16-11-2021 Фёдор Эмин 165

К вопросу о взглядах Ф. А. Эмина на литературу

Л. И. Резниченко

Имя Ф. А. Эмина неизбежно вспоминается всеми исследователями, когда речь идет об истории русской прозы XVIII века или о полемике по вопросу о сатире в 1769 году. Ф. А. Эмин издавал журнал «Адская почта». Кроме того, до сих пор спорным является вопрос об издателе журнала «Смесь». Мнения высказываются разные. Однако вне поля зрения исследователей осталось то обстоятельство, что многие положения, которые стали основополагающими в полемике по вопросу о сатире в 1769 году, были высказаны Ф. А. Эминым в 1766 году. Все исследователи, писавшие о «Смеси», аргументировали свои доводы материалами «Адской почты». А между тем еще в 1766 году, за три года до развернувшейся полемики о сатире между «Всякой всячиной» и журналом «Трутень» И. И. Новикова, Ф. А. Эмин в «Письмах Эрнеста и Доравры» четко изложил основные положения о сатире, о задачах писателя-сатирика.

Вслед за А. Д. Кантемиром Ф. А. Эмин отстаивает принцип правды в искусстве. Главное для писателя-сатирика «говорить правду», «быть верным последователем... истины».

По мнению Эмина, нельзя «скрывать истинное свойство вещей», все вещи нужно называть своими именами. «Я привык из моего младолетства к истине, и вещей переименовывать не умею; у меня добрый добрым, а злодей злодеем называется». Ворона нельзя назвать лебедем, тигра овечкою, ибо то не имеет ничего общего с «естественным рассуждением».

Писатель, отступивший от основного принципа искусства изображать правду, говорить истину, волей-неволей «сделается ласкателем порокам». Не скрывая своего гнева, Эмин с презрением клеймит «ласкателей», которые из-за «трусости и собственной пользы» уподобляются «псам, бегающим около стола своего хозяина, которые с земли и песку собирают брошенные им ломти».

Перед Ф. А. Эминым вставал вопрос о методах изображения правды жизни. Прежде всего, по мнению писателя, нужно изображать натуру такой, какова она есть, а не заниматься «полезным украшением» ее. «Разве пожелаем переменить право и порядок природы». Эмин выступает против того, чтобы украшать добродетель «румянами и белилами», одевать ее «как будто свою наложницу в цветы и ленты».

Через три года в том же духе и примерно в тех же словах сказал о принципе верности натуре Н. И. Новиков в «Трутне», а затем в «Живописце». Горячо полемизируя с «доброхотным сердечком» о методе изображения действительности, Новиков отстаивает право писателя беспристрастно говорить правду, невзирая на лица. «Государыня моя, я бы хотел сделать вам угодность изображением лица вашего по желанию вашему самыми нежнейшими красками, но не в силах сие исполнить, потому что ласкательство есть пре- трудная для меня наука, и я никогда не имел склонности следовать ее правилам…».

За три года до полемики «Трутня» со «Всякой всячиной» Эмин заставляет персонажей своего романа спорить по вопросам художественного творчества. Устами Эрнеста автор изложил свою программу, Ипполита же сделал носителем общепринятых взглядов, которые отчасти предсказывали позицию «Всякой всячины», а отчасти выражали отношение к литературе сотрудников журналов начала 1760-х годов, таких. как «Полезное увеселение», «Свободные часы». Главное требование Ипполита соблюдать в «писании умеренность». «Представь им (читателям. — Л. Р.) живо порок и добродетель; опиши им красоту последней и мерзость первого; тогда тем, которые такое сочинение будут читать, оно не покажется противным».

Путь «критического писателя», по мнению Эмина, иной. На вооружение он берет перо, наполненное «густейшими и едкими чернилами», носит «с собой все темнейшие краски» и «такие зеркальца, которые все вещи представляют не в собственном их виде», а в уродливо увеличенном.

Принцип Н. И. Новикова также не утаивать мрачные стороны действительности, а писать «старинными темными красками», которые «глаза колют». Следуя за А. Д. Кантемиром, Новиков уподобляет сатиру зеркалу, считая, что это «...зеркало для того и делается, чтобы смотрящиеся в него видели свои недостатки и оные исправляли».

