«Это, в сущности, вся... жизнь»: Лев Ошанин
И. Смирнов
Четверть века звучит эта песня в праздники и будни, в концертных залах и на улицах и площадях.
Его имя мы по праву называем в ряду имен, лучших русских поэтов-песенников, у каждого из которых свой голос. Прав критик А. Бочаров, писавший, что «только тугоухий или намеренно равнодушный слушатель спутает мажорный, сверкающий смехом, радостью, силой голос Лебедева-Кумача и проникновенный, сердечный, мягкий по своим интонациям голос Исаковского, не сможет узнать поистине виртуозную сложность ритмики песен Л. Ошанина, умудрится забыть искренний, привлекающий своей неизменно дружеской шуткой лиризм лучших вещей А. Фатьянова».
Конечно, успех песен Льва Ошанина нельзя определить только одной виртуозной сложностью ритмики, хотя она и характерна для многих его песен. Но это— техническая сторона, взятая в отрыве от содержания. Можно назвать поэтов технично куда виртуознее Ошанина, однако их стихи песнями не стали. Секрет успеха песен Ошанина не только в оригинальный форме, но и в их общественной значимости и человечности.
Природа наградила Льва Ошанина удивительным песенным даром. К тому же поэт родился на Волге — самой песенной реке мира, в музыкальной семье. К этому надо добавить, что молодость поэта, его творческая зрелость совпали с событиями такой масштабности, что искра таланта не могла не вызвать песенного костра. Поэт большого трудолюбия, Ошанин для поддержания этого костра не жалел горючих материалов. Вот уже четверть века он дарит песню за песней. Лучшие из них и составили книгу «Сто песен», вышедшую в 1966 году.
Иные литераторы иронизировали по поводу выхода книги: почему именно 100, а не 99 или, скажем, не 107? Конечно, элемент нарочитости в названии есть, хотя поэт и обосновал принцип отбора песен: включены те из них, которые дают наиболее полное представление о его песенном творчестве.
Мне приходилось слышать и такое суждение: поэт остается жить одной-двумя песнями.
Экскурсы в историю русской песни в чем-то подтверждали правоту таких высказываний. Самое известное из написанного Рылеевым — «Ревела буря, дождь шумел..;», Н. Языковым «Нелюдимо наше море», П. Вяземским «Тройка мчится, тройка скачет...», И. Козловым «Вечерний звон». Можно сказать и о том, что поющие нередко вообще ничего не знают об авторе той или иной песни. Убежден: большинству ярославцев неведомо, что «Меж крутых бережков Волга-речка течет» написал наш земляк Матвей Иванович Ожегов. А ведь когда эта песня стала популярной, поэт-самоучка М.И. Ожегов был автором многих песен, распевавшихся хорами песенников. Что это были за песни? Когда родился, когда умер М.И. Ожегов? Ответить затруднится, пожалуй, и специалист, изучающий русское песенное творчество. А песня «Меж крутых бережков...» живет.
Да, в памяти народной многие поэты остались авторами одной-двух песен. Можно, однако, привести и противоположные примеры. Почти весь Пушкин положен на музыку. Любимыми народом песнями стали многие стихи Лермонтова, Кольцова, Никитина, наших земляков Некрасова, Трефолева, Сурикова. Десятки лет поются ставшие народными песни Некрасова «Что ты жадно глядишь на дорогу», «Назови мне такую обитель», «Не гулял с кистенем я в дремучем лесу», «Ой, полна, полна коробушка», «Меж высоких хлебов затерялося...»
Стало быть, ограничивать творчество поэта одной песней никак нельзя. Но сто песен! — случай, действительно, исключительный в поэтической практике. И ведь что любопытно: в книгу вошло далеко не все, написанное Ошаниным. Не включены вещи, не выдержавшие испытания временем, не зазвучавшие в полный голос, показавшиеся автору слабыми.
Сто популярных песен одного автора — это творческий подвиг поэта. Сам он сказал: «Сто песен — это, в сущности, вся моя жизнь».
Чтобы лучше понять творчество Ошанина, нужно хотя бы вкратце познакомиться с его биографией.
