частной жизни людей, их «историй любви», нравоописанием.
Идя в русле характерного для гуманизма разрушения метафизического догматизма в подходе к истине, автор освещает одно и то же событие с разных точек зрения. В восьмой главе техника освещения разных ракурсов проблемы довольно сложна, как и весьма значительна дискуссионная проблема: «...Hodgekins of Halifax came to the Court, and complained to the King, that his priviledge was nothing worth, because when they found any offendor they could not get a hangman to execute him...». В построении этой части повествования писатель использует характерную для средневеково-ренессансной традиции технику: тезис — антитезис — суммирующая и примиряющая точка зрения. Такой подход, представленный, конечно, еще достаточно схематично, соответствует именно романному началу, как убедительно показал А. В. Михайлов в своей интересной статье «Роман и стиль».
Не менее важно для дальнейших путей развития жанра и изменение характера и функции вставных историй: возникает полицентризм повествования, связанный с коллективным образом суконщиков как главных героев романа и историями о второстепенных персонажах, переходящих из «вставных» в основную повествовательную ткань романа, тенденция, которая пробивается отнюдь не так заметно в «высоком» романе современников Делони. В «Джеке из Ньюбери» писатель был склонен к гармонизации действительности, а в последний роман он широко вводит стихию конфликтности разного рода и масштаба. Тут и упоминание о конфликте короля и некоторых вельмож, и история планируемого обмана старого мужа его молодой женой, это и «бунт» жен, не говоря уже о трагической ноте в романической линии Маргарет и Роберта. Особым драматизмом отмечена история смерти Тома из Рединга, героя, выделенного автором в заглавии. Если история Джека из Ньюбери имеет весьма значимый «открытый» финал, обрывая жизнеописание на вершине карьеры и славы героя, то в последнем романе писатель приводит своего героя к трагической смерти. Начальная часть повествования в «Томасе из Рединга» развивается в светлом, мажорном ключе. С одиннадцатой главы тональность романа резко меняется: начинает звучать трагический мотив, не теряющий свою силу до конца произведения. История убийства Томаса Коула «запрограммирована» еще в первой главе, но лишь в одиннадцатой получает завершение. Гибель героя в этом романе является не результатом трагической случайности или ошибки; Томас из Рединга — жертва алчных, жестоких и коварных убийц-грабителей: писатель обличает ту страшную страсть к наживе, которая, отличая эпоху первоначального накопления в Англии, заставила Шекспира в «Тимоне Афинском» в монологе героя показать власть золота над человеческой душой.
В заключение автор, как бы делясь с читателями «тайнами» своего творческого процесса, подчеркивает, что использовал местную легенду. Эта ссылка на некий «документ» должна выделить достоверность «истории» (к такому приему будут обращаться многие прозаики XVII века).
Возвращаясь к «высокой» теме любви Маргарет и Роберта (гл. 13), следует отметить, что писатель не меняет трагическую тональность: в ней решена л главная, «низкая», сюжетная линия романа, и второстепенная, «романическая, что их объединяет. Если не трагическая, то явно дисгармоническая нота не перестает звучать и в четырнадцатой главе, хотя речь идет не о физической гибели другого героя, Тома Дава, а его коммерческом крахе. Но если глава начинается как некая параллель трагической тринадцатой главе, то спасение, которое приходит с завещанием Коула, оборачивается контрастом — финал счастливый.
Своеобразный эпилог кратко сообщает о дальнейших «деяниях» героев, и в нем сконцентрированы основные темы, пропагандируемые Делони: мысль о благосклонности короля к суконщикам, традиционно-романическое воспевание верности влюбленных друг другу до смертного часа, прославление богатства, щедрости и благочестия его героев-суконщиков как образца жизненного поведения. Этот финал произведения отвечает тому апологетико-утопическому аспекту нравоописательного романа Делони, который отчетливо проступает в системе поэтики его «Томаса из Рединга».
Поднимая новую тему, вводя новый романный материал, тесно связанный с английской действительностью, но преобразованный авторской ориентацией на художественную идеализацию мира английских суконщиков, писатель-ткач шел по пути создания элементов жанра социально-проблемного романа, расчищая дорогу роману нового типа — «novel» XVIII века.
Л-ра: Проблемы становления и развития зарубежного романа от Возрождения до Просвещения. – Днепропетровск, 1986. – С. 40-49.
Критика
