Магический реализм в творчестве Мо Яня

Д. С. Цыренова

Мо Янь (1955) входит в число самых влиятельных писателей современной литературы Китая. Его перу принадлежат многочисленные работы, популярные как в Китае, так и за рубежом. К их числу относятся повесть «Томин хунлобо» («Прозрачная морковь»), семейная сага «Хун гаолян» («Красный гаолян»), романы «Тяньтян суантай чжи гэ» («Чесночные баллады»), «Таньсян син» («Муки сандалового дерева»), «Фэнжу фэйтунь» («Большие груди, широкие бедра»), «Цзюго» («Страна вина») и др. Ранним работам Мо Яня, например, «Миньцзянь иньюэ» («Народная музыка»), свойственна традиционная реалистическая манера повествования. Первые новаторские черты писательского стиля Мо Яня были замечены в повести «Прозрачная морковь» (1985). Здесь голос рассказчика перекликается с внутренним голосом главного героя, деревенского мальчика, обладающего необычным восприятием природы. В 1986 г. журнал «Жэньминь вэньсюэ» («Народная литература») впервые публикует повесть «Красный гаолян», принесшую всемирную славу писателю. С выходом «Красного гаоляна» Мо Яня причисляют к течению «поиска корней», а сам роман называют шедевром литературы «поиска корней».

Литература «поиска корней» - это литературное ответвление от течения «поиска культурных корней», которое появилось в конце 70-х - начале 80-х гг. в Китае. В тот период происходит переосмысление событий «культурной революции» проводится «реформа открытых дверей», множество западных идей культуры проникают в страну, и, как следствие, возникают глубокие размышления и иные взгляды на историю китайского общества и его современность. После десятилетия тяжелых бедствий эпохи «культурной революции» китайский народ оказался в плену невежества и незнания, а в рядах интеллигенции преобладало пессимистическое настроение. Чтобы исправить эту ситуацию, группа китайских писателей выступила с инициативой «поиска культурных корней», дабы отыскать жизненный базис нации в глубине традиционной культуры.

Немалое воздействие на определение «поиска корней» китайскими писателями, их литературные методы и приемы «поиска» оказала иностранная литература. В 80-е гг. XX в. в Китае публикуются переводы произведений Кафки, Борхеса, Гарсиа Маркеса, Джойса, Фолкнера, Кавабата Ясунари, Айтматова, Астафьева и т.д., что не могло не повлиять на умонастроения творческой интеллигенции. Так, Мо Янь признается: «в начале 80-х годов, столкнувшись с зарубежной литературой, прочитав «Шум и ярость» Уильяма Фолкнера, «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса, «Превращение» Франса Кафки, «Снежную страну» Ясунари Кавабаты, я словно очнулся от сна. До этого я и не предполагал, что можно так писать» [5, с. 162-163].

Особое влияние на «поисковиков» оказал латиноамериканский магический реализм. Термин «магический реализм», впервые предложенный немецким искусствоведом Францем Ро применительно к живописи, а затем поддержанный Ортегой-и-Гассетом, определяет одно из интересных направлений современной мировой прозы и в большей степени латиноамериканской. Говоря о магическом реализме как о литературном направлении, мы имеем в виду сплав действительного и вымышленного, обыденного и сказочного, очевидного и чудесного.