Лев Ошанин родился в 1912 году в Рыбинске, в семье служащего. Когда Льву было пять лет, семья переехала в Ростов Великий, а еще через пять лет — в Москву. Рано — после восьми лет учебы в школе — пошел работать. Был чернорабочим, токарем на чугунолитейном и механическом заводах в Москве, работал на обогатительной фабрике в строящемся Хибиногорске, там же — директором клуба горняков, журналистом. Потом — учеба в литературном институте имени А.М. Горького. Снятый с воинского учета по болезни, он участвовал в качестве поэта и корреспондента газет на Западном, 3-м Белорусском и Карельском фронтах. После войны много ездил по стране, не раз бывал за рубежом. Лев Иванович много лет ведет творческий семинар в литературном институте имени А.М. Горького. В комсомол вступил в 1931 году, член КПСС с 1944 года. В Союз писателей принят 7 ноября 1941 года.
Читатель может сказать: сухой, бесстрастный перечень биографических данных! И будет прав! Перечисление это мало что дает сердцу читателя, но, соприкоснувшись со стихами и песнями поэта, может ожить, заговорить выразительным языком
О городе своего детства Ошанин писал как о том чудесном мире, где:
Первый свет глаза мои ожег,
Где во сне Москву видали дети
И откуда, робок, тих и мал,
Вышел я однажды на рассвете
На московский Северный вокзал.
Самым ярким впечатлением детства осталась Волга. Пройдет много лет, будут созданы десятки песен, изданы стихотворные сборники, прежде чем поэт напишет одну из лучших своих вещей — «Течет Волга». А когда песня запоется страной, скажет:
— Мне всегда хотелось, написать песню о Волге... Но после удивительных старых народных песен о Стеньке Разине — у меня просто не поднималась рука... Я счастлив, что мне довелось написать эту песню. За это, кроме композитора и коллектива, в творческом содружестве с которым она была создана, я, прежде всего, благодарен моей родной Волге, перед которой всю жизнь чувствую себя должником.
В июне 1967 года я плыл с Львом Ивановичем по Волге на теплоходе «Союз». Поездка — тоже отработка «долга» перед родной Волгой: поэт выступал со стихами и песнями перед речниками, запасался новыми впечатлениями. От пристани в Мышкине теплоход отчалил под вечер. В Коприно сделали остановку — на ночлег. Удили рыбу (сказать честно, хоть Ошанин и был оснащен удочками новейшего образца, удача на рыбалке не сопутствовала ему). Жгли палюшку. Слушали Волгу. Провожали вечернюю зарю.
О себе Ошанин однажды сказал: «Скверное зрение». Мне показалось, на Волге Ошанин стал лучше видеть. А как волновался он, когда на горизонте стали вырисовываться очертания Рыбинска. Невольно приходили на память строки:
Сказала мать: «Бывает все, сынок,
Быть может, ты устанешь от дорог,—
Когда придешь домой в конце пути,
Свои ладони в Волгу опусти».
И, минуя припев, — еще две строчки:
Здесь мой причал, и здесь мои друзья,
Все, без чего на свете жить нельзя.
Здесь я говорю о чисто личном восприятии песни в тот конкретный момент. Ведь та песня кажется лучшей, в которой ты находишь что-то созвучное себе, чувствуешь, что она как бы для тебя написана. Мы подъезжали к городу, который мне был дорог не меньше, чем Ошанину, — к городу, в котором я учился, женился, в котором родились мои дети, к городу, где я впервые увидел Волгу. И ошанинские слова я считал как бы своими личными. Еще в детстве, в родной пошехонской деревне Кладово, я сделал открытие, что хорошие песни написаны если не обо мне лично, то о близких мне людях. Когда я слышал: «Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты», был убежден, что это о Ванюхе Звереве, которого с этой песней провожали в армию; когда запевали «Мыла Марусенька белые ножки», видел свою одноклассницу, которая любила в солнечный день сидеть на большом дресвяном камне посредине нашей речки Ухры, опустив ноги в парную воду.
До этой поездки песни и их автор жили в моем представлении как-то порознь: автор сам по себе, песни — сами по себе. Соединила их в моем сердце Волга. И песня о ней.
«Течет Волга» — необычна и по форме: песня начинается с припева, явление редкое! Правда, для самого Ошанина прием не новый: наиболее популярная из его первых песен «Дороги» (1945 год) открывается тоже припевом, раздумчивым, тревожным: «Эх, дороги, пыль да туман...»
Сперва мне показалось, что для песни о величавой реке первые две строчки несколько торопливы, поются в убыстренном темпе, слишком коротки для передачи длины Волги:
Издалека долго,
Течет река Волга...