Интересны и взгляды А. Ф. Эмина на сатиру, на объект ее обличения. В своих теоретических рассуждениях о сатире Эмин пошел дальше английских писателей-сатириков Стиля и Аддисона, которые проповедовали умеренную, добродушную, мягкую сатиру, полагая, что сатира, направленная против отдельных лиц, «оружие опасное и по большей части незаконное». Назначение писателя-сатирика, по мнению Эмина, осуждать пороки и порочных, «писать противу пороков чрезмерно строго». Так же, как и Кантемир, Эмин отстаивает принцип персональной сатиры, сатиры не на порок, а на конкретное лицо: «...в самом деле надо описывать и осуждать порочных людей, а не пороки... Порок в себе суть ничто,... и не оные, но порочных людей осуждать должно. Я довольно надивиться не могу, отчего в ученых людях такое кривое явилось мнение, что должно писать противу пороков, а не противу людей: они видно не взяли себе в пример правосудия, которое вешает вора, а не воровство, наказывает мздоимцев, а не взятки, ибо оные в себе не только не виноваты, а состоя из золота и серебра суть полезные вещи обществу, а виновен тог, кто беззаконно оными пользуется».

Писатель должен критиковать обман, бесчинства и беззакония, творимые знатными злодеями, чтобы остеречь от них общество.

«Если обращаю мои мысли в великолепные жилища, то такие странные я там и противные нраву моему вижу действия. Там обман с ласкательством хотя родные братья, однако всегда спорят... Там разных родов каждый своему идолу приносит жертвы, и честь часто от оных не исключая; там каждый похваляет своего защитника и приписывает ему такие действия, о которых оба и понятия не имеют».

Поднимаясь все выше, Эмин доходит до утверждения, что писатель вправе посягнуть и на «высочайшую особу». «Сей яд, которым оное место заражено, часто доходит и до высочайшей особы, и тьма толиких паров, из разных жертвенников и жертв происходящая, затмевает часто истину». Государю необходимо раскрывать глаза на истинное положение пещей. «Надобно знать, что большое несчастье государя состоит в том, что никогда оному вещи не представляются в настоящем их виде, и оному только показывается верхняя корка и еще тень истины».

Спустя три года в полемике со «Всякой всячиной» Эмин смело и открыто выступил союзником «Трутня» и в своей «Адской почте» с прежней четкостью и определенностью повторил свое credo: «...сатира почти всем просвещенным светом в осмеивание пороков и порочных уполномочена».

Труден путь «критического писателя», вступившего на стезю глашатая истины, тяжело его положение в обществе. Эмин с горечью говорит, что того, кто «пороки описует никому не лаская, почтут за человека злобнейшего и такого дурака, глупее которого в свете не бывало», против такого писателя «всею злобою неприятели вооружаются». Вспомнив, по-видимому, судьбу фактически сосланного за границу Кантемира и изгнанного из Петербурга А. П. Сумарокова, Эмин пишет, что горькая истина «свету не очень нравится, и тех, кто говорит ее, «часто вывозят за город и за границу. Но что делать, лучше ехать из города вон, нежели в оном ползать, а часто у таких ног, которые и по земле ходить недостойны». Оставаясь принципиальным до конца, Эмин заявляет: «Я ласкательствовать никогда не буду, это природе моей несвойственно».

Но и Новиков писал о писателях, которым «рога пообломали», имея в виду, вероятно, А. Д. Кантемира. И он до своего ухода в масонство оставался верным сатире, обличал «наисокровеннейшие в сердцах человеческих пороки». Истребив «из сердца своего всякое пристрастие», Новиков с гордостью уверял своих читателей: «Ласкательство есть претрудная для меня наука, и я никогда не имел склонности следовать ее правилам».

Таким образом, сходство идейных позиций Ф. А. Эмина и Н. И. Новикова по ряду теоретических вопросов: о методе изображения действительности, о сатире, о задачах писателя-сатирика несомненно. А это значит, что они могли совместно издавать журнал «Смесь», хотя отсутствие документальных данных не дает возможности для категорического решения вопроса об издателе «Смеси».

Л-ра: Филологический сборник. Статьи и исследования. – Ленинград, 1970. – Т. 460. – С. 24-28.

Биография

Произведения