Понятие «магический реализм», ассоциирующееся, прежде всего, с творчеством колумбийского писателя Габриэля Гарсия Маркеса, оказалось чрезвычайно важным для китайской литературы нового периода. Магический реализм оказал многоуровневое влияние на литературу «поиска корней». В первую очередь это выражается в смещении ядра сознания литературного творчества этого периода. Магический реализм привел писателей «поисковиков» к мысли, что человек - это человек культуры, чем дал большую пищу для размышления над пониманием сущности человека. Во-вторых, в романе магического реализма китайские писатели, увидев модель латиноамериканской культуры в целом, представляющей драматическое противостояние и соединение конфликтующих начал в новом единстве [1, с. 67], приступили к обдумыванию путей восстановления связей «с потерянной традиционной культурой». Более того, в этом процессе новое литературное движение, по мнению Кэтрин Вэнс Е, восстановило «культуру» как категорию, не связанную с моралью и политикой. В прямой оппозиции к призыву «движения 4 мая» «создать новую культуру, пригодную для тех, кто живет в XX веке», «культура», которую намеревалось создать движение «литературы корней», базировалась на принятии народной ментальности и народного уклада жизни как вневременных ценностей. В результате «литература корней» отошла от реализма в том виде, как он понимался в культурном проекте «4 мая», и открыла для себя «фантастическое», введя в повествование чудеса, мифы, сказки, народные религии [8, с. 242]. Многие китайские писатели и критики вспоминают, что для них стало откровением, как в латиноамериканских произведениях используются традиционные национальные мифы и местный фольклор, смешивается реализм с фантастикой.

Конечная цель магического реализма заложена в отражении действительной реальности. Габриэль Гарсиа Маркес утверждал, «реализм - специально задуманная литературная форма, где реальность отражена статично и ограниченно» [7, с. 56], «реалистичный» текст не всегда бывает достаточным, это лишь более или менее точное представление вещи в себе, метафизической реальности. Диспропорция - это тоже часть нашей реальности. Наша реальность сама по себе вне всяких пропорций» [9, с. 148]. Другими словами, по Г. Маркесу, «магический» текст, как ни парадоксально, реалистичнее, чем «реалистичный» текст.

Идея мира, соединяющая в себе реальное и фантастическое, была подхвачена китайскими писателями-авангардистами, не исключение и Мо Янь, чье творчество пропитано магическим, вымышленным и в то же время действительным и обыденным. Магический реализм у Мо Яня - это не «игра в сказку», а отражает особенности самой действительности. Мо Янь, бросая вызов литературе, ее повествовательным стилям, самым неожиданным образом может превратить отвратительное, порой гадкое, в нечто чудесное и магическое. Попадая в тупик, он рушит преграды, пробирается долго вперед, иногда даже вводя в заблуждение, чтобы донести свои мысли нам. Потрясают его работы, где повествование несется стремительно, и в то же время запутанно, что неволей заставляет нас погрузиться в чтение, сводя нас с ума, одурачивая, вводя в заблуждение, но пользующееся у нас успехом. Так, например, рассказ «Цючжуан шаньдянь» («Шаровая молния») гиперболичен и фантастичен, здесь «реальное» трансформируется в «фантастическое». Основной темой рассказа являются воспоминания главного героя - кузнечика Го-го, что совсем не связано с названием рассказа «Шаровая молния». Единственное, что хоть как-то указывает на это природное явление, лишь следующая метафора тучи «сдерживающий свою мочу, мальчишка», которая наталкивает Го-го на воспоминания.

К магическому реализму зачастую относят «Красный гаолян» Мо Яня, изобилующий элементами, присущими произведениям этого литературного течения. Вслед за Макондо Маркеса Мо Янь обращается к своей деревне Гаоми на севере-востоке Китая, чтобы создать собственный литературный мир. Мо Янь безгранично благодарен малой Родине, он отдает ей свою душу и сердце, например, в «Красном гаоляне»: «Я готов вырвать из груди пропитанное соей сердце, нарезать его на мелкие кусочки, разложить по тарелкам и вынести в гаоляновое поле. Припаду к земле и промолвлю: Полного здравия Вам! Полного здравия! [4, с. 1]. Действия многих произведений Мо Яня происходят в литературном пространстве Гаоми. Как любит подшучивать Мо Янь, его истории вынуты из Гаоми, этакого «дырявого мешка». В Гаоми он размещает события и действия, наполняя их чертами необыкновенных легенд, услышанных от деревенских стариков. Притчи, в которых он рассказывает о варварских кланах и местах, отличаются особой эстетической и поэтической ценностью. «Я слышал много рассказов, передаваемых из уст в уста в моем родном крае. В минуты отдыха, когда крестьяне возделывали поля, старики, бывало, садились на камни и начинали рассказывать разные истории. Кто-то мог сказать, что в 1937 г. именно на том самом месте японский солдат убил их сельчанина или же, наоборот, и пуля прошла сквозь него, оставив огромную, зияющую дыру в его животе. На следующий день другой старик мог пересказать эту же историю иначе и так далее. Каждый раз к этой истории добавлялось что-то новое. Чем больше пересказывали, тем богаче она становилась, а ее образы ярче. Постепенно история переходила в миф». Из такой устной и богатой формы сказания родился китайский магический реализм [2, с. 67].