Попробовал прочесть их как одну строку с внутренней рифмой — все стало на место, и даже рифма «долго — Волга» не звучала очень уж избитой. В конце концов, рифма играет большую, но не решающую роль. Не каждая рифма годится для песни. В обыкновенном стихотворении составная, к примеру, рифма бывает очень хороша, но петь ее трудно. Ошанин не стал искать вычурную рифму, а взял ту, к которой все давно привыкли, и это как бы помогло ввести читателя, слушателя сразу в суть дела: после слов «издалека долго» само напрашивается: течет... Волга.
Может, вовсе обойтись без рифм, как обходилась без них русская народная песня в пору своего рождения? Однако с развитием общества, его поэтической культуры развивались и песня, и рифма в ней — иногда до виртуозности. Вот строчки, которые полностью рифмуются:
Ты поди, моя коровушка, домой,
Пропади, моя головушка, долой.
И трудно, и радостна рождалась песня о Волге, было испробовано много вариантов, все лишнее отсекалось, в том числе и такие строчки, в которых упоминался наш город: «И Ярославль, и Хохлома опять сведут с ума». А родившись, песня завоевывала все новые сердца, особенно после того, как ее запела Людмила Зыкина, которая, по мнению Ошанина, «поет так, как будто она сама ее создала. Поет ее, как сама Волга, как сама Россия». Поет действительно превосходно.
Вот что я чувствую, вижу только за одной короткой фразой из сухого биографического перечня; родился на Волге в Рыбинске. Другие фразы тоже можно «расшифровать», но это очень хорошо сделал сам поэт в книге «Как создавалась песня» (издательство «Советская Россия», 1967 год). В книге рассказана история создания песен: «Дороги», «Бирюсинка», «Гимн демократической молодежи», «Вьюга смешала землю с небом», «Песня о тревожной молодости», «А у нас во дворе», «Красная гвоздика», «Пусть всегда будет солнце» и многих других. В книге поставлены важные вопросы создания песен, показана технология их написания.
Л. Ошанин замечает: «Песню нельзя приказать запеть». Я бы сформулировал эту мысль несколько иначе. Приказать — можно, и такие случаи были. Преподаватель рисования Перелыгин написал ура-патриотическую песню о военных событиях 1877—1878 годов.
По приказу начальства песню какое-то время пели в учебных заведениях. Пели. По приказу. Кто теперь знает эту песню? Правильнее будет сказать, что нельзя приказать, полюбить песню. Тут уж, насильно мил не будешь! Нельзя песню и запретить.
Создание песни — дело трудное. Об этом хорошо сказал Расул Гамзатов:
Вершина далекая кажется близкою.
С подножья посмотришь — рукою подать.
Но снегам глубоким, тропой каменистою
Идешь и идешь, а конца не видать.
И наша работа нехитрою кажется,
А станешь над словом сидеть-ворожить,
Не вяжется строчка, и легче окажется
Взойти на вершину, чем песню сложить.
Иным, правда, кажется, что песню сложить легко. Легкомысленное отношение к слову — одна из причин появления в большом количестве песен-поденок. Лев Ошанин горячо ратует за слова в песне, достойные хорошей музыки, приводит высказывание В. Лебедева-Кумача, сравнившего слова и музыку в песне с натрием и хлором, которые при соединении становятся солью. Ошанин пишет: «Спор о том, что важнее в песне — слова или музыка, — спор схоластический. Красивая фраза М. Исаковского о том, что музыка — крылья песни, а слова песни — ее смысл, на мой взгляд, неточна, а если разобраться, обидна и для слов (выходит, что они бескрылы) и для музыки (выходит, что она лишена смысла)».
Только высокая ответственность за песню обоих авторов — поэта и композитора, — талант и вдохновение могут привести к удаче. И прав поэт, говоря:
Я знаю, как песня родится. Как ранит.
Как все в ней до срока темно.
Как яростно спорят в ней два дарованья,
Пока не сольются в одно.
Делясь опытом создания песен, Ошанин вспоминает, как был написан «Гимн демократической молодежи». Оказалось, что припев «Гимна» противоречит всем законам песенного творчества, поскольку состоит из шипящих звуков;
Песню дружбы запевает молодежь,
Молодежь, молодежь.
Эту песню не задушишь, не убьешь,
Не убьешь, не убьешь.
Действительно, в припеве густо непоющихся «ж» и «ш», но тут они зазвучали в полную силу. Думаю, что этому помогла не только талантливая музыка композитора Анатолия Новикова, но и ударность слов, и соседство шипящих согласных с гласными «о», «у», к тому же согласные смягчились мягкими знаками в конце слов.
Разговор о певучести стихотворной строки — не праздный. По-моему, не только петь, но и читать трудно в песне М. Лисянского «Ярославская сторонка»:
С грузом уходят машины В первый свой рейс по стране.
Надо быть действительно тугоухим, чтоб не замечать этих «сгр», «рв», «св», «стр», сваленных в одну кучу. Я уж не говорю, что машины ярославского производства не уходят в свой первый рейс по стране давненько: с тех пор, как автомобильный завод стал моторным.
Еще М.В. Ломоносов обращал внимание на благозвучность и напевность песенного слова:
Искусные певцы всегда в напевах тщатся,
Дабы на букве А всех доле остояться;
На Е, но О притом умеренно иметь;
Чрез У и через И с поспешностью лететь...
Но как после слова «С грузом» лететь с поспешностью (хотя речь и о машинах идет), если путь песне преграждает шлагбаум из непоющихся «сгр», «стр», — и у трезвого язык заплетается!
Не везет Ярославлю на песни! Недавно я узнал, что «Песню о Ярославле» написал Павел Голосов. Скажу честно: он явно пренебрег законами песни, — иначе как могли появиться такие строки:
Говорят, неспроста,
Что Иван Калита
Помышлял тебя сделать столицей.
Можно сказать спасибо Павлу Голосову за напоминание о том, что Иван Калита «помышлял» сделать Ярославль столицей Руси, но слово-то явно не песенное! Едва ли просятся в песню и следующие строки:
И судьбою еной Не обижен, родной:
Опекаемый старшей сестрою,
Не по дням — по часам Ты растешь к небесам
Поднимая леса новостроек.
Тут все нехорошо. Нарушена пластичность: автору не удалось уложить мысль в первой половине куплета, и третья строка искусственно «отбита» от двух первых. «Опекаемый старшей сестрою» и «Поднимая леса новостроек», не многовато ли канцелярских оборотов для одной строфы? Дальше: если уж упомянул об Иване Калите, помышлявшем сделать наш город столицей Руси, то не грех бы вспомнить о дате основания Ярославля, «опекаемого старшей сестрою». Общеизвестно, что Ярославль основан раньше Москвы на сто с лишним лет.
Раз не получаются песни о Ярославле у местных авторов, то за перо берутся иногородние. В передаче «Песни о русских городах» по всесоюзному радио и в поезде Москва — Воркутахя услышал такую песню о Ярославле, сочиненную Вадимом Семерниным:
Я прославлю, я прославлю Этот город на века.
Ярославлю, Ярославлю Песня русская близка.
Какая самонадеянность! — прославить на века наш древний город невразумительным набором слов. Да нешто Ярославль настолько перестал быть русским, что ему песня русская всего-навсего «близка»? Кстати сказать, Некрасов отказался от термина «русская песня», — по этому поводу И.Н. Розанов заметил: «Какие же другие песни могут быть у русского поэта, как не русские, раз он говорит о русском народе?»
После этих раздумий о песне, вызванных книгой Льва Ошанина, хочется поговорить о балладах поэта-земляка. Одни из них близко примыкают к песням, другие поются, третьи представляют из себя маленькие поэмы. И не случайно в книге «Баллады» (издательство «Советская Россия», 1965 год) встречаем «Песню о тревожной молодости», «Течет Волга», «Дороги». Л. Ошанин оговорился в предисловии, что включает несколько песен балладного характера. Оговорки он мог бы и не делать, ибо многие песни Ошанина явственно несут на себе черты современной баллады: они и сюжетны, и романтически приподняты.
«Баллады» Л. Ошанина вышли в то время, когда в «Литературной газете» шла дискуссия о поэме. Принимавший в ней участие Илья Сельвинский попутно высказал свое отношение и к балладе. В статье «Возрождение жанра» он писал: «Схематический рассказ о событиях называется балладой. Поэма же не терпит схематизма: она вся в подробностях, в ней располагаешься с комфортом».
Думается, схематизм не главная отличительная черта баллады. Кому придет в голову назвать схематичными лучшие достижения баллады — «Песнь о вещем Олеге» Пушкина или «Воздушный корабль» Лермонтова?