«Реалистичность» магического реализма заключается в том, что в центре внимания автора всегда находится некоторое общество в определенной фазе его развития. У Мо Яня «Красный гаолян» представляет собой попытку найти семейные корни и пересказать историю рода на протяжении трех поколений. Мо Янь накладывает реальные исторические события (антияпонская война) на вымышленную историю «любви». Страсть сердца, которая ведет к сексу, насилию, убийству, противостоит принятым в обществе моральным устоям. Восстанавливая через романтические фантазии естественную картину того, как люди действительно жили, Мо Янь помогает создать новый вид мифа в литературе, связанный с землей и природой.

В «Красном гаоляне» герой, от имени которого ведется повествование, возвращается в дом предков в Гаоми, чтобы найти то, что он уже не знает, не помнит. Поняв историю его бабушки, дедушки и отца, он не только представляет их историю их глазами, но и заступается за их, идущую в разрез нормам, любовь и страсть.

В мояневском воссоздании мифа и романтическом видении прошлого неважно, что «реально», а что нет. Акцент делается на создании альтернативного понимания поступка человека, не испорченного современными ценностями. Повесть «Хуайбао сяньхуа дэ нюйжэнь» («Женщина с цветами») аналогично описывает страстную, «аморальную» любовь, но фантазийный сюжет произведения отражает душевные процессы человека, его существование в реальном обществе, где зачастую внутренние желания, стремления не соответствуют принятым нормам. В этом и заключается трагичность современной жизни, которая приводит главных персонажей повести к гибели. В повести Мо Янь поднимает философский вопрос, противопоставляя жизнь и цивилизацию, и показывает, как на фоне прогресса общества происходит жизненный упадок человека.

Одним из характерных признаков магического реализма является активное использование символов и образных средств. Мы помним высокий уровень символизма в произведении «Сто лет одиночества» Маркеса, где уже в самом названии спрятан глубокий смысл, аналогичный уровень мы можем наблюдать и у Мо Яня. В названии «Красный гаолян» заложен символизм всего произведения, его главный образ. Гаолян произрастает на севере-востоке Китая, где преобладают суровые, по китайским меркам, климатические условия. Мо Янь рисует алое, кровавое море гаоляна, символизирующее стойкое пламя жизни: «Люди поколения моего отца, жившие там, ели гаолян без особого удовольствия, но все-таки сажали много и везде. Поздней осенью, во время восьмой луны бескрайние поля красного гаоляна шумели и переливались, как море крови. Высокий и крепкий, от него исходило величие; холодный и изящный, очаровывал; страстный и влюбленный, буйствовал. Десятилетиями, однако, будто в один миг, тени алых фигур, словно ткацкие челноки, бегали меж гаоляновых стеблей, плетя огромную материю человеческой истории» [4, с. 4].

Гаолян - это один из самых жизненно важных продуктов крестьян на севере-востоке Китая, а в его зарослях люди спасали свою жизнь, боролись за свою Родину. «Здесь собрано все: и секс, и насилие, и жизнь, и смерть. Дикая сила и жизненная стойкость гаоляна становятся символом крестьянина севера Китая » [6]. Как описывает сам автор, «гаоляновое Гаоми великолепно. Печаль гаоляна трогает душу. В зарослях гаоляна бушует любовь». Эти три предложения совершенно точно передают всю суть образа «красный гаолян», образа, символизирующего весь китайский народ и конкретную личность китайца.