В «Словаре русского языка» С.И. Ожегова о балладе сказано, что это — стихотворение особой формы, преимущественно на историческую, обычно легендарную тему. «Краткая литературная энциклопедия» наиболее существенными чертами советской баллады считает воспевание мужества подвига и трагическую гибель героя.
Но, как показала жизнь, для баллады вовсе не обязательна гибель легендарных героев, да и героями баллад могут быть обыкновенные люди. Это доказал, в частности, Лев Ошанин. В лучших его балладах есть и широта охвата событий, и романтическая приподнятость, и подробности, помогающие воспроизвести эти события, и авторские раздумья.
В предисловии к своей книге Ошанин пишет о современной балладе: «Очищенная еще в начале двадцатых годов Николаем Тихоновым от чертей и ведьм, она стала своеобразным сюжетным стихотворением, чаще всего романтическим, написанным крупными мазками». Правда, поэт оговаривается: стихотворением без внешней психологизации и отступлений.
Но вот «Баллада о начальнике района». Тут не просто пересказана жизнь старого строителя, уходящего на отдых: тут и раздумья над прожитым, и сожаление о том, что личная жизнь получилась не такой уж полнокровной, поэтому-то так неожиданно и звучит его пожелание, своему преемнику: «А любовь берегите».
Еще больше психологизации и отступлений, подробностей и раздумий в «Волжской балладе» и в «Балладе о кузнеце». В основу этих произведений легли события истинно драматические. В самом деле, русская женщина ждет с фронта мужа, пусть он вернется даже калекой. Получив известие, что муж находится в саратовском госпитале, едет туда. И вот увидела она: человек лежит без рук и без ног, с перекошенным, серым лицом. Взяла домой и такого.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
Все втроем поклонитесь ему!
А потом вдруг домой возвратился хозяин, живой муж.
... Бели будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденной час
Два солдата, сидят за столом.
Как видим, нет ни трагического конца, ни легендарного героя: великий душевный подвиг совершила простая русская женщина, человек большого и светлого сердца.
Не столь давно Лев Ошанин был в родных местах, читал свои стихи в Рыбинске, Ярославле и Ростове. Неизменным успехом пользовалась «Баллада о кузнеце». Это произведение рождает много чувств. Да, человек совершил убийство. Тяжкую ответственность взял на себя. Но убитая им сама была убийцей, посягнувшей на жизнь ребенка. Односельчане кузнеца встают на его защиту, утверждая, что им было совершено не убийство, а правосудие.
Но опять шумит и спорит Несмолкающий народ.
Вот какое вышло горе. Тише, люди. Суд идет.
Суд в балладе не выносит окончательного приговора, он как бы оставлен на рассмотрение читателя. Правосудие ли? Все-таки — «вот какое вышло горе»...
Иногда поэт задает вопросы читателю, вызывая, его на откровенный разговор. «Друг без друга им быть уже нельзя, а вместе «можно ли быть?» — так, например, заканчивается «Баллада об одной женитьбе». Но ведь для того, чтобы о чем-то спросить, не обязательно ставить вопросительный знак, — нередко и восклицания таят в себе много нерешенного.
Широк круг тем, которые вдохновили поэта на создание этой книги. Многие из них, что называется, сами просились в баллады. Это — бессмертие народа в партизанской «Балладе о Сергее Кускове», это — рассказы о рубашке, которую подарил поэту Пабло Неруда, о продаже за океан картин Ренуара, о гордой и горячей любви в «Балладе о двух гордецах».
Лев Ошанин издал много стихотворных сборников, вместе с Е. Успенской написал несколько пьес. Одна из них — «Твое личное дело» шла на сцене театра имени Ф.Г. Волкова. Не преуменьшая значения лирических стихов и пьес (а Ошанин поэт-лирик), все же скажем, что не они принесли ему славу. «Мне везло, — написал поэт, в предисловии к книге «Сто песен». — Я встречался со многими своими песнями. А однажды слышал, как одну из них пел на разных языках миллион человек, собравшийся в Берлине на заключительный митинг третьего Всемирного фестиваля молодежи».
Ключ к разгадке этого везения в активной творческой позиции талантливого поэта-песенника, на слова которого писали музыку талантливые композиторы. Песни находят талантливых исполнителей и подхватываются народом.
Л-ра: Смирнов И. Земляки. – Ярославль, 1870. – С. 71-82.
Произведения
Критика