Стойкость жизни символизирует букет цветов в «Женщине с цветами». Мо Янь, используя яркие чувственно-описательные детали, смог передать этот образ. «Листья цветов были темно-зеленого цвета, а лепестки пурпурные и мясистые. И листья, и цветы были живыми, только что срезанные с каплями росы», «в букете было около десяти стеблей, на которых покачивались семь, восемь цветов размером с кулак, и 15 полураспустившихся бутонов, похожих на куриное яйцо». Эти цветы появились в душный, дождливый день, «от свежих и нежных лепестков веяло жизнью, а их фиолетово-красный цвет нес завораживающую силу. Казалось, они были не растениями, а живыми существами». Более того, цветы стали самым важным элементом в портрете женщины, «казалось, не будь этого букета, не было бы ничего» [3]. Главные же персонажи повести передают контрастные образы: мужчина олицетворяет реальное китайское общество, ограниченное множеством доктрин и догм, он представитель рационализма и морали, а женщина же - это свобода и бунт. В ней есть человеческое начало, не скованное цепями современного общества.

Образ свободолюбивой и сильной женщины, зачастую противопоставляемый образу слабого, немощного мужчины, присутствует во многих произведениях Мо Яня. Так, и в повести «Женщина с цветами» она молчалива, странна, в ней есть черты лисы-оборотня, «на ней было дорогое красивое ципао темно-зеленого цвета, с плеч свисал белый сетчатый палантин. Кисти палантина перепутались, а сам он был изрядно замаран. На ногах у нее были маленькие кожаные коричневые туфли, и хотя они были в грязи, их хорошее качество все еще проглядывалось. Они были и простыми, и роскошными, такими, какие носили дамы-дворянки у Льва Толстого», но, обладая магическими чарами, она сильнее и выше мужчины, она не приемлет никаких религиозных норм и общественных устоев, тем самым в ее магическом образе заключается самая настоящая, реальная и чистая жизненная энергия.

Переосмысление ценностей современного общества, преклонение перед предками проходит через все творчество писателя. В своих произведениях Мо Янь, переняв литературный опыт и приемы латиноамериканского «магического реализма», на национальной почве создал удивительный и особый восточный «магический реализм», более того, продемонстрировал разнобокий характер китайского народа.

Литература:

Земсков В.Б. Латиноамериканская литература как модель культуры // Латинская Америка. - 1991. - № 7.
Mo Янь. Сяошо дэ цивэй (Душа романа). - Шэньян, 2003.
Мо Янь. Хуайбао сяньхуа дэ нюйжэнь (Женщина с цветами). - Пекин, 1993.
Мо Янь. Хунгаолян цзяцзу (Красный гаолян). - Шаньдун, 2002.
Мо Янь. Шо ба Мо Янь. Кунцзю юй сиван (Пиши Мо Янь. Страх и надежда). - Шэньчжэнь, 2007.
Чжан Хун. Мо Янь сяошо дэ цзибэнь чжути юй тэчжэн (Основные темы и черты творчества Мо Яня) // Дандай цзоцзя пинлунь. - 1999. - № 5.
Mendoza, Plinio Apuleyo and Marquez, Gabriel Garcia. The Fragrance of Guava. - L.: Verso, 1983.
Vance Yeh, Catherine. Root Literature of the 1980s: May Fourth as a Double Burden // The Appropriation of Cultural Capital: China’s May Fourth Project. Cambridge (Massachusetts) and L., 2001.
Zamora Lois Parkinson, Faris Wendy B. Magical realism: theory, history, community. Durham (NC) / L.: Duke University Press. - 2005.

Л-ра: Вестник Бурятского государственного университета. – 2010. – № 8. – С. 134-137.

Биография

Произведения

Критика